Где похоронены ангелы?ПовестьРоман Кулиев
Где похоронены ангелыПовесть
Часть I
Тогда я неторопливо шел по узкой тропинке, которая вот-вот замыкалась краями у старого колодца. Трава вокруг была не большой, но росла чертовски обильно. Тучи сгущались и вскоре серость тенью окутала рощу и уходящую в город дорогу.
В дали эхом раздались грозные колокола, и шепотом ветра донеслись до меня. С голых ветвей тронулись вороны неразборчиво ворча и нагоняя еще более пронзительную печаль на сердце.
С неба пали первые холодные капли. Наступал дождь.
Я обернулся в сторону Великой Спасительной Стены, которая всем своим размером и убеждающей одним видом несокрушимостью: давала понять, сколь ты не значим. Она была выложена из одного серого, широкого кирпича и как рассказывали Последователи начилась еще в десяти метрах под землей, и как я мог видеть заканчивается в двадцати над ней. Численно было ровно двадцать кирпичей, которые лишь в высоту протягивались на метр, не говоря уже о длине! Это были просто огромные выбитые прямоугольниками куски бетона. То, как возводилось это я держал по прежнему без ответа.
Великая Спасительная Стена, или как ее еще называли Стена Спасителя проходила вокруг всего города и не имела ни ворот ни окон. Она была совершенной и непреодолимой преградой для всего живого, кроме птиц, которых зачастую отстреливали солдаты.
Колокола повторно ударили и разнеслись глухим эхом. Это означала одно: скоро вечер, а 22:00 наступает комендантский час и если я не успею домой к его началу, то меня заберут в Следственный Отдел, где будут допрашивать от имении Иисуса и Святого Отца высокие мужчины в черных плащах и белоснежных масках с прорезами у глаз и рта. За тем если сочтут меня подозрительным, или преклонно-нечестивым, то заклеймят щеку полу-овалом с вытянутым крестом посередине.
Поймав снова: пометка дополнится еще одним клеймом, и на вашей щеке будет красоваться полный целый выжженный, нагретым до 350 градусов куском железа овал, который растопит кожу, под шипение вытекающего струями жира изувечит нервные окончания и оставит часть лица в застывшей холодной гримасе.
Последующий проступок, вроде драки, черно-торговли или не дай Бог кражи, влечет изгнание из Города Праведников. Как правило: человека связывают и на канате спускают со стены вниз, вычеркнув его из всех документов: из церковных журналов, учетных книг, его имя стирается везде где могло быть, из газетных статей, дневников летосчисления, доски почета. Нарушителя не было. Если ты упомянул его в праздничной речи, разговоре, или вдруг написал о нем то на тебя ложиться пристальный взор Божественной Службы. И тебя заклеймят, будь уверен заклеймят, а для гражданина нет страшнее кары, чем изгнание из Города.
Жил я вовсе не далеко, но одна мысль о клейме заставила ускорить шаг. Спустив козырек шляпы на глаза и приподняв до носа шелковый шарф я направился к городу, уставившись ровно на серую потресканную землю. Колокола снова раздались монотонным эхом над городом. Показалось, что тучи над головой складываются знакомым, но давно позабытым силуэтом. Напоминало птицу но я твердо был уверен, что птицей силуэт не являлся. Он отражал совсем другое
Через каких-то десять минут я уже проскочил в подъезд под недавно начавшимся ливнем, повесил куртку на крючок у старой выцветшей от времени двери, обошел умеренно пустую, но нормальную по меркам нашего спасенного общества комнатку и пододвинув старое кресло, скрипя ножками об пол, поближе к окну, вывел громкость приемника на максимум. Из маленького динамика доносилось «Аллелуя». Я заварил крепкое кофе, аромат которого разнесся по всей комнате до самого подъезда и приземлился на кресло тоскливо смотря на улицу из грязного окна и притупил беспокойство под мелодичную музыку.
Внезапное обращение перебило песню из приемника. Раздался уверенный мужской голос, который приходилось слышать из за дня в день на протяжении целых пятнадцати лет:
«Добрый вечер всем братьям и сестрам!»
«Интересно» подумал я «то что за столько времени голос, тембр вовсе не поменялся. Ни добавилось не хрипотцы ни дрожи. Все осталось ровно таким каким оно было в прошлом»
«Город праведников отмечает Сорок пять тысяч восемьсот сорок два дня с момента его основания» про констатировал голос -«по воле Господа нашего и Сына его Иисуса Христа!»
Речь диктора остановилась и около десяти секунд играли простые церковные колокола, затем следовало продолжение:
«Завтра воскресенье, братья и сестры, мы в лице наших Последователей ждем вас всех на Богослужении! Богослужение Господу нашему будет принимать Верховный Последователь Авраам Якоб! Всем жителям Великого Города собраться на площади мучеников в полдень! Слава Господу нашу и Последователям!»
Приглашение закончилось и безмолвие диктора подхватили удары колоколов. Моя душа спокойно кочевала в раздумьях, а тревога, что мучила у Великой Стены растворилась с ливнем.
Все таки, как же диктор, если конечно же он один, сохраняет свой голос в таком виде? Хотелось бы узнать. Очень хотелось.
Заиграла Симфония Бетховена (какая именно не помнил),и я устало припал к спинке кресла. По окну медленно стекали прозрачные капли, искажая под собой картину улицы. Дома белого и серого цвета выложенные массивными кирпичами покрыли тенью высохшую желтую траву, которая пахла никак свежестью, сколько подвальной сыростью; над крышами растиралось бледное небо с скрытым за пеленою солнца, тучи кудрями развелись по ветру и опустились над городом.
Я медленно встал, расстегнул две верхних пуговицы своей рубашки, подойдя к книжной полочке, где одиноко лежала под слоем пыли Библия. Я от удрученной скуки взял ее, развернул корочкой наизнанку и посмотрел на дату печати.
Судя по всеми типографию книга покину в прошлом году, а значит эта Библия уже некуда не годится.! А отличается она не особо от той, что печатают сейчас. По хорошему ее нужно сжечь и забыть про то что она вообще была когда то.
Я и сам приложил к этому руку. Я был элитой, хотя эта элитность не затмила моих глаз. Три года работал в совете управления, где разгребал старые пожелтевшие бумаги судебных дел, а потом меня перевели в секретный штаб «Слово Божьего», где мы с компанией незнакомых мне людей, как правило на работе покрывали свое лицо шелковыми масками с перекрестием на лбу и сидя за дубовыми столами освященными настольными лампами едким желтым светом: писали новую Библию.
Письма с требованиями запечатанные самим Авраамом Якобом вскрывались, содержимое переписывалось в тетради, а письмо мгновенно сжигалось. Мы (а нас было ровно семь человек) каждый раз стояли перед камином и смотрели сквозь прорези на масках как письмо медленно
съеживалось, чернело и оборачивалось пеплом. После синхронно, действиями выточенными до автоматизма перекрещивались и хором подхватывали: «Слава Господу нашему, сыну ему Иисусу Христу-спасителю нашему и Высшему Рабу Его Последователю нашему, Просветителю нашему Аврааму Якобу!». Договорив последнее слово мы садились за столы и переписывали Библию.
Например вспомнилось внезапно как только некий «нечестивый» в прошлом году сильно загрязнил водохранилище и воды стало ужасно не хватать, в письме пришло неотложное требование Авраама Якоба от лица Господа, добавить новую строфу: запрещающую использовать воду на мытье чаще одного раза в две недели на человека.
Новая Библия вышла с строками:
«И Сказал Бог, что священна всякая вода и грех страшный омывать тело свое боле раза на два воскресенья»
Через месяц недостаток пропал, хотя город охватило зловоние.
Вспомнив то время меня несколько передернуло и решив уйти от раздумий прочь я поставил чайник на плиту (вовсе позабыв про кофе) и медленно свалился на постель. Уставившись в потолок, пытаясь прогнать остатки переживаний с прогулки я медленно расстегнул рубашку и провел ладонью по усталым глазам. Музыка в приемнике сменилась повторным приглашением на Богослужение.