Последний источник, найденный мною на аукционе, представляет собой помятый экземпляр «Журнала Великой армии», грубо отпечатанный в Смоленске. В нем с замечательной искренностью воспроизведены сообщения французской и русской сторон о ходе сражений. Вполне очевидно, что каждый заявлял во всеуслышание о собственной победе, однако больше всего трогают не эти триумфальные восклицания, а сами изорванные и пожелтевшие клочки бумаги, пересекшие огромные русские просторы в потертой и обледенелой сумке и донесшие до нас весть о «победе Великой армии», над которой я нынче поднимаю занавес.
Валери Жискар д'Эстен
1812
Глава I.МОСКВА, ЧЕТВЕРГ, 17 СЕНТЯБРЯ
Все взгляды были прикованы к углу центральной площади Кремля перед Успенским собором, пестро убранным луковичными куполами. Из-за выступа стены Патриаршего дворца виднелась небольшая терраса, окруженная балюстрадой из черного кованого железа, от нее к площади вели три лестничных пролета. Там, за балюстрадой, прислонившись спиной к стене, на каменной скамье сидел император Наполеон в обычной черной шляпе, украшенной сбоку трехцветной кокардой, зеленой куртке и белых кюлотах гвардейских егерей. Он следил за толпой гуляющих безразличным взглядом, всем своим видом показывая, что мысли его заняты другим.
Толпа состояла сплошь из одних военных, больше офицеров, чем солдат. Они позволили себе роскошь прогуляться, пока выдалась краткая передышка, в залитый солнцем и отливающий синевой полдень, спустя три дня после того, как их авангард вошел в наконец-то покоренную Москву. В толпе не было видно ни одного человека в штатском, ни одного русского простолюдина в затянутой поясом рубахе. Зато здесь играли всевозможными оттенками мундиры Великой армии: от аспидно-синих артиллерийских до темно-синихгвардейской пехоты. Кавалеристы сняли с себя металлические кирасы и облачились в жилеты ярко-красного цвета. На серых фетровых киверах итальянских вольтижеров красовались длинные перья.
Военные тотчас заметили присутствие императора, однако притворялись, будто не видят его, или же ограничивались тем, что украдкой поглядывали в его сторону, чтобы не нарушить его уединенные размышления.
Немного склонив голову к белому жилету, Наполеон время от времени вытягивал перед собой ноги, стиснутые высокими сапогами с наколенниками из черной кожи. Внезапно он вскинулся и окликнул проходившего мимо военного громким, слегка раздраженным голосом, в котором слышался отзвук подхваченного им в Москве насморка:
Генерал Бейль, подойди! Мне нужно с тобой поговорить. Хочу сказать, почему я распорядился тебя разыскать.
Адъютант императора действительно маячил рядом с офицером, к которому он только что обратился.
Подойди, подойди,повторил император, нетерпеливым тоном, с заметным корсиканским акцентом.
Офицер неловкой походкой преодолел три лестничных пролета, которые вели к маленькой террасе. Это был человек высокого роста, худощавый, черные пряди волос выбивались из-под шапки, украшенной ниспадавшим набок помпоном. Он замер по стойке смирно и отрапортовал твердым приятным голосом:
Полковник Бейль, сир, командир 2-го гвардейского конно-егерского полка.
Не полковник,возразил император властно, однако приглушив голос, чтобы не услышали посторонние,не полковник, а генерал! Тебе, вероятно, известно, что в моей власти назначать генералов! С этой минуты ты генерал Бейль. А может статься, пойдешь еще дальше
Молодой офицер стоял не шелохнувшись с широко раскрытыми глазами. Не зная, как реагировать, он изобразил приветственный жест и поднес руку к шапке.
Благодарю! Рад стараться, сир!произнес он.
Не благодари,отрезал император.Я скажу, почему назначил тебя и какое задание тебе предстоит выполнить.
* * *
Прежде всего присядь. Напротив меня на карнизе есть место. Не люблю, когда приходится задирать голову к собеседнику! То, что я тебе скажу, совершенно секретно. Я знаю, что могу тебе довериться, однако это необычная тайна. Самое главное, не заводи об этом разговор со своим начальником, маршалом Даву. Я сам его извещу, когда придет время. Итак, я принял решение: через два дня Великая армия выступит из Москвы. В этом ужасном городе больше нечего делать!
Пока император говорил, несколько черных клубов дыма поднялись столбом в еще синее небо.
Смотри!продолжил Наполеон.Это пожары, которые запалили вышедшие из тюрем разбойники по приказу этой скотины Ростопчина! Но не они заставят нас уйти! Они предпочли бы караулить нас, придумывая, как бы нас ослабить, и выжидая момент, когда мы покинем этот проклятый город, чтобы уничтожить нас, как только выпадет первый снег. Вот почему я решил застать их врасплох, ускорив наш отход. Сегодня вечером я отдам приказ о проведении большого парада у стен Кремля завтра в полдень. Это послужит поводом для приведения войск в походный порядок, и первые полки тотчас отправятся в обратный путь. Я еще не решил, кто поведет авангард.
Выбираю между храбрецом Мюратом, мастером маневра Даву и, быть может, маршалом Неем. Необходимо соблюдать секретность, чтобы русские не успели устроить засаду. У пойманных шпионов,ибо в этом городе не осталось больше никого, кроме поджигателей, проституток и шпионов,мы выведали, прежде чем расстрелять их, что русское командование распорядилось о направлении к Москве Южной армии, находящейся в Молдавии, на границе с Турцией. В ее рядах много казачьих отрядов, у которых прекрасно получается преследовать наши войска.
Тон императора стал резче, черты лица заострились, как всегда в минуты напряженных раздумий. Время от времени он бросал взгляд на пеструю толпу военных, которые неспешно прогуливались по площади и, казалось, наслаждались выдавшимися спокойными минутами в этом величественном завоеванном городе, несмотря на клубы дыма, по-прежнему заполнявшие небо.
Прежде чем я скажу, чего жду от тебя,продолжил император,я расскажу тебе, как принял решение немедленно покинуть Москву. Несколько раз я приходил к мысли, что эта войнаошибка, подобная другим промахам, которые я, возможно, допустил, например в испанской войне. Истинное положение вещей стало открываться мне, когда я покинул Дрезден. В Дрездене я был императором Европы! На моей стороне стояли австрийский император, прусский король, итальянский вице-король и все германские владетельные князья. Они были у моих ног, вместе со своими супругами, слышишь, у моих ног! Я мог бы остаться там и укреплять союзные отношения, которые того требовали. Но я ощущал, как мною движет желание неодолимого господства. Я хотел покончить с угрозой, которую для Южной Европы представляли орды северных варваров. Я не причислял к этой угрозе Александра: мы с ним обо всем договорились в Тильзите. Тогда я еще был расположен вести переговоры и знал, что и он со своей стороны к этому готов. И в то же время оба мы чувствовали, что война неизбежна: для него по причине разочарования его народа, который не смирился с поражением и призывал к реваншу, а для меня потому, что я не для того пересек Европу с огромной армией в пятьсот тысяч человек,самой большой армией, какую видывал свет,чтобы она ловила рыбу в Немане! Война стала неизбежностью! Переправляясь через Неман, я представлял, что совсем скоро встречусь с армией Барклая-де-Толли, разобью ее в одном или Двух сражениях, и мне откроется дорога для быстрого марша на Москву. Этого не случилось. Русские решили отступать, стараясь замедлить наше продвижение. Хочу тебе кое в чем признаться. Когда мы прибыли в Витебск и я расположился во дворце дяди царя, князя Вюртембергского, у меня случился приступ малодушия. Нам никогда не догнать русскую армию, подумал я. Стояла страшная жара, и оставшийся отрезок пути казался мне чересчур длинным. Кавалерийский корпус, поставленный мною во главе армии, сильно страдал от нехватки фуража. Проезжая в своей коляске, я видел сотни лошадиных трупов по обе стороны дороги. Я сказал себе, что нужно остановиться, дать армии отдых, устроить польские дела и подготовиться к кампании, которую мы проведем в следующем, 1813 году. В течение двух недель, проведенных мною в Витебске, я чувствовал, что в моем окружении нарастают сомнения, и решил посоветоваться с генералами. Князь Невшательский, Дюрок и Коленкур полагали, что нам стоит остановиться. Но на дворе стоял июль. Не идти же нам на зимние квартиры! И ко мне вернулась решимость. Русская армия не могла без конца бежать перед лицом неприятеля. Она должна была предоставить нам случай сокрушить ее. Именно тогда я принял решение возобновить наше наступление. Дважды русские пытались нас остановить. В первый раз перед Смоленском. Это было глупо. Барклайде-Толли плохо подготовился, и это стоило ему поста командующего. Мы их разбили благодаря превосходному маневру Даву. Ты принимал в нем участие, полагаю?