- Эй, а у тебя тоже конь? - спросил новоявленный риттер инструктора.
- Лошадь - ответил тот.
- И зачем я это спросил? - подумал Паша, привыкая к своему новому положению.
Не спеша проехали по дороге, на которой какой-то дачник уже исполнял функции навозного жука, собирая конские яблоки. Новорожденный всадник посмотрел на него сверху вниз и понял сразу смысл многих поговорок. Поневоле взгляд стал этакий высокомерный, "как с коня посмотрел". А ведь и впрямь с коня. И да "пеший конному не товарищ" - это тоже сразу чувствовалось. Лошадка впереди вроде прибавила ходу и хоть и не бежала, а скорость прибавилась явно. Ну да, пешком хрен поспеешь. И сидеть вроде вполне удобно, непривычно, но седло сделано с таким многовековым уважением к человеческой заднице, что как влитая разместилась. Куда там дурацким дизайнерским изыскам компьютерных кресел, в которых спину ломит уже через полчаса сидения. Марк без всяких понуканий припустил следом за своей напарницей, четко выдерживая курс и держась строго сзади лошадки. Паша даже получил возможность осматриваться по сторонам, любоваться ландшафтом, довольно унылым, окраинным, но все же. Нет, конечно, скорость маленькая, куда там машине, но вот проходимость впечатляет. Свернули на тропинку. Копыта стали стучать глуше, земля гасила звук. Впечатлений масса и все необычные! И, черт возьми, это было приятно.
Тут Марк потянулся мордой к круглому крупу подруги и вроде как тяпнул ее зубами. Выглядело это рутинно и привычно, вероятно такое конь делал часто. А потом подобрался поближе и повторил. Кобыла как-то привычно фыркнула и лениво, словно бы по обязанности, взбрыкнула, не то, чтоб стараясь лягнуть коня, а как-то так, опять же "работая по протоколу". Совершенно неожиданно для Паши мощное копыто с подковой, показавшееся здоровенным, как суповая тарелка, мелькнуло совсем рядом с его коленом. Вроде бы и не зацепило, но почти сразу стало саднить. Глянул, штаны целые, только чуточку сухой пылью запачкались, самую малость, а вот ощущение словно ссадило таки кожу изрядно. Тут Паштета охолонуло, потому что только через минутку до него дошло, что простые соседские забавы этих лошадей и коней могли бы ему обойтись куда как дорого, например - разбитым коленом. Пролетевшая мимо подкова была настолько весома и впечатляюща, что понимание различия в мощи между человеком и могучим животным заставило сжаться сердце в опоздавшем страхе.
Потянул уздечку на себя. Конь отнесся к этому движению совершенно наплевательски, явно желая продолжить игривые забавы. Натянул узду посильнее, сильно сомневаясь в том, что такое воздействие поможет. Больно уж очевидна была противостоящая мощь - громадная башка, могучая шеища. И тоненькие ремешки в куда как менее мускулистых руках.
Конь, тем не менее, застопорился, как-то покосился не очень хорошо. Некоторое время шел как должно, но как только трава вокруг тропинки стала погуще, коняга встал как вкопанный и стал с аппетитом щипать что посочнее. Паша стал не очень решительно пихать этими самыми шенкелями, то есть пятками, дергать за уздечку и вежливо уговаривать зверюгу. Тот неохотно оторвался от травы и потопал не спеша дальше, дожевывая свисающую из пасти траву. Паша не мог понять, как с вложенным в пасть железным мундштуком, конь аппетитно жевал как заведенный.
И как только дожевал - тут же опять встал стоймя. Следующие полчаса ехидный конюх, посмеиваясь, наблюдал за титанической борьбой наездника со стихийными силами природы. Эта битва совершенно вымотала Паштета. И теперь он понимал, что чертов конь - не только бессловесная скотина, но и, будь он неладен, вполне себе личность со своим характером, своими привычками и даже - со своим чувством юмора. Во всяком случае, определенно с иронией конь периодически посматривал на седока. Удавалось ненадолго отрывать его от пиршества, но идти, как положено, зверь никак не хотел. То есть вроде как и повиновался, но так, что Паштет не мог точно сказать, кто все - же верховодит в этой ситуации? Он - конем или наоборот?
- Простая штука. Либо ты управляешь - либо тобой управляют. И никак не иначе. Либо ты себя чуешь главным - и он тоже это сразу почует тоже. Либо ты себя недостоин. И тогда никакой власти у тебя не будет. Прутиком попробуй. Только не сильно. Больно лупить не надо. Обозначь себя - сказал лошадник.
Паша вздохнул. Громадность и своеволие коня производило на него подавляющее впечатление. Размер явно имеет значение.
- Соберись. И давай.
Тут конь потянулся к особо привлекательному на его взгляд пучку травы и, пройдя по краешку канавы, мягко перевалил через нее, отчего Пашу сильно мотануло в седле и весьма пугануло дополнительно. Пугануло - но и разозлило. Осторожно шлепнул прутом по необъятной заднице Марка. Конь покосился вопросительно.
- Вот нечего тебе жрать тут! Пошел, Марк, пошел! - и потянул узду. Помедлив пару секунд, получив еще раз по крупу прутиком (честно говоря, Паша подумал, что сам бы от такого прутика ничего бы не ощутил) и к радости всадника зверь таки пошел куда надо. Еще раза три он явно проверял - не получится ли все - таки повернуть по-своему. Паштет был на стреме и всякий раз пресекал неповиновение все более и более решительно, удивляясь тому, что конь повинуется такому жалкому средству воздействия, как никудышный прутик. Устал, как будто не на коне ездил, а мешки тяжеленные таскал на горку. Доехав до уютного местечка с травой вполне съедобного вида, конюх спрыгнул со своей лошадки, пустив ее пастись. Паштет постарался слезть с седла по возможности так же ловко, но получилось не очень. Впрочем, все-таки слез и не упал и не запутался в узде или стременах. Марк тут же присоединился к подружке, захрумкали аппетитно.
- Мундштук не мешает? - удивился Паша.
- А там беззубый край челюсти. Спереди резцы, сзади жевательные, так что вполне жуют. Как впечатления?
- Мощь! И он явно сам что-то думает.
- А то ж! Голова-то вон какая большая. В первый раз на коне?
- Да. Действительно - на коне - засмеялся Паша.
- Всерьез учиться хочешь? - деловито осведомился конюх.
- Не получится. Переезжаю скоро - в довольно глуховатые места. Там, возможно, придется на лошадях ездить, так не хочется быть совсем уж дебилом пахоруким. Потому хочется быть хотя бы в общих чертах уметь. И кормить и поить и запрягать. Я прекрасно понимаю сам, что толком моментально не научишься, как всякое серьезное дело все в тонкостях важно. Дьявол всегда в деталях.
- Это ж где такой конский рай?
- Извини, пока сказать не могу. Ну, так как, будешь меня обучать?
- Будешь работать - сам научишься. Помогу, конечно, мало нас, лошадников. Так, глядишь, больше будет.
Странное это было ощущение - опять вроде как попадаешь в какую-то новую стаю.
То, что начал возиться с ножевым боем, сблизило с этими бугуртщиками, стали вроде как почти за своего держать, теперь вот видно с лошадниками одним мирром мазан будешь. Ну, или чем иным пахнуть, но за своего все равно примут. Запах - то от лошадок был сильный и терпкий. И что-то такое из забытых прошлых времен этот запах будоражил. Только Паштет не мог понять - то ли от предков - пахарей, то ли конников это стучалось из памяти. Но точно чуял - запах лошадиный знаком издавна. И вообще - странно это все было - и незнакомо вроде и что-то этакое ощущалось, что как раз таки - знакомое, но здорово забытое.
- Только ты имей в виду, что работать придется много, а я не так чтоб видный эксперт в конном деле. Потому научишься, конечно, чему-то, но все равно особо не рассчитывай, что станешь опытным наездником - лошадки разные, у всех свой характер, потому, если на спокойной коняшке ты все отработаешь - и повороты и прыжки и преодоление препятствий, то лошадка строгая, а уж тем более капризная - вполне может тебе и гадость устроить и покалечить даже. Держи ухо востро, когда незнакомая особь попалась. А то полетишь стремглав, а лететь - сам видел - высоко! Да и укусить может, и лягнуть. И то и другое - не сахар, можешь мне поверить - раздумчиво сказал конюх.
На обратном пути Паштет уже приноровился к управлению конем, выбрал лучший алгоритм действия уздой, пятками, которые как оказалось, носили гордое название 'шенкеля' и - как крайнее средство воздействия - прутиком. Судя по реакции коня прутик он воспринимал как крайнее средство недовольство всадника. Видимо так воспринимал - что дальше только на колбасу могут пустить, и Марк перестал чудить, шел ровно, а в конце даже и припустил следом за побежавшей к конюшне подружкой. Не галопом, но вполне себе рысью. И странное было ощущение - вроде как автомашина и быстрее и мощнее, но в ровном беге четвероногого была своя прелесть, почему-то управление одной живой лошадиной силой как-то впечатляло больше, чем десятками механических ЛС. Даже и непривычно. Все-таки металл не передавал ощущения мощи так, как живое существо, бугрившееся переливавшимися под гладкой шкурой мускулами. Может быть потому, что тут речь шла о живом создании, со своими хотелками и своим разумом?