"Да вы с ума сошли - завопил возмущенный кот - там же живые мыши и крысы!!!" - неожиданно всплыло в памяти у чуточку очумевшего Паштета. Он ожидал, что бравые вояки втайне мечтают о лаврах кнехтов первой линии. А оно оказывается - нифига и совсем наоборот. Один, хмыкнув, тут же сказал, что ему надо еще кредиты выплачивать, а там, в прошлом он бы мигом сдох от холеры, чумы или еще чего такого же антисанитарийного. Его приятель, алебардщик, заржал и упрекнул приятеля в зазнайстве и гордыни, присовокупив, что помер бы тот, скорее всего, от банальной дизентерии. Помирать от дизентерии мечнику показалось позорным, и он долго упирал на более благородную даму - Чуму, Черную смерть, но в итоге оба сошлись на холере. Паша сидел с открытым ртом. Он отлично помнил по нашим реконам, как те рвались хоть на пять минут оказаться там, где их реконструкция не заставила бы окружающих крутить пальцем у виска. Особенно это было заметно среди фанатов Наполеона, которые очень огорчались тому, что сами французы не рвутся изображать своих предков на поле Ватерлоо и потому практически все войска Великой Франции там состоят из русских и поляков. Впрочем, на сам вопрос немцы ответили ясно и точно - нет, не хотят. Война - это война, а спортивное хобби - совсем другое. Там нет комфорта и безопасности, а тут - есть. Ну, не отнять трезвого подхода к вопросу, хотя тут Паша понял, что поддали они уже крепко, потому что алебардщик докопался до официанта, прибывшего с новым грузом живительного питья, со странным вопросом: является ли "Vinaigrette Stallone" блюдом из их итальянского меню. Тут даже вышколенный официант несколько растерялся. В первую голову, наверное, потому, что вопроса не понял и стал переспрашивать. Совместными усилиями, разобрав это странное красное кушанье доперли до того, что так мудрено немец обозвал обычный винегрет. Тут уже пошло проще и официант сказал, что именно это кушанье хитрый актер Сталлоне вложил, как свой фирменный салат в сеть ресторанов "Планета Голливуд". Но сам Сталлоне немножко не итальянец, так что нет - в меню их ресторана винегрета нет. Вот пиво хорошее - есть.
С этим постулатом все согласились, и следующий тост пошел уже без всяких вопросов. Немцы были явно довольны жизнью, и теперь разговор опять пошел в сторону кушаний. Тут вдруг алебардщик взял и брякнул:
- Sie selbst und ihre Traditionen nicht zu respektieren. Das ist seltsam. (Вы не уважаете себя и свои традиции. Это - странно).
Паша не понял, переспросил. Немец, как показалось, немножко свысока - пояснил, что вот ему странно, что такие сложности возникли с простеньким вроде бы угощением. Ему совершенно непонятно - как бы в Германии было бы нельзя попить пива с колбасками и пришлось бы тащить колбасы в итальянский ресторан. А тут - вон как все непросто получалось. Хотя сушеная рыба - это пикантно и вкусно, хотя и чертовски необычно.
- И полезно. Рыба - она полезная. Я ем рыбу, потому что она полезна - влез в разговор уже изрядно захмелевший мечник.
- У вас есть своя экзотика. А вы ее стыдитесь, зато русских туристов полно во всяких экзотичных забегаловках в других странах. Я видел, как ваши с аппетитом тараканов ели. Вы вообще все свое почему-то не любите. Ты про этих "попаданцев" спрашивал. Это странно - не торопясь выговаривал Паштету алебардщик.
- Почему странно? - переспросил собеседника Паша.
- Вы не делаете свою жизнь сейчас. Зато рветесь куда угодно, чтобы что-то делать там. Что вы можете сделать там, если не можете здесь? Это интересное приключение - кушать сухую рыбу в итальянском ресторане. Мало кто из наших соотечественников на такое отважился бы. Мне понравилось, это оригинально - посмеиваясь, сообщил немец.
- Черти бы тебя драли - подумал Паштет. Сказанное бесцеремонным немцем было неприятно слушать. Вдвойне неприятно, что, к сожалению, чертов алебардьер был прав. Для самого Паштета было неприятным открытием. что в пределах досягаемости можно попить пиво и по-немецки и по-японски и по-китайски, даже наверное - по-итальянски, хотя как оно это - по-итальянски? Есть ли такое понятие, как попить пива по-итальянски?
Спросил об этом немцев. Алебардщик твердо заявил, что пиво - немецкое изобретение. И вообще - после разгрома Рима там в этих итальянских городах-государствах вроде и пиво не пили, потому как помнит точно рекон, что монахи в немецком монастыре, где впервые сварили пиво, должны были нести его в Рим, чтобы Папа отведал новоизобретенное питие и одобрил или отверг его, как новое кушание для воинства Христова, такой тогда был порядок в церкви. Монахи и понесли. Пешком. Летом. Очень жарким. Издалека. Когда принесли Папе, то пиво безнадежно скисло и Папа только понюхал эту гадость и сказал - если там в немецких землях живут такие дураки, что пьют с удовольствием такую бурду - то во славу Христа пусть пьют и дальше, ибо воздержание и умерщвление плоти богоугодно.
Тут же родился тост за папу и монахов.
Правда, после тоста выяснилось, что за столом как на грех ни одного католика нет. Да и после некоторого спора, в котором мечник оппонировал скорее просто по живости характера, единогласно пришли к выводу, что пиво, безусловно, появилось раньше Папы Римского, еще древние германцы его варили, после этого беседа перетекла на нравы давних народов, чему немало послужил и тот факт, что немцы были густо украшены татуировками. Сам Паштет к тату относился чуть более, чем менее, и себе кожу пачкать не собирался, а на развлечения зататуированных смотрел как на атавизмы. Потом чуть было не заговорили о работе и немцы уже стали увлеченно рассказывать про всякие свои заморочки, но это Паша пресек на корню, заявив твердо, что не дело уподобляться канадским лесорубам, которые на работе говорят о бабах, а с бабами о работе. Тут же шалый мечник стал дурашливо озираться и заглядывать под стол, как потом объяснил озадаченному Паштету - разыскивая спрятавшихся женщин. Увы, в ресторане было пустынно, что даже и немножко огорчило бравых пивопойцев, вполне уже расхрабрившихся и готовых на подвиги.
Галантный алебардщик сказал Паше комплимент, заверив в том, что живущие тут девушки очень симпатичные и здорово за собой смотрят - прямо с утра в макияже и одеты, как... Тут рекон заткнулся и задумался. Ему на выручку поспешил приятель, сказавший, что большая часть - словно на собеседование в фирму идет, но вот часть одета привлекательно для глаза, но в Германии те же коротенькие шортики и высокие ботфорты являются одеждой для жриц платной любви. Витиеватость речи заставила Пашу трижды переспрашивать, и только когда мечник ляпнул про проституток, связалось вместе и оплата и жрицы с любовью.
Неожиданно для самого себя Паштет обиделся за девушек и стал горячо возражать против такого подхода, требуя признания, что короткие шортики - это красиво, во-первых, и во-вторых - опять же красиво. С этим оба собеседника спорить не стали, хотя чувствовалось, что эстетика в их душах спорит с моралью и признать симпатичность точно прописанного в униформу для проституток предмета одежды им трудно.
- Чего ж я так надрался-то? - внезапно подумал Паштет. С радостью понял, что не он один, когда мечник вдруг ни с того ни с сего ляпнул от души.
- Вы, русские, очень агрессивны! И при этом всегда притворяетесь, что слабее, чем есть на самом деле! Вы все время провоцируете этим! Это очень коварно! - безапелляционно, как и положено немцу, заявил мечник.
- Вот те раз! И в чем же это выражается? - удивился Паштет, тут же удивившись дополнительно, что понял вычурную и сложную фразу на чужом языке с первого же раза.
- Во всем! У всех русских нож за пазухой! - брякнул немец.
- У меня нет ножа - удивился Паштет.
- Ты же занимаешься ножевым фехтованием, нам так не правильно сказали? - удивился алебардщик.
- Я занимаюсь фехтованием на ножах. Но ножа у меня с собой нет. Ты же тоже не носишь с собой алебарду? - старательно строя фразы в соответствии с дурацкой немецкой грамматикой и ставя глагол обязательно на второе место, заявил Паша. Попутно он успел подивиться тому, как ухитряются немцы понимать такие нелепые сооружения, ведь если переводить дословно получалось диковатое "Но я имею с собой нет совсем нож!"
- Она больше, чем нож. С ней неудобно ходить - резонно возразил здоровяк - алебардьер.
- А нож у тебя есть? - тут же контратаковал Паша.
- Нож есть. Почему ты спросил? - удивился алебардщик.