Эти сволочи в отличие от многих бывших ранее, так же устроили живые лестницы из челяди, хорошо, что так сделали всего во второй раз, не было привычки у остальных ногаев и татар вставать под сапоги товарищей. А вот эти - турманами маханули, прям как китайцы, любящие такие трюки в своих фильмах. Прямо на копья, которые раньше у стрельцов Паштет не видал. Мало их было, не у каждого, но вот по одному на троих - четверых. И копейщики постарались ловить жалом прыгунов, что при упертом в землю конце древка дало страшные результаты. Но копья кончились, а татары повалили густо.
- Огонь! Золотых бей, самых богатых! - рявкнул бодро старший канонир, словно и не устал, словно и не корячились весь день. Мысль Паштет уловил надо вышибать начальство! И закарабкался на телегу, где было присмотрено им удобное место.
Остро скользнуло горькое сожаление, что взял с собой в прошлое только три десятка патронов. Копеечное же дело, просто не подумал. И капсюлей взял мало, всего-то сотню. гроши же стоило, дурак стоеросовый! И калибр бы побольше! А теперь сожалеть поздно, только успевай прикидывать кого бить первым, да при том помнить, что пули и картечь летят по-разному, что в первый выезд на полигон страшно поразило стрелка, когда оказалось, что он очень сильно заблуждается, считая, что дроби и пуля летят одинаково. Чем мельче была дробь, тем ближе она ложилась к стрелку и только тяжелые пули летели прямо и далеко. Метров на 50. Но здесь надо брать ближе - надо же еще прошибать доспехи джигитов этих, а они были куда лучше всего, что видел у атакующих раньше.
Начальство еще не соизволило лезть через щиты и первую пару патронов Паша сжег по густо лезущим холуям, один выстрел по верху щита вправо, другой - влево.
И неприятно удивился. Рассчитывал, что сметет залпом врагов, как воробьев с забора, помнил отлично как срубила картечь ночных гостей, а эти - хоть и попал как надо, да еще сбоку фланканул, а мешком, башкой вниз, повалился только один из десятка, а другие - спрыгнули, хоть и поцарапанными в разной степени, но годными для боя.
Доспехи! Держат они удар картечный куда лучше, чем ватные халаты нищебродов первого дня. С трудом подавил полыхнувшую было панику. Испугаться было нельзя, это гибель. И ему гибель - и доверившимся его двустволке немцам и стрельцам. Они стоят насмерть, чтобы он мог стрелять без помех. Рассчитывают на него, прикрывают буквально своими телами. И от резни берегли раньше. Так бы он уже валялся босым и голым вонючим мясом, зарезали бы уже, чего там говорить. Пора возвращать должок.
Бежать - некуда. Паниковать - это бесплатно подарить себя этой сволочи. Оружие удобно и привычно лежало в задрожавших было руках. Толпа татар словно зерг рашем валила через стену. Отперли массой защитников к телегам. Сейчас скопят силенок побольше - и просто живым мясом продавят дорогу. Стрела больно кольнула в грудь, наклонил башку по-бычьи - звонкий рикошет в шлем, так брякнуло, что аж присел. Словно холодной водой живительно в лицо плеснули - поменялась точка зрения и - понял, понял, что делать! И вспухшее радостное бешенство загнало испуг куда-то далеко - в пятки, только б успеть на перезарядках!
Шлемы не закрывают лиц! Он увидел злющие хари, открытые боевым кличем рты - слоем, уровнем! И напротив глаз - отверстия даже в закрытых шлемах. Когда присел - оказалось, что головы на директрисе стрельбы получаются по пять - шесть штук разом, учитывая разлет картечи. Перед глазами тут же застроились геометрические треугольники, главное зацепить побольше на каждый картечный конус. Вправо залпом, дуплетом. За дымом не видать, не до того, в казенник вваливаются теплые патроны. А теперь с поворота - влево, черт, плохо вышло - весь заряд принял в себя старый вояка с вислыми седыми усами из-под кольчужного обвеса шлема. Только брызнуло алым в воздух! Татарин так свалился вертикально вниз, словно его за ноги под землю утянули.
Паштет, как писающая у ночного клуба девушка, крабиком, враскоряку сместился вбок до края телеги, рявкнув на замешкавшегося Нежило. Один патрон тяжелее другого - пулевой подвернулся. Картечным бахнул вбок, тут почти перед физиономией блесканула близким промахом сталь - а перед Паштетом - защитников продавили! Гриммельсбахер и пара стрельцов, причем один на глазах сгорбился и из потного сукна на спине странно вылезло что-то длинное и красное, тоже совсем чуть не дотянувшееся до Паши.
И не сразу понял - пробили мужика навылет не то саблей не то коротким копьем. Потом уже сообразил, после того, как чисто на рефлексах почти в упор влепил пулю в самого ближнего к нему врага, мимолетно удивившись тому, как медлительно взбухла голова воина, распалась не спеша рваными лоскутами, словно лопнула надувная резиновая маска, и как цвиркнула в стороны длинными струйками карминной крови. Соседи убитого, отшатнулись в сторону, хотя явно матерые волчары, не впервой им кровь видеть, но такое явно их потрясло. Безголовый труп почему-то еще стоял, сильно раскачиваясь, давал секунды на отступление.
Шарахнулся в сторону, наступив на Нежило, сам неловко сел на задницу, ужасаясь тому, что сейчас возьмутся за него. Патрон уронил, потерял время на перезарядку, и тут его за шкирку, как кота, сдернули с телеги, отчего рот раскрылся в изумлении - дернули -то неожиданно мощно. Нежило куда-то пропал, потому неловко перехватил гильзы горячие сам, пхнул не глядя в суму, доставать новый патрон вместо утерянного не было времени, врезал в тех, кто следом за кубарем перекатившимися через телегу защитниками, полез в атаку из одного ствола. Отпрянули!
Радостная мордашка слуги зубы скалит - протягивает лапка детская утерянный патрон. Идиот малолетний, всерьез слова хозяина воспринял и боится его гнева больше, чем татарских сабель. Когда только успел?
Вроде Хассе что-то орет? Не понятно только - что. Руки сами работают, голову довернул, отчего уставшая шея заныла пуще - неожиданно понял - тычет рукой старший канонир и на указуемом направлении - роскошный персонаж через щит перебрался, чуть не под белы руки вознесли, глаза режет тысячью золотых бликов, все сверкает на этом сукином сыне. Чин! И немалый чин. Золоченый мерзавец величаво простер руку, его холуи дружно взвыли какую-то фразу, причем Паштет не понял опять - с чего это слева он отлично каждый слог слышит, а справа - какой-то шум неразборчивый.
Шесть патронов сжег, лупя по главарю, даже сквозь дымину пороховую видя золотой блеск и ориентируясь на него. Картечь косила слуг, прикрывавших собой господина, но чертов идол стоял недвижно, а потом вдруг свалился, как - непонятно, не увидел того стрелок, судорожно и поспешно заряжая раскаленную двустволку. Просто вскинул оружие в очередной раз - а цель не блестит.
Как потяжелело ружье! Словно не легонькая охотничья вещица, а противотанковая старая дурында. Словно мушкет длинноствольный. Сил нет совсем, коленки подгибаются.
Увидел, что татары возятся чего-то у щита, спины подставили, а на спинах и брони нет! А получите - распишитесь, чтоб они там не копошились - а явно во вред что делают!
Со свой стороны рев - стрельцы валом через телеги к щитам ломанулись, в кровище все, сабли и топоры уже сталью не сверкают, красно-лаковое оружие уже, напилось кровушки. А татары что-то сдулись. Откатываются, ей-ей - откатываются. Рука нашарила последние пару цилиндриков в пустой суме... легкие какие-то. Механически сунул в дымящиеся казенники, взвел автоматически курки - две осечки. Не понял, тупо посмотрел... Опять не понял, потом - дошло с некоторым скрипом, что пустые гильзы запихнул. почему пустые, он же все снарядил...
Пришел в себя, когда понял, что его ощупывают самым наглым образом. завозился. рыкнул.
- Живой и целый - вполне понятно заявил сотник стрелецкий в изодранном кафтане и заляпанный кровищей. Весело сказал, хоть и голос скрипучий, неживой какой-то. А сбоку каркнул Хассе - и его не понял. Встал, шатаясь. Сил радоваться нету, вымотался. Но атака отбита.
- Боезапас пополнить! Что? Заряды делать надо! - пояснил стоящим рядом. Наплевать на секретность, после того, как сегодняшний день пережил уже наплевать. Даже уставшим и потому отупевшим мозгом помнил - четырежды смерть совсем рядышком была и на самую чуточку промахнулась. Последняя перезарядка - и все, конец двустволке. Пустое железо. Ну почему капсюлей не взял еще коробочки две... А лучше - десять...