Ему было до умопомрачения приятно высказать эти слова своему отражению. Своим обликом он остался доволен. Насмотревшись и налюбовавшись на такого красивого себя, наконец решил заняться пропитанием. Кушать хотелось очень-очень и время как раз обеденное и река всем своим видом обещала, что одними грибами сегодняшний обед не обойдется. Нарезать гибких ровных прутьев с дерева, похожего на иву, а может это она и была, во всяком случае очень похожа, только листья покрупнее, было делом пяти минут и уже совсем скоро он сидел на прогретой солнцем гальке с охапкой гибких и длинных прутьев. Сидел и вспоминал, как еще в том детстве дед, старый битый таежник, плел нехитрую снасть, а он очищал от листьев и подтаскивал к нему материал. Сплести вершудело вовсе не хитрое, если знаешь, как. Нужно только немного практики. Воткнув по кругу в землю самые длинные и толстые прутья, стал не торопясь оплетать их другими, следя за тем, чтобы они ложились аккуратно и равномерно.
Руки делали работу, а в голове по кругу привычно носились мысли. Была у него такая привычка, пока руки чем-то заняты обдумывать какую-нибудь мысль. И даже, если ничем не был занят, он всегда о чем-то думал. Эта привычка появилась у него еще в детстве, когда он шел в школу, а впоследствии, повзрослев, на работу, когда ехал в машине или в автобусе, или вообще, когда делал какую-нибудь физическую работу, требующую минимум внимания. Даже во сне он частенько просыпался от того, что его мозг обсасывал какую-нибудь идею, попавшуюся ему днем. Особенно эта его способность доставала его в последнее время перед смертью. Ему даже приходилось перед сном выпивать грамм по двести водки, меньше, не смотря на возраст, его не брало. Сон тогда получался крепким и тяжелым, но он хотя бы высыпался.
Единственное, когда его мозг отдыхал, то это при чтении. Поэтому с самого детства, когда в пять лет ему стали известны буквы и он научился слагать из них слова, он читал. Начал с «Колобка» и «Курочки Рябы» и в десять лет дошел до «Войны и мира», что надолго отвратило его от классики. Интернета в годы его детства и юности еще не было, да и слово «компьютер» было неизвестно, поэтому он взахлеб окунулся в мир книги. Читал в туалете, на кухне, не замечая, что ест, в метро, благо в то время это было вполне естественно, сидя ночью на подоконнике под светом луны или с фонариком под одеялом. Читал все подряд, начиная со сказок и кончая медицинским справочником. Ему все было интересно, тем более, что, обладая живым воображением, он частенько представлял все прочитанное наяву, кроме разве что различных болезней.
Но сейчас читать было нечего и в то время, как руки боролись с непослушными прутьями, мысли в его голове привычно бегали по кругу. Двухнедельное путешествие по тайге немного изменили его планы и люди теперь не казались ему такой уж большой неприятностью. Нет, бежать с криком «Люди! Ау! Где же вы?» он не собирался, но если встретятся Когда встретятся, тогда и подумает, но сразу бездумно выбегать навстречу, распахнув объятья, как и заполошно убегать не будет. Осмотрится, а там жизнь покажет. Он решил, что пока поживет в лесу, не загадывая сроков, подготовит себя насколько сможет физически и как созреет для общения, тогда и выйдет к людям. Где-то они же должны быть. Он не питал иллюзий по их отношению к себе. Скорее наоборот, зная людскую породу, он заранее готовился к возможным неприятностям. Отсюда его мысли плавно перешли к тому, что он помнил о развитии тела и о способах это самое тело защитить. Надо будет привести мысли в порядок и выработать наиболее оптимальную систему своих тренировок. А то пока он удовлетворялся бездумным повторением разминки, оставшейся в памяти со времен, когда он занимался дзюдо. Но ведь теперь ему понадобятся совсем другие навыки. Хотя, конечно, одно другому не помеха.
День, судя по солнцу, уже склонялся к закату, когда векша была готова, а в голове у него к тому времени сложился конкретные, рассчитанные пока на полгода, планы на дальнейшую жизнь, которые он и решил воплощать в жизнь уже со следующего дня. А пока рыбалка. Векша получилась на славу, легкая и крепкая, длиной с метр, немного кривоватая, но это никак не сказывалось на ее эксплуатационных качествах. Еще с часик неспешного труда и из остатков ивового лыка была сплетена уродливая на вид, но вполне функциональная бечевка длиной метров в восемь. Привязав это свое изделие к векше, он критически оглядел получившееся изделие, положил вовнутрь пару крупных камней и несколько стеблей крапивы, и, сняв штаны, зашел в воду, стараясь пройти как можно дальше. Зашел почти по пояс, пока сильное течение не стало сбивать с ног, и широко размахнувшись, забросил векшу на самую быстрину. Напор воды немного протянул векшу, но затем она опустилась на дно, бечевка натянулась и все, теперь осталось только ждать. Выбрался на берег, зафиксировал бечевку колышком, вбитым на берегу, и с наслаждением растянулся на теплой от солнца гальке. Штаны одевать не стал, все равно опять снимать, когда будет вытаскивать векшу, да и поберечь надовсе-таки единственная одежка и когда будет другая, неизвестно. А стесняться некого, да и в его нынешнем возрасте, честно говоря еще и нечего.
Мысли привычно опять понеслись по кругу, рассчитывая дальнейшие шаги. Его многоопытный мозг стал просчитывать варианты дальнейшей жизни, взвешивать все за и против, выбирая наиболее выгодные решения. И тут вдруг, сам себе удивляясь, он подумал:
А мне это надо? Чего я все что-то рассчитываю, к чему-то примеряюсь, что следует сделать, что не следует? Пацан, бросай эти старческие замашки и просто живи.
Может вселение в детское тело, может что-то другое, но ему совершенно не хотелось продумывать свои дальнейшие шаги. Так-то вроде все нормально, но его вдруг окатывало неожиданной радостью от того, что вокруг стоит хорошая погода, или захотелось захныкать, когда, строгая веточку для векши, получил вдруг занозу. То ли адреналин, то ли эндорфины, черт его знает, как это называется, но тело иногда вело себя совершенно независимо от мозгов. Он понимал, что это детство выкидывает свои шуточки, но от понимания этого не становилось легче. Постоянно хотелось прыгать, куда-то бежать и беспричинно орать. И тренировки, которые он себе назаначил, казалось скучным и ненужным. Ему дана новая жизнь, здоровое тело, развитие которого зависит только от него самого, так что еще нужно? Как говорил один его друг в далекой молодости: «Здоровье есть, остальное все добудем». Так не проще ли просто жить, наслаждаясь каждым мигом вновь вернувшегося детства? Разве не этого он подспудно хотел? И к черту того хитрого расчетливого старикашку, которым он когда-то был. От избытка охвативших его чувств, он не нашел ничего лучшего, как вскочить и проорать в небо давно забывшийся клич, чем-то похожий на крик альпийских горцев: «Ила-ла-лори»! Затем, устыдившись непонятного и неожиданного порыва, опять уселся на бережке. «И чего спрашивается ору. Точно детство в одном месте играет. Лес любит тишину. Расселся тут, понимаешь, а подумать, как рыбу приготовить?» Жрать ее сырой, ну никак не хотелось, хотя помнится, что друзья-корейцы считали ее чуть ли не деликатесом и всегда брали с собой на рыбалку какую-то жуткую смесь из перца, уксуса, жидкой сои и еще каких-то ингредиентов. И первая пойманная рыбка, кое-как очищенная от чешуи и кишков, еще живая и трепещущая, макалась в эту огненную пасту и закуской шла к традиционной первой стопке, выпивавшейся за удачную рыбалку. Живодеры. И вкус поначалу был непривычен, хотя что-то в этом было.
Он опять вскочил и пошел вдоль берега. Как выглядит кремень он примерно знал. Поэтому, выбрав подходящий камешек, он чиркал по нему обухом ножа, стараясь выбить искры. Потом брал следующий и следующий, пока один из камней, величиной с карамельку, не выдал целый сноп ярких искр. Был ли это кремень, или что-то другое для него было неважно. Главное, что этот камушек вполне удовлетворял его запросам. Сухих сучьев было в избытке, труха из сердцевины старого ствола, когда-то принесенного течением и так и застрявшего на отмели, сгодилась вместо трута, и скоро в неглубокой ямке весело заплясал небольшой костерок. Этот огонь, добытый своим трудом, принес настолько глубокие эмоции, что он на какой-то миг застыл, глядя на робкие оранжевые язычки. Если бы не угроза того, что без подкормки огонь потухнет, то он наверно так бы и смотрел на него. Люди, испорченные цивилизацией и могущие в любой момент чиркнуть спичкой или зажигалкой, уже забыли, что значил огонь для наших предков. Подбросил дров в костер, собрал и сложил рядом еще охапку дров и пока было светло решил подыскать место для ночлега.