Не успели они дойти, разгромили мы их. Опричников уничтожили, а простых воинов не тронули, отправили обратно, сейчас уже, наверное, в Москве. обрадовал я царя.
Слава Всевышнему! Услышал, наконец, мои молитвы! перекрестился царь. Я ведь, Андрей Иванович, тоже боролся с Ливонией. Как кость в горле они у меня, торговать на дают с другими странами. Нарва дерет три шкуры за посредничество, Ганзейский союз ставит палки в колеса, дабы мы не торговали напрямую с западными странами. Чтобы облегчить участь торговых людишек, я распорядился прямо напротив Нарвы заложить крепостьгород Юрьев, прозванный народом Иван-город (в дальнейшем был назван Дерпт (Тарту) прим. автора.]. Построили пристань, и торговля успешно пошла в ущерб Нарве. Наши везли на продажу мед, пеньку, смолу, канаты, лен и прочее, обратноцветные металлы, лекарства и технологии. Это не понравилось шведам, вскоре Юрьев был захвачен и переименован в г. Дерпт. Опять нас отрезали от выхода в море и торговли с другими странами. Пытался воевать с ними, но против нескольких государств Русь не готова воевать. А там за Ливонию встали и Речь Посполитая (Польша), и Швеция, и Дания, и Великое Литовское Княжество. Захватил несколько городов, но потом пришлось отступать. Вот теперь надеюсь, что ты вернешь величие Руси. Какие надо подпишу Указы, главное, чтобы они помогли встать Руси на ноги и выйти в море. Я ведь даже своих каперов нанял, а то шведы и датчане топили наши корабли. усмехнулся царь, вспомнив гневное послание шведского короля о потопленных и разграбленных кораблях русскими каперами.
В обед царский обоз тронулся, окруженный хорошо вооруженной охраной. Стрельцы в красных кафтанах, вооруженные пищалями и алебардами, под музыку шагали за каретой царя. На санях везли несколько пушек. В подарок царю я все ж загрузил генератор, телевизор и видеоплеер с дисками фильмов и сказок, а также холодильник и ящик мороженого. Главное, я дал ему одного из своих обученных пацанов, который знал всю эту технику и умел ее запускать. Царь пообещал устроить его хорошо, то есть возьмет его на полное довольствие, а раз в год будет отпускать его сюда, чтобы пополнить запасы бензина, масла и фильмов. Я сказал, что весной сам заеду, по пути на войну. На прощание царь меня обнял, а царица поцеловала в щеку и вытерла глаза платочком. Собравшийся на площади народ плакал, провожая царя. Восторженные крики «Слава!» перемешались с колокольным боем, ржанием лошадей, отрывистыми командами сотников, и вот колонна тронулась. Рядом с марширующими воинами бежали ребятишки, что-то радостно крича. Из царской кареты рука с платочком махала им в ответ. Постепенно шум стихал вместе с удаляющимся царским обозом. Народ начал расходиться, обсуждая отъезд царя, и, между делом, меня, обласканного им. Купцы, увидев меня, кланялись. Теперь я мог в легкую начать любое дело, деньги бы нашлись быстро. Хватило бы моего слова и фамилии, репутация у меня возросла до небес. А почему бы мне не сделать до весны первый в этом мире танк, правда, на колесном ходу. Сварщики у меня есть, надо всего лишь листовое железо, шасси от КАМАЗа и что-нибудь огнеопасное и смертоносное. Надо слетать в будущее, в конфликтную зону, авось что-нибудь и притащу оттуда. Ну, и как поется в песне у Высоцкого, «я, если что решил, то выпью обязательно», так и я, решили в первую же ночь перенесся в бункер, где затарился и камешками с золотом, и валютой. Теперь в 2000 год в Тюмень. Раннее утро. Поскрипывает под ногами снег. Изредка проносятся машины. Мне же нужна информация о событиях, произошедших за это время. Блин, можно же спросить «Хранителя»! Ответ прозвучал банально просто:
Скачай информацию с носителя этой информации, то есть с человека.
А это ему не повредит?
Ответ вновь лаконичный и ехидный:
А грампластинке разве вредит считываемая информация?
Надо искать такого информатора, лучше, конечно, не «бича» или «бомжа». Вскоре такой нашелся. Интеллигентного вида мужик, в очках, с дипломатом и в галстуке, переходил ушицу в моем направлении. Поравнявшись с ним, я повернул браслет и прикоснулся к его руке, приказав ему: «Исполнять мои команды!». Он тут же замер, ожидая моего приказа. «Иди за мной!»и он послушно пошел ко мне в дачный домик. Прикоснувшись к его вискам ладонями, я стал выбирать нужную информацию. Овладел немецким языком, который мужик знал в совершенстве, так как был учителем. Овладел компьютерными знаниями, то есть стал «юзером», узнал об афганской и чеченской войнах, о распаде СССР и многое еще, что случилось за эти двадцать лет. Узнал о бандитских девяностых, о продажности наших руководителей, в общем, о всем нелицеприятном, что случилось за эти годы. Сунул пачку баксов учителю в карман, и, приказав ему забыть обо мне, отправил его на работу, куда он спешил с утра, а сам, сделавшись невидимым, перенесся в 1996 год в г. Грозный.
Вся площадь перед железнодорожным вокзалом была забита сожженной техникой. Трупы уже убрали, но обагренный кровью снег, который не растаял от жара горевших танков и бронетранспортеров, еще выделялся алыми пятнами на черном асфальте. Где-то в центре звучали очереди из пулеметов, и ухали танковые пушки, здесь же стояла тишина, напряженная, готовая в любой момент взорваться выстрелом в спину. Где-то рядом хрустнули под сапогом осколки стекол, и из-за угла выглянул ствол автомата. Дуло хищно, как-бы принюхиваясь, походило из стороны в сторону, и показалось бородатое лицо с зеленой повязкой на голове. Из железнодорожного вокзала сухо щелкнул выстрел, и боевик, дернувшись, выронил автомат, заваливаясь всем телом на него. Из окон, заложенных мешками с песком, донеслись яростные крики на чеченском, из которых самые понятные слова были «шакал» и «шайтан». «Ложись!»донеслось мне в голове. Я упал и отполз за угол. В том месте, где я стоял, раздался взрыв гранаты из РПГ. Осколки с визгом врезались в стену, осыпав меня кирпичной пылью. Из окон железнодорожного вокзала застучал крупнокалиберный пулемет, тяжелые пули рвали мешки с песком на окнах, не давая боевикам вести прицельный огонь. Над городом проносились тени вертолетов, высаживающих десант, где-то в центре. Трассирующие снаряды тянулись за вертолетами, кусая то одну машину, то другую. Вот один задымил и стал опускаться, вертясь вокруг оси, и, не долетев до земли, взорвался в воздухе. Остальные «нурсами» пытались подавить зенитную батарею, но вот еще один вертолет, дымя, стал снижаться, пытаясь уйти на бреющем от жалящих его трассирующих снарядов, но, задев винтами девятиэтажку, рухнул, объятый пламенем. Остальная группа, израсходовав реактивные снаряды, вернулась обратно на аэродром, потеряв безвозвратно три боевых вертолета. Заметив, откуда стреляли по ним, я направился туда, подобрав автомат убитого чеченца и сняв с него разгрузку с запасными магазинами и гранатами. Одну из гранат я положил под труп убитого, выдернув предварительно кольцо из нее. Ждать долго не пришлось, двое молодых чеченцев попытались занести тело в здание, но взрыв гранаты оборвал их усилия. К одному мертвяку добавились еще двое. Боевики, не поняв, что случилось, вновь открыли огонь по вокзалу. Ответ последовал тут же.
Ну, какие вы все горячие! Каждому охота оставить за собой последнее слово! сплевывая цементную и кирпичную пыль, проворчал я, отползая за сгоревший танк.
Так, где ползком, где перебежками, я выбрался из зоны перестрелки. Где же зенитная батарея? Вроде, по замеченному месту должна быть где-то рядом. Решил срезать через дворы и услышал женские крики о помощи на русском языке. Рванул внутрь здания, откуда слышались крики. Почти сразу же наткнулся на труп пожилого мужчины с перерезанным горлом, который лежал на площадке лестничного пролета. Рядом с ним валялись два боевика, которых он успел застрелить из своей двустволки. Перезарядить ружье он уже не успел. Из квартиры доносились удары и крики женщины. Я вошел в приоткрытую дверь. Два отморозка кавказской национальности пытали женщину, требуя от нее деньги и ценности. Один бил ее резиновой дубинкой, а другой разогревал утюг, поплевывая на его подошву. Женщина, по-видимому, жена убитого, потеряла от боли сознание, и тот, что с дубинкой, пошел на кухню за водой, чтобы привести ее в чувство. Я подошел сзади к бандиту с утюгом и резко, рывком, свернул ему шею. Тело обмякло, и я оттащил его в спальню. Вошел второй с ковшом воды, отпив немного, он начал лить ее на лицо жертвы. Так он и умер с улыбкой садиста на лице, когда мой нож вошел ему под левую лопатку. Женщина смотрела широко раскрытыми глазами на то, как неожиданно умер ее мучитель.