В панике от этого страшного оружия войско татар стало сплачиваться возле холма, на котором стоял хан Девлет-Гирей и его военачальники, наблюдавшие с ужасом за избиением злыми духами урусов, их когда-то великой армии. Я нажал кнопку подрыва главного заряда. Даже на стене крепости я почувствовал, как тряхнуло землю. Взрыв разметал толпу татар вокруг холма, остатки войска стали бросать оружие и падать на колени, прося пощады у злых духов русских. Машины остановились полукругом, держа все еще огромную толпу на прицеле. Сотники также прекратили обстрел, подходя к сдававшимся татарам.
Позвав Григория Григорьевича с полусотней, мы, открыв одну из воротин, пошли по оставленному проходу к моим ребятам. Воевода спросил, что это за «звери», что помогли разбить татар. Сказал правду, что это машины заграничные, управляются людьми. А разукрасили их, чтобы татар напугать. Вот за счет того, что их напугали, и выиграли битву. Шли, осторожно ступая между многочисленными трупами, много было сгоревших и разорванных взрывами. Вокруг бились раненые кони, дробя своими копытами черепа и кости лежащих раненых татар. Крики их о помощи прерывали «милосердным» ударом меча. Кровь заливала когда-то цветущий луг, ее тяжелый запах, перемешанный с запахом взрывчатки и пороха, составлял один запахзапах смерти. Тысячи убитых и искалеченных, когда-то здоровых мужчин, жаждущих богатства и рабов, нашли здесь свой конец. Весь луг был завален трупами:
«Лежал живой на мертвом,
И мертвый на живом»
Подойдя к своим, я приказал разоружить пленных и вести из через проходы в город. В городе же забрать наше оружие и генератор, возвращаться к ладьям, что ждали нас в протоке.
Воевода пригласил меня и людей со странных машин отобедать в честь великой победы. Ребятам надо было расслабиться, и я дал им согласие, что они отгонят машины к ладьям, выставят охранение и только тогда могут идти на пир.
Оставив сотников оприходовать оружие, захваченное нами, так как других ценностей, если они даже и были у хана, уже не найти, все разметало взрывом, я отправился вместе с воеводой в крепость.
Берегись! пронеслось у меня в голове предупреждение «Хранителя».
Почему-то я стал оглядываться назад, думая, что угроза с поля, где лежат убитые и раненые. Но посланная со стены крепости стрела вошла мне в правое плечо. Я, как подкошенный, рухнул, ощущая, как горячая кровь стекает в подмышку, пропитывая рубаху. Воины воеводы прикрыли меня и Григория Григорьевича щитами. Еще несколько стрел с глухим стуком ударились в щиты и наступила тишина. Со стен что-то кричали воины, размахивая руками, но тут у меня закружилась голова, и я потерял сознание. Очнулся я в доме воеводы, возле меня сидел мой учениклекарь Данила, плечо было туго перебинтовано, боли я тоже не ощущал, просто хотелось пить и «по-маленькому», о чем я тут же попросил Данилу. Он принес откуда-то глубокую глиняную миску, сказав, что наложены швы и мне пока нельзя вставать. Сделав дело, я попил настой из трав и попросил рассказывать. Он сказал, что один из солдат неожиданно сошел с ума и открыл по нам стрельбу, но десятник застрелил его из пищали. Ну, а меня принесли к воеводе, где Данила вытащил стрелу, поставив укол с новокаином, как его учили, и зашил рану. Присыпал ее стрептоцидом (выговаривая медленно, по слогам, произнес он незнакомое слово) и поставил укол с пенициллином, так же старательно выговорил он название лекарства.
Чей был воин, который стрелял в нас? спросил я.
Из здешнего гарнизона! До этого никто за ним плохого не замечал, а тут раз, и сошел с ума. Бабы говорят, бес в него вселился, как увидел наши машины, так и сошел с ума! рассказывал мне новости Данила.
Услышав наш разговор, в комнату вошел воевода, на лице была виноватая улыбка, дескать, извини, князь за моих людей!!!
Здравствуй, Андрей Иванович! Напугал ты нас! Ведь за твою голову государь и мою снимет. Ты уж извини нас, Андрей Иванович! Не углядели за заговорщиком, он ведь и в меня стрелял, да воины прикрыли щитами! Если бы не десятник, сколько еще вреда мог натворить! А ведь какой тихий был, исполнительный, кто бы мог подумать, что это враг? оправдывался воевода.
Успокойся, Григорий Григорьевич! Не держу я зла на тебя, это же война, да и рана не опасная. Данила обработал все хорошо, так что дней через пять буду здоров. Подсчитали трофеи татарские? спросил я его.
Да, все у тебя сотник сосчитал, ждет за дверями с докладом, куда стольких пленных девать будем, князь?
А сколько насчитали-то? поинтересовался я.
Без малого тридцать пять тысяч басурман наберется, пока их ними же ранеными конями кормим. Прирезали, да засолили, чтобы не пропало. А потом чем их кормить, такую прорву?
А ты направь гонцов к нагайскому князю Исмаилу с письмом, где дешево предложишь рабочую силу. Раздай по деревням рабов, скольких они угнали мужиков, вот теперь и пускай работают за них. Прости, воевода, что-то в сон потянуло, не смогу сотника уже принять!
Веки мои налились свинцом, и я заснул с мыслью, что подлый Данила дал мне с настоем снотворного. Сам учил, нечего на парня пенять!
Утром я проснулся от голода. Организм требовал для восстановления сил «топливо», и я тихонько поднялся с кровати и, минуя спящего за столом Данилу, оделся и спустился на первый этаж, откуда доносился аромат из кухни. Прислуга, увидев меня, всплеснула руками. Одни кинулись накрывать на стол, другиеза воеводой. Кто-то разбудил Данилу, и тот с испуганным лицом прибежал на кухню. Увидев меня жующего за столом, он успокоился, но все же проверил пульс и температуру. Дождавшись, пока я наемся, он проводил меня до кровати, где сделал перевязку. Рана побаливала, но терпимо, зашито было аккуратно, при нажатии гноя не было, края еще немного воспалены, но рана сухая. Поблагодарив Данилу, я отпустил его, попросив прислать сотника Матвея с докладом. Сам же, как и положено раненому, завалился на перину «болеть». Пока не пришел сотник, прижал кольцо ко лбу и спросил «Хранителя», что это было? Ответ был обескураживающе краток: «Чернобог!». Понятно, вселился в слабую душу, разъедаемую каким-либо грехом, и вот результат, погибла душа.
В дверь постучали, и вошел сотник. Поздоровавшись, он спросил о здоровье, и удовлетворенный ответом, что все нормально, стал рассказывать о трофеях:
Взято 140 пушек, в основном среднего калибра, но есть с десяток тяжелых, осадных. Ядер взято немного, истратили сволочи на нас, пороха вовсе нет, взорвался при обстреле. Коней сколько поймалисказать трудно, несколько тысяч наберется, остальные, что живы остались, разбежались по округе. Оружия и доспехов сосчитать трудно, особо ценное убрали, а остальное кучей лежит на площади. Пленных поставили на уборку трупов, пока не завоняло. Ребята все отдыхают, но без злоупотребления, ждут Вас, переживают.
Пленных кто охраняет? полюбопытствовал я.
Две сотри из гарнизона! Пригрозили, если сбежит один из десятка, казнят десяток, сбежит десяток, казнят сотню, и так далее!
Сурово, однако! Ну, да ладно, теперь пусть у здешнего воеводы голова болит, мы свое дело сделали, враг разбит!
День прошел спокойно, рана почти не болела, но я все же носил руку на перевязи, чтобы поменьше ее беспокоить. Попировать с воеводой не удалось из-за моего ранения, но общались мы с ним достаточно тепло. Съездили, посмотрели на пленных татар, которые сидели угрюмо на двух десятинах луга, огороженные по периметру щитами. Со всех сторон были расположены воины с оружием и луками, стояли пушки, направленные на лагерь. В общем, все серьезно.
Как меняешь караул? спросил я воеводу.
Да как обычно, через четыре часа. ответил он.
В ночное время я бы усилил караул, как бы массой не задавили!
Побоятся! успокоил меня воевода.
Вернувшись, я сказал Матвею, чтобы усилил караулы на стене и установил все пять пулеметов, направленных в сторону лагеря татар. Ночью меня разбудил голос «Хранителя»: «Просыпайся, тревога, татары!». Соскочив с кровати, я побежал к генератору и завел его, отрезая город от лагеря татар. Поднялся на стену, в зареве костров мелькали силуэты, слышались крики и выстрелы из пушек, звон железа и вопли раненых. Я достал из сумки осветительную ракету и выстрелил. Яркий искусственный свет залил всю округу. Черная масса людей уже залила позиции пушкарей, и эти пушки разворачивались против города. Откуда-то у татар появилось оружие, и первые стрелы прошелестели у меня над головой. Я кинулся к пулеметам, расчеты спокойно ждали приближения татар. Первый номер жевал с чем-то кусок пирога, его помощник набивал вторую ленту патронами, что-то бурча под нос о жалельщиках врагов. Первые ряды несли щиты, которые они бросали на колючую проволоку, и перебирались через нее, но тут заговорили у нас противопехотные мины, расставленные между рвом и колючей проволокой. Взрываясь, они выводили из строя сразу же нескольких врагов, но те, видя, что ворота уже рядом, рвались вперед по трупам своих товарищей.