Олег ЛитвишкоВторогодник. Социально-педагогический фантастический роман
14 июля 2019 года, воскресенье14 июля 1965 года, среда.
Меня зовут Игорь Михайлович Мелешко. Сегодня, 14 июля 2019 года, мне исполнился шестьдесят один год. По этому случаю был организован семейный праздничный ужин, который традиционно перетек в посиделки, и до постели я добрался слегка уставшим и чуть-чуть пьяным. Денек получился длинным.
Терпеть не могу отмечать свои дни рождения! Мама приучила меня относиться к этому «празднику» как к событию, высосанному из пальца и символизирующему собой симбиоз самодовольства именинника и лицемерия гостей. Находиться в центре внимания множества людей, слушать пустые формальные здравицы, тайком оценивать подарки и прикидывать, кто как в действительности к тебе относится. Корочебр-р! За долгие годы мне удалось стать профессионалом высокого уровня по увиливанию от этого мероприятия. Последние же, пенсионные, годы я спрятался на даче и единственными поздравлятелями остались мои родные: жена, дочки со своими половинками и внучки. Зная мои «задвиги», они стараются обходиться самым минимумом слов и действий: поцелуют, подарят, усадят за стол. В остальном этот день такой же, как сотни других. Меня это более чем устраивает, а они привыкли.
Спать не хотелось. Я лежал с закрытыми глазами, и в голове разные картинки моей жизни проносились, не заморачиваясь какой-либо логикой и порядком. Вспомнилось безумное знакомство с женой, рождение девочек, увольнение из армии, жуткие годы перестройки. Учеба, работа, семьякартинки, как в ярком калейдоскопе, плавно менялись, навевая спокойствие и даже вселяя радость. В голове тихонько застучал метроном, задавая ритм этому вращающемуся действу.
Вскоре мысль сфокусировалась на глубоком, еще дошкольном, детстве. Вспомнился Октябрьск, первый класс Я давно и преспокойно забыл и этот поселок, и эту школу А тут почему-то вспомнилось, да так ярко Там мы жили с мамой вдвоем, а она была молода, красива, весела и энергична. Ощущения такие острые, что даже почувствовал терпкий запах соснового леса, в котором пряталось наше, в общем-то, большое село. Вот вместе с ватагой мальчишек бегу в сторону березовой рощицы, которая торчит невдалеке ярким белым бельмом на коричнево-зеленой поверхности остального села Все так ярко: и цвета, и запахи, и звуки!!! Метроном вдруг зазвучал громче и как-то, мне показалось, веселее.
Ценность рощицы состояла еще и в том, что там было легко и интересно лазать по деревьям. Другого такого места в селе не было. Визг, писк, возбужденные голоса, в том числе и мой!!! Я лезу по дереву, смотрю вверх и сквозь листву вижу бледно-голубое солнечное небо. Снизу долетает визгокрик Вовки (вот, вспомнил же, а, впрочем, может, придумал): «Игорь, не лезь дальшеупадешь!» И я, действительно, падаю. Медленно приближается земля. Рассматриваю траву, камешки, ручеек муравьеввсе так отчетливо и значительно, что невозможно не залюбоваться! Метроном загрохотал так сильно, что по всему телу пробежал холодок страха. А потомудар! Я почувствовал, как мозг сильно стукнулся о затылок, потом услышал, как с треском сломался нос Внезапно все вокруг стало отвратительным и мерзким и так жалко стало себя, что захотелось лечь, поджать ноги и плакать от обиды Ударила яркая белая вспышка, замолчал метроном. Всё накрыла темнота.
Очнулся я от того, что меня качало. Щека в каком-то ритме отрывалась и падала на что-то мягкое. По-прежнему было темно, но снаружи доносились какие-то неясные звуки. То ли из-за ритма качки, то ли от обиды на собственную беспомощность и невезучесть, но моя внутренняя сущность взбунтовалась и извергла наружу все свое содержимое.
Ах, ты ж, поди! Что ж ты, малец, делаешь! Живой, значит! донеслось откуда-то сверху. Похоже меня поворачивали, но кто, куда и зачембыло не понять.
А потом голова взорвалась болью. Нет, не так! БОЛЬЮ!!! Она сильно пульсировала и внутри, и снаружи. Снаружи боль сжимала, изнутривыдавливала; плющились мозги, вылезали из орбит глаза, стучали барабанной дробью ушные перепонки, зубы, казалось, вырывались изо рта Я застонал.
Ах, ты ж, поди! Куда ж ты? Что тебе сдалось,зачем так? этот голос был повсюду и только добавлял мучений.
Ну, к черту такой сон! подумал я или не я, и не подумал, а увидел во сне. Сил хоть что-то анализировать не было никаких. Все было так реально и так больно!!!
Боже, помоги! от полной безнадеги страстно взмолился я.
После этого очень быстро боль отступила на задний план, спряталась за какой-то перегородкой и бушевала уже там, не задевая. Чувствовалось, что она есть, но не беспокоили ее результаты. Не успев этому удивиться, я услышал ГОЛОС. Он рождался где-то в глубине, в районе солнечного сплетения, и, сотрясая все тело, по позвоночнику поднимался в голову:
За Тобой Долг! Ты Обещал и Не Сделал! Я Ждал и Не Дождался! Причины У Тебя Были, но Больше Оправданий Я Не Приму! Я Наблюдаю за Тобой! Мне Интересно! Чуть-чуть Тебе Помогу! Память! Сила! Интуиция!
ГОЛОС еще разносился эхом внутри черепа, а Боль уже вернулась! Зараза! Вместе с этим проснулись внутренние силыгде-то в глубине меня родилась Злость и стала яростно продираться наружу, сцепившись с Болью и Беспомощностью. Что-то стало меняться в лучшую сторонуя почувствовал руки и ноги, которые сразу же пустил в дело, начав ими что-то колотить.
Ах, ты ж, поди! Что ты творишь, пацан! сказал кто-то сверху. Похоже, он чуть не выронил меня, а потом положил на землю. Это стало понятно потому, что какой-то камень впился в спину, а в руке оказался пучок травы. Между тем я продолжал молотить руками и ногами по земле, ворочаясь с боку на бок. Боль отступала, но далеко не уходила.
Сыночек!!! донеслось откуда-то издалека. Этот крик звучал часто и ритмично, совпадая с ритмом Боли. Он приближался.
Сыночек!!! крик раздался совсем рядом. Петрович, что ты с ним сделал? Что с ним?
Валентина, да живой же он! Не блажи! Он упал с дерева, а я его подобрал Пацаны кликнули! Несу вот! Что делать-то?
Неси ко мне домой. Знаешь, куда? Вовка, беги в медпункт за Надеждой, объясни ей, что к чему, пусть возьмет с собой, чего надо. Петрович, да держи же ты голову, трясешь ведь! Санька, беги впередпоставь чайник на плиту. Только воды набери! Указания сыпались, как пулеметная дробь.
Я попытался открыть рот, и, похоже, мне что-то удалосьсмог вытолкнуть из себя слова:
Таблетку от головы
Наконец меня донесли и положили, поддерживая под голову, дали попить воды. Ком в горле сжался настолько, что удалось попросить таблетку от головы. Кто-то что-то положил в рот и снова дал попить. Эти действия сопровождались какими-то словами, разными голосами, шумом шагов, хлопаньем дверино все пролетало мимо моего сознания, не зацепляясь.
Глаза протрите! произнес я так, что смог себя услышать.
Боль затихла почти полностью. Толкалось что-то в виски, но терпеть было можно. Смоченной тряпкой кто-то протер глаза, и вскоре один, левый, открылся.
Вот же, епрстна краю кровати с тряпкой в руке сидела моя мама, невозможно молодая и родная. Внутри все сжалось и затихло. Значит, все-таки я сплю, а так хотелось чуда. Все замерло: звуки и ощущения. Судя по шевелящимся губам, мама что-то говорила. Но во мне стояла звенящая тишина.
Не знаю, сколько времени это длилось, но, когда мама дотронулась мокрой тряпкой до моей щеки, все взорвалось! В мозг тысячами игл ворвались звуки, смыслы, памятьжизнь.
МАМА??! полушепотом спросил я, беря ее за руку. Это ты?
Ну, а кто же, сыночек? это был ее голос, и это было одно из двух имен, которым она меня называла, Игорек и сыночек. Я зажмурился и затих, переживая невозможное, что было совсем непросто. Из всего окружающего хоть какую-то материальность имела только мама. До нее можно было дотронутся, и еще: она была теплая.
Все остальное не лезло ни в какие рамки и не поддавалось никакому осмыслению.
Боже, помоги! взмолился я, «а в ответ тишина». Такой неопределенности мое сознание не выдержало и отключилось.
Когда я очнулся, за окном было темно. За столом сидела мама и что-то читала. Тело и голова вели себя вполне миролюбиво и не болели. Единственное, что было не так, это сильная слабость, впрочем, приятная. Не хотелось вставать, говорить и думать. Лежал, как огурец на грядке, смотрел на маму и млел от того, что вижу ее. Как же давно я видел ее такой? Собственно, всю мою прошлую жизнь. Судя по маме, лет пятьдесят назад. Как же я люблю ее!