Марчин Вольский - Волк в овчарне стр 48.

- Еще раз благодарю за сотрудничество, - спокойным голосом сообщил он.Хочу сообщить, что ни одного упоминания о данном инциденте в средствах массовой информации не появится. Но, к сожалению, попрошу вас зеркало возвратить.

- Но ведь оно же разбилось, - выпалила Моника.

Офицер, изображая сожаление, улыбнулся.

- Я говорю об оригинале, signora; по его причине произошло множество несчастий; так что те­перь оно обязано очутиться в более безопасном месте. Signore Альдо знает, что знакомство с буду­щим может оказаться ценным даром, но, в основном, оказывается смертельно опасным бременем.

Моника, по женскому обычаю, еще желала чего-то спорить, но я подумал о подобии дона Ка­милло и пана Пекарского, посему признал правоту Серафини. К тому же я знал больше, чем супругаблестящий ореол вокруг головы офицера, который мы видим на византийских иконах, и две сияющие полосы, вырастающие у него за плечами.

Моника пошла на чердак, и через какое-то время принесла полицейскому стеклянную плиту, чрезвычайно поцарапанную и тусклую. На первый взглядничего интересного. Капитан отдал салют, чмокнул Монику в руку, после чего вручил нам конверт, сопровождая все это просьбой заглянутьт во­внутрь только утром. Неужели это был какой-то благодарственный бонус?

А потом он удалился, если так можно назвать незамедлительное, мгновенное исчезновение, после которого в воздухе остается какое-то свечение и запах не идентифицированных ближневосточ­ных благовоний.

От массы впечатлений мы онемели, и в таком вот удивленном молчании отправились спать. Интуиция подсказывала, что меня ожидает далекое путешествие.

* * *

Слуга поменял свечи в подсвечниках и поставил на стол перед нами следующий кувшин с ви­ном. Пан Пекарский умолк на мгновение, собираясь с мыслями, что люди всегда делают тогда, когда желают сказать нечто по-настоящему существенное. Я же не отзывался, чувствуя себя так, словно бы еще раз переживал одну и ту же сцену.

- Понимаю, сударь Деросси, что ты колеблешься. Знаю, что план мой принимаешь с отвраще­нием, ну а дело Речи Посполитой, ее бытия или небытия, для тебя, европейца, для тебя вопрос со­вершенно безразличный. Но для меня судьба отчизны дороже жизни самой, любовного желания, важнее даже спасения моей души. Я знаю, что Малгожата тебе нравится. Тогда забирай ее!

- Ч-что?изумленно выдавил из себя я.

- Если таковой должна быть цена за твои услуги, я отдам тебе и ее, и дюжину других Малго­жат. Бери ее, женись на ней и плоди детвору, много которой нужно будет в новом мире, который мы сотворим.

Я был настолько ошарашен, чтобы что-либо сказать умного, поэтому промямлил только:

- А что же с ее даром, как же станет считывать она будущее из зеркала, став замужней?

- Это, как раз не проблема. Для меня уже нашли в Крыму чудную девицу, прожившую всего тринадцать весен, но пророческими способностями равную ей и даже превышающую Малгосю.

Тут он взял серебряный колокольчик и потряс ним: поначалу, проснувшись, прибежали слуги: Ягнешка, Блажей и Кацпер, затем из башни спустилась моя волшебная принцесса. Не хватало одного лишь Мыколы.

Пан Пекарский подбежал к панне Хауснер и воскликнул, указывая на меня:

- Любишь его?!

Маргарета резко побледнела, не зная, не вызовет ли соответствующий правде ответ каких-то страшных последствий. Только не была она из трусливого десятка.

- Да, - ответила девушка, скромно опустив взор.

- А ты, пан Деросси, которого стану звать Иль Кане, поскольку так мне больше подходит, скажи откровенно, чувствуешь ли влечение к этой панне?

- Да, - ответил я ему, словно эхо.

- Тогда бери ее в жены, а как только пост кончится, прибудет сюда ксёндз плебан, чтобы пе­ред выездом в путь союз ваш оформить.Теперь же, - он огляделся по сторонам, не оставляя нам времени на благодарности, - всем спать! И оставьте меня одного.

Он взял кувшин, наклонил его и пил, пил и пил, словно бы желая залить вином свои боль и го­речь, которые, вне всякого сомнения, испытывал.

* * *

Прошел Великий Пост, и все праздновали Воскресение Господне. Последние снега сошли, и после длительной и морозной зимы пришел апрель, весьма даже жаркий, что люди считали хорошим предсказанием. За это время, видя Маргарету ежедневно, я влюблялся в нее все сильнее и сильнее, считая дни до церковного таинства, которое должно было случиться в пасхальную ночь. Ничто нее мешало нашим чувствам. Пекарский, хотя, видно, и страдал, но свое слово сдержал.

За все это время во всем имении, ни в округе, поскольку пользовался полнейшей свободой, не заметил я ни единого следа Мыколы. Когда же спросил о нем у пана Михала, получил ответ, что, демаскированный с помощью пани Малгожаты как московский шпион, людей своих потерял, сам жнее, серьезно раненный, скрылся и нескоро теперь появится в границах Речи Посполитой.

Свадьба состоялась в пасхальный праздник; пир был великолепный. Пан Пекарский выступил в качестве первого дружки, и в танец вступал без раздумий, желая скрыть несомненную печаль, кото­рый испытывал, ибо, думаю, что вначале собственные планы с панной Хауснер связывал, но решил ею пожертвовать. А вот что было потом Тут много можно было бы рассказывать, но скромность не позволяет выдавать тайны супружеского алькова.

Правда, наш медовый месяц продолжался всего лишь около недели. Получив известие, что выкупленная в Крыму девочка уже находится в Замостье, пан Михал решил, чтобы вместе с обяза­тельным Кацпером отправить меня туда, откуда со вспомогательными войсками сандомирской земли, спешащими под Смоленск, я должен был отправиться в Вильно и быть представлен при дворе коро­левы Констанции. Уже ранее мы обменялись письмами с паном Скиргеллой, который весьма радо­вался нашей встрече после стольких лет и обещал по мере своих сил помогать установлению зна­комств и сбору творческих контрактов.

Сейчас в Польше множество дворцов возводится, старые же перестраивают и украшают, так что славный, как вы, человек (конечно, эти слова были сказаны на вырост) работой будет просто завален, - писал он. По дороге я много размышлял о роли, которую приготовил мне пан Пе­карский, размышлял над перспективами, хотя, имея зеркало, можно было сказатьмы играли с от­крытыми картами.

В Замостье к нам присоединилась упомянутая евреечка, предсказательница. На вид ничего, хотя до прелести Маргареты ей было далеко. Пан Пекарский провел с ней пробный сеанс перед зер­калом, что было вывешено в алькове. Подробностей он мне не выдал, но выглядел весьма доволь­ным. Какие же миражи развернула она перед ним? Что он станет папой римским?

Из Замостья мы поспешили в Люблин, после чего направились на Брест и Дрогичин, затем свернули к Гродно, а оттуда до Троков и Вильно было уже недалеко. Пора была прекрасная, земля в цвету, и никто, глядящий на нее, на народ, занятый на полях, на дворы шляхты и магнатские рези­денции, которые мы проезжали, не мог бы сказать, что где-то идет какая-то война, что довольно ря­дом, в московской державе люди умирают с голоду, а бывает и такое, что пожирают друг друга. Нас повсюду приветствовали дружески, обитатели Мазовии пана Пекарского, похоже, не знали, меня же принимали с любопытством, словно бы никогда в своей жизни не видели иностранца. В любом из до­мов или монастырей, в которых мы останавливались, мы могли пребывать долго и пировать, ибо гос­теприимство поляков было просто необыкновенным, и главной проблемой было то, как тактично отго­вориться от дальнейшего пребывания в гостях, объясняя, что нас взывают обязанности, отчизна и лично Его Величество король.

Думаю, что именно так, в путешествии, можно лучше всего узнать страну.

Можно было бы, парафразируя Цезаря, написать: Polonia est omnis divisa in patres tres (Вся Польша разделена на три части), если бы не то, что сами поляки делят свою Речь Посполитую на две части: Литву и Корону, забывая про третью, крупнейшуюРусь, которая, в силу Любельской унии, отсоединена от Литвы, была включена в Корону. Парадоксов подобного рода в Польше имеется большевзять хотя бы названия двух местностей, из которых Малая Польша больше Великой Польши, что, впрочем, никому не мешает. Другое дело, что как раз эта ошибка возникла, как мне ка­жется, из неверного перевода слов Polonia Maior и Polonia Minor, что поначалу должны были означать Прольшу младшую и старшую, то есть ту самую Старшепольшу, откуда началась держава Мечисла­вов и Болеславов, и где до сих пор находится церковная столицаГнезно, месторасположение при­маса во временах без королевской власти, называемых еще interrex. Нельзя не написать и о четвер­той части, которую образует Пруссия, ленное владение Короны, неизвестно почему в Польшу никогда не включенное, хотя случай неоднократно бывал, разве что лишь затем, чтобы немчики, сегодня сла­бые и разделенные, когда-нибудь устроили полякам неприятный сюрприз.