- Что же мне тогда делать?спросил я, с трудом пряча испуг.
- Оставайся со мной. Я же сделаю тебя невидимым.
Поначалу я подумал, что он применит какую-нибудь тайную микстуру, а в багаже у него было множество бутылок, коробочек и алембиков, которая либо сделает меня невидимым, либо придаст моему лицу вид отвратительного отверженного, к примеру, прокаженного, пораженного тяжелейшей лепрой, но он выбрал гораздо более простой метод. Il dottore приказал Магогу гладко выбрить мою физиономию, волосы уложить в прическу (что удалось просто превосходнорука у великана была нежной, словно у греческой массажистки), затем кожу на лице слегка отбелить, губы сделать краснее, и под конецоблечь меня в женские одежды. Таким вот образом он превратил меня в женщину, если и привлекающую чьи-нибудь взгляды, то кавалеров, а никак не инквизиторов-доминиканцев.
Когда я спросил Учителя, откуда это у него взялись такие красивые дамские одежки, тот ответил, что до недавнего времени в путешествиях его сопровождала любимая дочка.
- И что с ней случилось? Умерла?спросил я.
- Хуже, - тяжело вздохнул il dottore.
- Пошла в монастырь?
- Еще хуже. Вышла за какого-то богатого дурака, и теперь нянчит ему короедов, вместо того, чтобы, как я, посвятить себя науке и приключениям.
У меня была громадная охота спросить по ее мать, но как-то неловко себя чувствовал, а кроме того, узнавая ближе il dottore и его необычные возможности, я совершенно не удивился, если бы он родил ее сам, вполне возможно, в компании с Магогом.
Тогда, путешествуя с ними последующие месяцы, я внимательно слушал уроки Учителя и глубже знакомился с различными книгами, которые я знал, в основном, лишь с чужих слов: Аристотеля, Платона, но еще Парацельса, проклятые церковью работы Коперника, а для равновесия Malleus Maleficarum (то есть, по-нашему, Молот ведьм), произведение, написанное более ста лет назад двумя доминиканцами, Якобом Шпренгером и Генрихом Крамером, заставляющую покрываться холодным потом каждого, пытающегося продвинуться в своих исследованиях и размышлениях за границы наук, допускаемых Церковью.
Все это время я задавал множество вопросов. Например, о вере моего наставника. Нигде в карете я не видел религиозных символов; с другой же стороны il dottore здоровался с людьми католическим приветствием, снимал головной убор перед храмом, не избегал священников, не любил он и особо гадких анекдотов на их тему. Он не ругался, как иные, охотно оскорбляющие честь Святейшей Девы или Божье Тело. Другое дело, что я не слышал, чтобы он вообще когда-либо ругался.
Бывали мгновения, когда, путешествуя в его карете, у меня появлялось чувство, будто я сопровождаю самого дьявола, тем не менее, никогда не случалось такого, чтобы кого-либо, включая и меня, он вводил в искушение. Сегодня мне кажется, что была у него громадная обида на земную Церковь и ее официальные власти, тем более, после тех интенсивных контактах, в результате которых на его теле остались следы бича, растяжений и вырванных ногтей. В Испании его даже сжигали на костре, чтоесли бы не то, что из этого нелегкого положения он вышел целымособой сенсацией и не было бы, потому что там сжигают гораздо больше фальшивых прозелитов и еретиков, чем дров. И тут нечему удивлятьсязимы, если не считать Астурии, на полуострове мягкие, зато факт того, что он выжил, перешел в историю иберийских народных развлечений. По ходу проводившегося в городе Памплона auto da fé, украшением которого должно было сожжение il dottore, сорвалась гроза с молниями, вода залила костер, а молния ударила в почетную трибуну, убив епископа, по происхождению, как говаривали, как и Торквемадаиудей; а под конец порыв ветра перебросил огонь на помещения для быков располагавшейся рядом Plaza de Toros, освободив 50 приученных к корриде животных, которые рванули в толпу, вызывая всеобщее замешательство и настолько громадную панику, что никто не помешал смешавшемуся с толпой Гогу перерезать веревки своего хозяина, занести его, потерявшего сознание, в повозку и галопом покинуть город.
Тем временем мы спустились с апеннинских высот, и сделалось ясно, что мы направляемся в Венецию; но, прежде чем добраться до Серениссимы, нас ожидала переправа через реку По. Учитывая награду, назначенную за мою головупо мнению Учителя, излишне вздутую, словно бы я был святым Варфоломеем, и усиленные проверки на мосту, мне грозила опасность разоблачения.
Так что я предложил, что удалюсь от кареты il dottore и преодолею реку вплавь, поскольку плаваю как рыба, ни водоворотом, ни предательских течений не боюсь. В общем, меня подвезли в довольно укромное местечко, где, переждав какое-то время, пока экипаж удалится, я начал уже раздеваться, как вдруг услышал громкий голос:
- Оп-па, дорогая синьорина! Если собираешься выкупаться, то предупреждаю: место это весьма опасное, и кучу смельчаков из гола в год оно заглатывает, словно ненасытная Сцилла вместе с Харибдой.
Можно было бы сказать, что везет мне на мужчин у реки, если бы их намерения всегда оставались столь же чистыми, как у моего Учителя. На сей раз появился человек молодой, всего на пару-тройку лет старше меня, с решительным настроением, резким взглядом и несколько двузначной усмешечкой, таившейся в усах.
В этот момент мне следовало бы сгореть румянцем, только я не очень-то знал, как это делается, потому лишь вежливо поклонился и поспешно накинул едва снятую накидку.
- Тысяча чертей, - продолжал незнакомый кавалер, - мне казалось, будто бы я знаю всех красивых дам по соседству, но, синьора, удовольствия познакомиться с тобой не имел. Меня зовут Ахилле Петаччи делия Ревере, а как зовут тебя?
- Альфреда - выдавил я из себя как можно более тонким голоском, напрягая все остроумие, чтобы выдумать имя; но единственное, что пришло мне в голову, это воспоминание о беспородном псе, встреченном минут пять назад. - Il Cane. Ну да! Альфреда Иль Кане.
- И как же это случилось, синьора, что ты оказалась так далеко от тракта?продолжал допрос молодой человек.
- Я поспорила со своими сестрами на золотой дукат, что сама переплыву реку.
- Честное слово, синьорина весьма решительна и любит рисковать. Вот только советую тебе судьбу не искушать, но воспользоваться моим предложением.
- И что это за предложение?
- В паре сотен шагов вверх по течению у меня имеется лодка, на которой я легко переправлю синьорину на другой берег.
- И сколько это будет стоить?
- Самое большеечмокнуть в щечку.
На это я согласился, совершенно не предполагая, что термин "чмокнуть" может быть таким же растяжимым, как панталоны, что носят султанские наложницы. Едва лишь мы отбились от берега, Ахилле, вместо того, чтобы плыть на другую сторону, направил лодку к покрытому лесом острову, в то же самое время пожирая меня взглядом и расписывая комплименты. До меня мигом дошло, к чему это он клонит.
- А синьор ведь обещал меня на другой берег доставить - плачущим тоном начал я, только тот насильник, не обращая внимания на мои протесты, весла бросил и ко мне придвинулся, одной рукой облапав в поясе, вторую же пытаясь сунуть мне между ног, чего, ясное дело, я позволить ему не мог, и не только из чувства приличия.
В общем, заехал я синьору Петаччи делия Ревере в рожу так, что тот свалился в воду и, пока, фыркая и кашляя, он не выплыл на поверхность, я быстро удалился вместе с течением По, пропуская мимо ушей мольбы и просьбы, чтобы я остался и не стал виновником физической и духовной смерти такого замечательного молодого человека, ибо, только лишь увидев меня, он воспылал любовью.
На другом берегу я быстро дождался карету il dottore, который заявил о моей правоте, когда я выбрал дорогу вплавь, поскольку на мосту их тщательно проверяли, разыскивая, в особенности, людей, в чем стражникам помогали громадные псы, привезенные герцогом Феррары с севера.
Я надеялся, что это событие останется в моей биографии только лишь забавным эпизлдом, хотякак утверждал мой Учительсиньоры делиа Ревере были из тех людей, с которыми задираться не стоило. Старый Галеаццо Петаччи был кондотьером, ответственным за смерть множества невинных людей, сам он от обычного siccarо, через должность capitano группы наемников, служивших самым различным хозяевам, добрался до титула барона с должностью камергера папского двора. Сын его, если хотя бы отчасти унаследовал характер отца, должен был быть тем еще бандитом, и уж навернякачто он как раз и доказалраспутником.