Я сразу же почувствовал себя бодрее, хотя, когда я вновь поднял голову, силуэты исчезли.
На свадебном пиру я превосходно развлекался, хотя в доме Леония быстро сбежала, а о том, что происходило между нею и супругом, я могу судить лишь на основе ее собственных признаний.
На четвертый день гости разъехались, а дон Базилио спешно отправился Агридженто, чтобы принять диких животных, которые должны были очутиться в зверинце, устраиваемом в имении.
Я возвратился к работе над фресками, когда ком не прибежал любимая мальтийская болонка синьоры Леонии; за ошейником торчала бумажка.
Жду в старой ветряной мельнице, на холме, - написала молодая супруга.
Ну как я мог не пойти?! Никто за мной не следил, после шикарной свадьбы в имении царило некое расслабление. Я прошел через апельсиновую рощицу, потоммимо плантации оливок.
Мельница, стоящая на вершине холма, где было лучше всего захватывать ветры, идущие со стороны Ливии, давно уже утратила крылья, когда более производительной оказалась мельница на ручье; старая же мельница выполняла роль склада для фруктов и сена с окрестных лугов.
Леония, одетая будто крестьянка, ожидала меня внутри. Но, прежде чем я успел произнести хотя бы слово, она бросилась ко мне со слезами и поцелуями. А потом подняла рубаху, открывая алебастровую спину, исхлестанную до крови.
- Что же ты ему такого сделала ему? Не давалась?
- Нет, только он, пока не научит женщину плеткой, не может - тут она стыдливо замолкла.
Я ведь не стальной. И не могу защищаться, когда меня атакует красивая девушка со скульптурными формами. И тогда я целовал ее бедную спину и руки с кожей, будто антиохийский атлас, а еще губы, плечи, груди Поначалу она сохраняла спокойствие, но потом и в нее вступил настоящий огонь. Мы вели себя словно пара безумцев, не помня про опасность, нагие мы качались по сену, соединяясь друг с другом, целуясь, поглощая себя всеми органами чувств
Затем на момент успокоились. А Леония, все так же нагая и жаждущая моего тела, рассказывала, хотя я вовсе не желал слушать о подробностях той первой свадебной ночи и двух последующих, возбуждая во мне живейший гнев.
Еще она говорила, что Базилио готов был одолжить меня на время для своего имения.
- А из Калабрии нам сбежать было бы гораздо легче, - искушала меня Леония, совершенно забыв про поведение и обязанности молодой жены.
- Не думаю, чтобы твой отец меня отпустил.
- Такой случай у него появится, когда ты завершишь фрески Впрочем, когда я согласилась на это замужество, papa обещал исполнить все, о чем я его не попрошу. Только люби меня, Фреддино!шепнула Леония под конец.
Так что я занялся с ней любовью и во второй раз.
И тут какая-то тень пала на наши тела и, повернув голову, я узнал capo Роджеро, одного из главных пособников дона Камилло.
* * *
Меня бросили в небольшой подвал под конюшней, с солидной дверью и маленькими зарешеченными окошками. Дон Камилло не удостоил меня разговором, а сразу же возбужденным тоном, чтобы и я слышал издалека, заявил, что о моей судьбе будет решать преданный муж, как только прибудет из Агридженто. Какую судьбу готовили Леонии, я понятия не имел, хотя предполагал, что, будучи единственной дочерью дона Камилло, она могла ожидать, самое большее, очередной унизительной порки.
Не знаю, действительно ли она испытала ко мне такую уж страсть, или наше свидание было всего лишь капризом избалованной молодки, которую принудили к замужеству; во всяком случае, когда перед наступлением вечера я услыхал характерный стук башмачков и шорох платья, отирающегося о стенку, я знал, что это Леония.
Правда, она не сказала ни слова, явно по причине присутствия экономки, но неожиданно что-то брякнуло и упало через решетку.
Стилетик! А вообще-то даже приличных размеров стилет, в давние времена называемый мизерикордией, служивший, чтобы добивать врага после победного боя. И что я должен был ним сделать? Пронзить себе сердце?
Когда опустилась темнота, я начал ковыряться с дверью, но та была чрезвычайно солидно изготовлена да еще и укреплена стальными полосами, в общем, я не мог и мечтать о том, чтобы пробить себе дорогу к свободе. Тогда я запланировал утром напасть на охранника и, по крайней мере, с честью погибнуть в борьбе.
Около полуночи меня сморил сон. Но долго он не продолжился. Меня разбудил страшный грохот и резкое сотрясение, осыпавшее мне лицо песком. За окошками едва пробивалась ранняя заря, но у меня не было времени анализировать рассвета, поскольку по земле начала пробегать дрожь, словно просыпалось некое чудище, и по его телу шли конвульсии. Толчки нарастали, грохот становился сильнее. И в нем были и рев раненного зверя, и треск разбивающихся колонн, падающих крыш, башен. И все это сопровождалось испуганным ржанием лошадей, пытающихся убраться из конюшни, громкое кудахтанье домашней птицы.
То, что творилось когда-то на Закинтосе, было нежным зефиром по сравнению с нынешним безумием стихий. А потом все неожиданно резко утихло. Не знаю, то ли сам я на мгновение потерял сознание, во всяком случае, в себя я пришел с ног до головы засыпанный пылью и мелкими обломками окаменевшего строительного раствора. По милости судьбы, кирпичи и фрагменты конструкции меня не завалили. Часть потолка над койкой вообще исчезла, так что удалось по каменной осыпи выкарабкаться наверх. Стены конюшни как будто ветром сдуло. То же самое случилось с большинством хозяйственных построек, стены дворца, правда, еще стояли, но все окна выпали, потолки завалились. По самой средине двора шла громадная расщелина, которая все сильнее расширялась, превращаясь в истинную пропасть, казалосьбездонную, которая поглотила здание для охранников, в котором проживали capo Руджеро и Манфредо; исчезла большая часть домов для прислуги.
Возможно, именно потому никто и не отзывался. Я вбежал в дом. Альков il dottore остался цел, вот только сам он уже не жил. Глаза его были открытыми, но в них я не увидел никакого ужаса, а только покой и достоинство, столь необходимые во время встречи с Синьорой Смертью. Я направился дальше, обходя кучи камня. В комнате молодоженов рухнул потолок, тяжеленные балки упали прямо на брачное ложе.
Поднимая их вместе с остатками балдахина, я добрался до Леонии. Девушка явно скончалась во сне. Балка размозжила ей грудную клетку, оставляя лицо целым, и я поцеловал его. Леония была еще теплой. Тем не менее, попытки вернуть девушку к жизни, несмотря даже на то, что я сбегал за знаменитым средством il dottore, успехом не закончились.
Неужели во всем Понтеваджио я остался один?
Нет, не один!
Из внутреннего дворика до меня донесся голос дона Камилло. В ночной рубашке, весь обсыпанный штукатуркой, он шел среди развалин, призывая слуг, своих capo и Леонию.
Я вышел ему навстречу, обходя рыбный садок.
- Леонии нет в живых, - обреченно сказал я.
- И замечательно, - прошипел дон Камилло.Родилась от гулящей девки и такой же девкой стала, а детей у меня еще может быть куча.Только сейчас он, казалось, заметил меня, ядовито усмехнулся и прибавил: - То, что Господь пощадил тебя вовсе не означает, что я пощажу тебя.
- Ладно, попробуй.
Я достал мизерикордию, что была заткнута у меня за поясом, и блеснул ему клинком в глаза.
- Ты не отважишься!воскликнул александрит, не теряя самоуверенности.Ты не можешь убивать людей!
В этом он был прав, я поколебался нанести ему удар; видя это, он подскочил ко мне с желанием вырвать кинжал из моей руки. Действовал он неожиданно быстро, но я обладал преимуществом, так как был на голову выше его и на четверть века моложе. Поэтому я резко отпихнул дона Камилло. То чуть не упал и, желая сохранить равновесие, сделал шаг назад. Плюх!
Самое смешное, что во всем дворце землетрясение не повредило исключительно рыбного садка посреди внутреннего дворика. Не знаю, что там чувствовали мурены во время сотрясений, но теперь должны были проснуться и, как обычно, они были голодны.
Дон Камилло вынырнул на поверхность и, размахивая руками, пытался ухватиться за край облицовки, но ноги не находили опоры на гладком мраморе.
- Помоги же мне, помоги!
Второе "помоги" он, скорее провыл, чем произнес. Выкормленные им бестии, похоже, достали его, и теперь их подобные бритвам зубы начали кусать хозяина в живот и его ноги.