У нас не было никаких сомнений в отношении того, кем могут быть эти гости. Леннокс жестом приказал нам молчать, после чего потащил нас в проход, которого я раньше не замечал, узкий и настолько низкий, что в каких-то местах следовало ползти на коленях или протискиваться, словно библейскому верблюду сквозь игольное ушко. Одновременно делалось все сырее, так что потом пришлось брести по щиколотки, а потом и по колено в воде. Не знаю, что бы мы делали без Дэвида. Хотя на первый взгляд производил впечатление книжной моли, проводником он был отличным.
И заботящимся о нас. Время от времени он приказывал нам притаиться в какой-нибудь нише, а сам отправлялся в разведку. Бывало такое, что он отсутствовал даже по полчаса, но всегда возвращался и со словами "Дорога свободна" вел нас дальше.
Когда мы в очередной раз ожидали нашего проводника, я услыхал шелест за спиной и краем глаза уловил тень фигуры. Гог достал пистоль, но Алонсо удержал его, поднося палец к губам. Испанец развернул какой-то сверток, добывая из него длинный, похожий на флейту, предмет и горсть маленьких стрелок. Я понял, что это орудие, привезенное из Восточной Индии, смертоносное оружие тамошних туземцев, называемое духовым ружьем. Сейчас мы должны были убедиться в его эффективности. Алонсо раздул щеки, и когда цель вновь пошевелилась, явно направляясь к намсильно дунул. Направлявшийся к нам мужчина пошатнулся, а через мгновение, словно пораженный громом, упал на землю.
- Когда мы добрались до него, он уже умирал. Вид у него был жалкий, тем более, что был он ненамного старше нас. Изо рта у него шла пена, он что-то прохрипел, похоже, по-чешски:
- Я не враг
Что самое интересное, если не считать кинжала, больше похожего на игрушку, при нем никакого оружия не было. Следовательно, он всего лишь шпионил.
Дэвид страшно разволновался, узнав, какие страсти мы пережили. Он осветил лицо трупа.
- Черты лица самые обычные, нос курносый, как часто бывает у богемцев.
На лице Леннокса появилась гримаса, которую у некоторых людей вызывает вид смерти, в особенностинеобязательной. Но он ничего не сказал, только сплюнул и восхитился такой точности глаза Ибаньеса. А в это время тот, надев кожаные перчатки, осторожно извлек стрелку и спрятал ее в мешочек.
Признаюсь, что о столь поражающих ядах я до этого всего лишь слышал. Не удивительно, что мое уважение к испанцу выросло вдвойне.
Оставив труп за собой, мы двинулись дальше. Как оказалось, до выхода оставалось несколько десятков шагов.
Из подземелий мы вышли уже за городскими валами. Наем трех лошадей уже не представлял сложностей. Изо всех конских сил, мы поскакали в сторону Будеёвиц, а через неделю, в Линце, встретились с нашим гномом Гогом, который, несмотря на риск, вернулся на пражский постоялый двор за нашими вещами и экипажем. Если за нами кто-то и ехал, делал это настолько умело, что этого не удавалось заметить. Впрочем, возможно это наша готовность сражаться склонила его к прекращению погони? Или причиной тому были наши письма? Несколько таковых мы отослали из местечка Таборв письме к il dottore я отчитался по нашим предыдущим свершениям и попросил скорректировать планы выезда в Венецию, если он посчитает их необходимыми. Второе письмо, подписанное Ленноксом, мы отослали синьору Камилло де Понтеваггио на Сицилию. В нем мы предупреждали его о наемных убийцах, так, как будто бы нам и в голову не приходило подозревать его самого, обещая как можно скорее появиться в окрестностях Палермо, чтобы определить совместные планы действий. И, наконец, третье письмецо, весьма чувственное и местами рифмованное, я отправил лично в руки мадам Вандом. В нем я уверял ее в своих чувствах, прося по возможности ответить по указанному адресу.
Через несколько дней, несмотря на метели, которые чуть было не сделали нам невозможной переправу через Альпы, под самое Рождество мы счастливо добрались до Венеции. Когда вновь мы плыли на лодке через лагуну, было прохладно, ветрено, бесснежно, но исключительно приятно. Били колокола церквей и соборов, призывая на предрождественскую службу. И если мне чего-то и не хватало, то только семьи, пускай даже и неполной, что была у меня в Розеттине. Ну да ладно, по крайней мере я радовался приятной компанией и амбициозной целью, хотя я совершенно не предполагал того, что в этом городе на островах придется провести более четырех месяцев.
Оказалось, что решение загадки бочки святого Маркадело не такое уже и легкое. Скажу больше: долгое время мне это казалось совершенно невозможным. Впрочем, даже если бы мы и получили необходимые указания относительно поездки в Египет, сезон зимних бурь не способствовал мореплаванию. Мало кто выходил в Адриатику, а пара суден даже затонуло у скалистых берегов Далмации. А кроме того, куда могли мы выехать, не имея указаний относительно конкретной цели путешествия? Про египетский Лабиринт, о котором упомянул il dottore, ходило множество самых противоречивых рассказов. По словам Плиния, Лабиринт располагался милях в пятидесяти от Каира, в оазисе Фаюм над озером Моэрис, вода в которое поступает по каналу, ведущему от головного русла Нила. В последующие времена, когда ирригацией занимались недостаточно, канал засыпали пески, озеро высохло, а уж про Лабиринт, называемый Городом Сокровищ, не говоря уже о входе в него, пропал всяческий слух. Его разыскивали римляне, латинские патриархи Александрии, потом арабы и искатели сокровищ. Все напрасно.
В более новые времена существование Лабиринта было признано легендой, синтезом нескольких рассказов о различных подземных святилищах, похоронных камерах фараонов или естественных пещерах. Одно было очевидным: без расшифровки иероглифов шансы на то, чтобы отыскать Лабиринт, равнялись нулю.
Отсутствие прогресса в решении нашей проблемы совершенно не означало, что, пребывая в городе на лагуне, мы избегали утех или телесных развлечений, тем более, что довольно скоро пришло время карнавала, который в республике отмечается, как нигде в мире, к тому же, в значительной мере он проводится на воде. Будучи ребенком, я восхищался хороводами и уличными забавами в Розеттине, но то, что происходило в Венеции, с показом гондол на Большом Канале во главе, превосходило все то, что можно было где-либо видеть. Исключительный характер венецианскому карнавалу придают маски. Можно ли придумать наилучший способ необузданной забавы, чем безумие масок, гарантирующее анонимность участникам развлечений, а случаетсяи оргий, и в этом нет ничего сложного, поскольку никто не спрашивает о твоем сословии, рождении или имущественном статусе. Понятное дело, когда кто желал, то мог бы отличить бедняка от богача по качеству тканей, из которого сшит маскарадный костюм, а еще по запаху, ибо не каждый мог позволить купить себе благовония. Но, зная об этом и не жалея дукатов на атласы с духами, я мог выдавать себя за принца.
Здесь я пропущу парочку милых эпизодов, для сути моего рассказа мало чего значащих, кроме того, признаюсь, что если даже я и грешил против шестой заповеди, то делал это бкз особого усердия. До сих пор я был крепко влюблен. И наверняка с взаимностью.
Через пару недель я получил письмо от госпожи Вандом, чрезвычайно нежное, но вместе с тем наполненное беспокоящими сведениями. Агнесса писала мне, что il dottore исчез, дом продали, а про Учителя и его громадного Магога пропал всякий слух. Неужто умерли? Такое мне не казалось правдоподобным. Скорее, уж, мой наставник где-то спрятался, не желая оставаться на виду в качестве легкой цели для наемных убийц, независимо от того, наслал их Георгий Рандопулос или кто-либо другой.
Так что, в основном, я сидел в нашей квартире, складывая для моей Агнессы стихи и рисуя картинки из нашего путешествия.
Твой образ летучий все время в глазах моих имею,
Он весь такой четкий, вот только что-то грудь мне сжимает,
Не хватает мне чего-то, все время выискиваю чего-то глазами,
А в двери сердца стучится любовь с лицом ангела
А вот Алонсо, казалось, ни о чем не тоскуетнаоборот, он чувствовал себя будто рыба в воде, мутя в головах у богатых и красивых дам, которых, как я уже упоминал, в Венеции хватало.
Но его настроение не передавалось англичанину Ленноксу. Казалось, будто бы женщины ему вообще безразличны. А мужчины? Загадка! Ну да, он водил своими водянистыми глазами за огненным испанцем, но никогда не слышал, чтобы вздыхал.