Сам посол, маленького роста, со старомодными бакенбардами, изысканно и тщательно одетый, разговаривал с сидящем напротив человеком в мундире полковника Преображенского лейб-гвардии полка с неприкрытым почтением. Из-за чего «полковник Михайлов» несколько раз делал ему замечания, вынуждая Николая Дмитриевича извиняться
Не успела карета остановиться у дворца, как ее встретил дежурный офицер и, поздоровавшись, проводил к кабинету кайзера. Первым в кабинет пригласили посла, а его спутники, устроившись в приемной, приготовились ждать результатов разговора.
Вильгельм Второй был личностью эксцентричной, увлекающейся, непостоянной и очень тщеславной. Не зря его подданные говорили про него: «Наш кайзер хочет быть брандмейстером на каждом пожаре, невестой на каждой свадьбе и почившим в бозе на любых похоронах», отмечая его стремление быть всегда центром внимания любого общества. Его неожиданные выступления и противоречивые решения стали причиной немалого количества седых волос и неожиданных отставок министров и чиновников. И его кабинет был отражением своего хозяина. Украшенный многочисленными картинами и изречениями на стенах, с большим письменным столом, он вначале казался мало чем отличающимся от остальных. Но стоило приглядетьсяи за столом вместо обычного стула или кресла видно было специальное приспособление, оснащенное кавалерийским седлом. На котором император, если не удавалось покататься на лошади, проводил не менее пяти часов в день. А картины и изречения оказывались подобраны эклектично и выдавали неустоявшийся круг интересов и предпочтений императора. Впрочем, при всей неоднозначности его характера Вильгельм умел держать слово и настойчиво добиваться тех целей, которые он считал самыми важными.
Кайзер встретил своего гостя, стоя у стола, выказывая немалое уважение послу.
Добрый день, Ваше Императорское Величество, куртуазно поклонился Остен-Сакен. Приношу извинения за свою настойчивость Я привез вам личное послание моего Императора, посему и вынужден был просить срочной аудиенции.
Добрый день, граф, сдержанно кивнул в ответ кайзер. Очень интересно. Что-то я не вижу в ваших руках ничего
О да, Ваше Императорское Величество, послание находится в приемной.
Да? удивился Вильгельм. Несколько необычно, и потянулся к звонку для вызова дежурного офицера. Кого пригласить?
Полковника Михайлова, Ваше Императорское Величество, еще раз поклонился посол, и изящно развел руками,
Пригласите полковника Михайлова, приказал кайзер заглянувшему в кабинет адъютанту. Тот на секунду вышел и появился, сопровождая полковника.
Ни, - от неожиданности поперхнулся кайзер, но опомнился. И тут же попросил офицера и посла оставить их наедине для приватного разговора с посланником Российского Императора.
Ники, черт меня побери! Это что за маскарад? И где твоя борода? Ты совсем на себя не похож! Вильгельм от удивления даже сел на свое кресло-седло.
Была необходимость, Вилли, улыбнулся Николай Второй, он же «полковник Петр Михайлов». Сейчас все заинтересованные лица полагают, что я нахожусь на яхте «Штандарт». А мне надо обсудить с тобой ряд вопросов tête à tête[5]
А это ты здорово придумал, Ники! сразу же загорелся германский император. В кои-то веки мы сможем с тобой спокойно поговорить! Без этих министров, адмиралов, генералов и прочих разных советников с их подхалимским мордами и глубокомысленными советами на пустом месте
Вот именно, прервал Николай собиравшегося по своему обыкновению закатить на пустом месте небольшую речь кайзера. Откровенно недоумевающий от такого внезапного изменения привычного поведения Вильгельм немедленно замолчал и с интересом уставился на своего племянника.
Кузен, ты, наверное, уже знаешь от доброжелателей, царь усмехнулся так, что Вильгельм невольно вздрогнул, что мною принято решение, пока не озвученное, аннексировать северную часть Маньчжурии. Сам понимаешь, российские владения на Дальнем Востоке без такого округления границ весьма и весьма уязвимы. Но я ожидаю сильного противодействия. В первую очередь от англичан, которые, признайся, и к твоим планам и начинаниям относятся отнюдь недружественно. И которые почему-то считают, что они одни должны определять, кому и что дозволено иметь. Не ты и я, заметь, а «дядя Берти» и его министры. И они уже науськивают на нас своих новых вассаловяпонцев
Я всегда утверждал, что главная опасностьжелтая! И святой долг всех христианских цивилизованных стран поддерживать друг друга в борьбе с восточным варварством, пытался начать свой новый монолог кайзер.
Нет, Вилли. Восточные варвары не стали бы опасны, не поддерживай их цивилизованные страны. А это в первую очередь, Англия, и во вторуюСеверо-Американские Штаты. И эти же страны, хочу тебе заметитьтвои и мои главные соперники. Точнее даже противники. Они бы хотели ввергнуть наши с тобой страны в такое же варварство, как азиатов, и править миром без нас. Скажешь нет? Вспомни, как прореагировали островитяне на усилия твоих поданных по развитию заморской торговли и на постройку флота для ее защиты? Николай, неожиданно для Вильгельма, привыкшего к тихому, даже робкому поведению и молчанию своего сегодняшнего собеседника, вел себя жестко и напористо. Кайзер с удивлением внимал его логически выверенной, хотя и лишенной обычных украшений, но очень убедительной речи. Вспомнил? А теперь посуди самя вынужден буду адекватно реагировать на такое поведение. И это может привести к печальным последствиям, не стану скрывать, как для моей страны, так и для твоей. Не говоря уже о прочих
Моей? Но ведь тысоюзник Франции, неожиданно высказал вслух свою потаенную мысль германский император, уже мысленно составлявший планы возможной войны с ненавистной республикой и мечтавший о триумфальном въезде в Париж.
Да. Но я не собираюсь таскать для нее каштаны из огня. А если ты полагаешь, что островитяне дадут тебе разбить ее, пользуясь моими затруднениями, то ты ошибаешься. Их политика заключается в том, чтобы не дать усилиться ни одному из остальных участников «европейского концерта». И они предпримут всё, чтобы спасти Францию, как твоего соперника. Вплоть до того, что переманят остальных участников Тройственного союза на свою сторону.
Австрия никогда не перейдет на сторону моих врагов, только и смог возразить Вильгельм, великолепно помнивший поведение австрийцев в ту же Крымскую войну.
Да? А не напомнишь мне, кто сражался с войсками твоего деда под Садовой? Кто поддерживал англичан и французов против моего прадеда? Который, напомню, спас этих неблагодарных от венгерской революции. И они презлым ответили на его предобрейшее, усмехнулся Николай. Пойми, сейчас появилась уникальная возможность решить все проблемы твоей и моей страны мирным путем. Франция первой не откажется от союза со мной из опасения остаться с тобой один на один. Но и поддерживать мои азиатские стремления не станетмои войска нужны ей в Европе, против тебя. Зато я могу уговорить ее пойти на компромисс с тобой, в обмен на твою поддержку. А создав континентальный союз против Англии, мы сможем сдвинуть ее с пьедестала, как они считают, единственного мирового владыки. Подумаешь, империя, над которой не заходит солнце
Не уверен, что из твоих предложений что-то получится, но давай обсудим это подробней. И как ты представляешь оформление нашего с тобой комплота?
Так, с одного разговора, начала твориться история, которая, как известно, не знает сослагательного наклонения.
Российская Империя, Санкт-Петербург, февраль 1902 г.
Расположенный по Дворцовой набережной, двадцать шесть, построенный по проекту архитектора Резанова роскошный дворец, иногда именуемый «Владимирским» в честь проживавшей в нем великокняжеской семьи, никогда не пустовал. Но последнее время оживление в самом дворце и рядом с ним превращалось в некое подобие вавилонского столпотворения. Особенно в такие дни, когда на обед приглашались офицеры какого-нибудь из подчиненных хозяину лейб-гвардейских полков. Да, хозяином дворца был сам командующий войсками столичного, Санкт-Петербургского округа и гвардии, президент Императорской Академии Художеств, дядя царя великий князь Владимир Александрович. Впрочем, хозяином у себя дома он был скорее номинальным, как и командующим. Ленивый сибарит и гурман, Владимир был больше занят описанием очередных замечаний к только что съеденному обеду или картинами очередного заинтересовавшего его художника, чем управлением войсками, которое он свалил на своего начальника штаба. Так что правила в доме и семье его жена, княгиня Мария Павловна, до замужества носившая титул принцессы Мекленбург-Шверинской. Амбициозная и честолюбивая, она самоуверенно считала, что ее семья имеет право на одно из первых мест в иерархии империи, при этом даже не сменив религиюпротестантство, на полагающее российской княгине православие. Если не императорское, то хотя бы первых и единственных советников и наставников молодого царя и его супруги. «Тетя Михень», поняв, что ее муж не стремится занять это место у ушей государя, попробовала сама стать наперсницей и опекуншей государыни. Но действовала столь прямолинейно, что получила немедленный решительный отпор, в результате она возненавидела и Александру Федоровну, и ее супруга. Она откровенно радовалась рождению в царской семье одних девочек, с ее подачи «в свете» сплетничали о царствующей семье, выставляя их несоответствующими своим высоким обязанностям. Владимир, при всей его апатичности, целиком поддерживал свою супругу. Которая, все больше возносясь в своих мечтах, уже видела если не самого Владимира, то любимого сына Кирилла в горностаевой мантии на императорском троне. А упустить возможности, открывшиеся в связи с неожиданными новыми делами царя, она не могла никак. Поэтому последнее время обеды во Владимирском дворце стали ее пышнее и многолюднее, чем раньше. А ее придворный штат, уступавший по численности и пышности только императорскому, вовсю разносил слухи по знакомым о том, что бедный император после болезни совсем «оскудел умом», раз приказывает казнить преданных Престолу слуг и ссорится со всеми подряд, от собственной жены и матери, до бывшего генерал-адмирала и бывшего военного министра. А уж его нововведения! Восстановление в новом качестве чина и должности канцлера, с утверждением на эту должность «сибирского отшельника», Алексея Павловича Игнатьева, вместе с преобразованием Государственного Совета в представительный орган власти, вообще считались княжной «предательством исконных основ самодержавия».