Владимир ничего не понял, но лихорадочно стал перебирать в своем сознании воспоминания. Почему-то вспомнил себя молодого, друзей по техникуму, футбольные баталии во дворе.
Все. Времени больше нет, заявил невидимый собеседник. Отправляю вас в май одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
И Володя крепко уснул.
Раздел 2
Володька проснулся. Открыл глаза и первое, что увиделстаренькие обои в своей комнате. Еще в той квартире, в которой он жил с матерью и отцом. Хрущевская двушка на окраине Москвы. Которую потом продали, чтобы погасить долг перед банком.
Он полежал немного, втянул воздух через ноздри. Пахло яичницей. Через стену, на кухне вещало радио, кто-то гремел чайником.
Вова! послышался громкий голос матери. Ты еще долго будешь валяться. Что, у тебя занятия отменили?
«Какие занятия? Где?»подумал Володька, и тут же резко приподнялся на кровати. Ни черта себе!
В голове пронеслись воспоминания. Машина, мокрые кусты, белый туман, непонятные голоса Посмотрел на приоткрытое окно.
На улице светило солнце, щебетали птахи на деревьях. Володька судорожно осмотрел себя. Руки, ногина месте, голова тоже. Бог мой! Волосы! Длинные, почти до поясницы, и густые. Что за?!.
Он упал на кровать. Уставился невидящим взором в потолок.
Это что, не сон?
Володя! мать резко открыла дверь в комнату. Уже половина восьмого. Марш умываться и завтракать. Сейчас отец придет со смены, а ты все в кровати валяешься. Ну-ка, вставай. И трусы подтяни.
Володька изучающе посмотрел на мать. Да, это она. Моложавая энергичная женщина сорока лет. Глаза блестят добрым, но гневным огнем. В них радость к жизни, и никакой отрешенной тоски.
Ну чего застыл, как истукан? тряхнула она пушистыми волосами. Давай, мухой в ванную. А то ремень возьму.
Мама, улыбнулся Володька, не узнавая своего голоса. Вы меня ни разу не били. И не грозитесь. Скажите, а зачем подтягивать трусы?
Мать захлопала ресницами.
С каких пор мы на вы? Ты издеваешься?! Или, думаешь, отрастил лохмы, теперь все можно?
Володька стремительно юркнул в ванную. Мать что-то громко говорила, но он ее не слушал. Смотрел на свое отображение в зеркале и по-идиотски улыбался.
Он все не мог поверить. Как так? Вот он видит себя. Молодого. Широкие плечи, шея, руки, ноги. Все налито здоровой силой. Глаза. Не по мальчишески задорные, а подернутые дымкой жизненного опыта. Значит, это правда. Он в своем прошлом. В теле шестнадцатилетнего парня. С разумом сорокалетнего мужчины, прошедшего черт знает что, и повидавшего немало. Стоп. Как говорили голоса в белом тумане? Не выполнено предназначение. А какое оно у него? Что он должен сделать на этой земле? И ради чего?
Сердце сковал холод. Это что? Надо прожить свою жизнь почти сначала? И постараться не совершать ошибки? А как узнать, где он ошибся?
Все. Больше не надо вопросов. Надо осмотреться, и попробовать смириться с тем положением, в которое он попал. А предназначение? В этом помогут люди, которые будут рядом с ним, и события, которыми надо научиться управлять. И вообще, он же в свое прошлое попал! Не в чужое. Все знакомо, только вспомнить немного подробности.
Володька усмехнулся своему отражению в зеркале.
На кухонном столе остывала яичница и чай, налитый в большую кружку.
Мам, позвал Володька. А у нас что, кофе кончилось? Ты же знаешь, я не пью по утрам чай.
Он обернулся и увидел изумленные глаза матери.
Вова, с тобой все в порядке? спросила она тихо.
А, ну да, спохватился он. Извините, мама. Приснилось что-то. Никак не могу в себя прийти.
Ты меня не пугай, сын, мать пощупала его лоб ладонью. И не паясничай, давай ешь, и улепетывай на свою учебу. Знаешь же, что банка с кофе якобы спрятана отцом. Я и так на работу опаздываю. Еще отец где-то задерживается, уже прийти домой должен был.
Володька сел за стол, сунул в рот кусок жареного яйца, глотнул чай. Сморщился. Вкус напоминал древесные опилки с примесью полыни. Только цвет темный.
С трудом проглотил, махнул рукой на завтрак, пошел одеваться.
Одежда повергла его в легкий шок. Линялая рубашка с коротким рукавом и синие джинсы похожие на мягкую половую тряпку. И в этом он ходил? Володька открыл свой шкаф, оглядел вешалки и полки. Взял двумя пальцами стопку застиранных тряпиц непонятного цвета, оказавшихся его нижним бельем. Носки с растянутыми резинками, рубашки страшных и тусклых расцветок, грязно-зеленая куртка из болоньи, брюки с вытянутой тканью на коленях. Теплые вещи он даже не стал смотреть.
Хлопнула входная дверь.
Жора, ты где был? раздался голос матери.
Люд, не ругайся, такой до боли знакомый голос отца, звучал виновато. Артисты мои из Бразилии прилетели, с гастролей. Вот, подарков надавали, и денег. Я же машины им ремонтировал. Одарили по-царски. Встретили меня на проходной.
Ладно. Мне не до подарков. Я на работу убегаю. Кстати, твой сын еще дома. Странный он сегодня. Поговори с ним.
Раздался негромкий звук поцелуя и дверь закрылась. Мать убежала на работу.
Володька выглянул в коридор. Увидел отца. Живого. Отец умер, когда Володьке исполнилось тридцать. И часть вины за смерть отца лежала на нем.
Сын, улыбнулся папа, заметив его. А ну, подь сюда. Ты зачем мать расстраиваешь? Вот, забирай. Это тебе привезли.
Широко улыбаясь, протянул Володьке два целлофановых пакета.
Владимир не обратил на них внимание. Только подошел и крепко обнял отца.
Папа, тихо проговорил он, вдыхая еле уловимый запах машинного масла и табачного дыма от одежды родителя.
Ты чего, Вовка? так же тихо и удивленно проговорил отец. Потерся небритой щекой о голову сына, шершавой ладонью пригладил его длинные волосы. Давно не видел меня?
Очень, отстранился Владимир. Слушай, пап. А у нас кофе есть?
Отец подмигнул.
Есть. Я спрятал баночку. Пойдем, шуранем по чашечке. Только лапы помою с дороги.
Они сидели на кухне, и пили вкусный растворимый кофе. Произведенный в Бразилии, как гласили надписи на банке. Отец достал початую пачку «Дымка» и закурил. Володьке тоже страшно захотелось затянуться табачным дымом.
Пап, дай сигаретку.
Отец молча протянул ему пачку. И тогда Володька вспомнил тот вечерв ноябре девяносто третьего года. Они так же сидели на этой кухне вдвоем. Мать бегала по родственникам, а отец беспрестанно курил, глядя на пачки денег, вываленные на стол. И молчал, не понимая, как эти бумажки, похожие на конфетные фантики могут превращать друзей во врагов, а людейв безжалостных садистов.
Но это будет потом.
Отец достал из кармана брюк купюры, протянул Володьке десятку и еще один рубль.
Возьми, сказал он. Сводишь свою Ляльку в кино или кафешку. И сигарет себе купи. Нечего у отца стрелять. И это Давай учись.
Владимир кивнул, поставил пустую чашку на стол. Встал, пошел одеваться.
Вовка, пакеты возьми, крикнул отец. Шмотки там фирменные для тебя.
В пакетах оказались джинсы и джинсовая рубашка фирмы «Левис». Приятного синего цвета.
Володька облачился в обновки, и почувствовал себя более уверенно. Причесался, на затылке стянул резинкой длинную шевелюру.
Оглядел письменный стол. Сгреб в один из красивых пакетов первые, попавшиеся под руку тетрадки, ручку и вышел в коридоробуваться. Натянул на свои ступни тапки, похожие на кроссовки. Сунул деньги в карман рубашки.
Пап. Ну, я пойду, сказал он в сторону кухни.
Да иди уже, засмеялся отец. До вечера.
Володька вышел на улицу, и почувствовал себя этакой «белой вороной». Его одежда и прическа очень сильно выделялись на фоне серой массы людей, спешащих в это утро по своим делам. Прохожие разглядывали егокто с осуждением, а кто с восторгом. Проходя мимо табачного ларька, он купил себе сигареты и с наслаждением закурил. После Олимпиады-80 еще продавались такие марки, как «Кент», «Мальборо», «Кэмел» финского производства.
Он помнил дорогу в техникум, где учился, и добрался туда без особых проблем. Постоял немного перед входом, наблюдая, как стайки молодых людей стекаются к учебному заведению.
Вовчик, привет! услышал он голос. Обернулся. Это был Юркаприятель Владимира, и его сосед по парте. Они познакомились еще на подготовительных курсах перед поступлением в техникум и подружились.