Пресветлый
Бредит, тихо предположил Зубров. Пойдём отсюда.
Михаил кивнул, но с места не двинулся.
Подожди, - губы выпустили ещё одно тихое облачко. Глаза приобрели осмысленность и взглянули на склонившегося. Дай мне минуту
Михаил кинул взгляд на Зуброваслышит ли? Тот в ответ кивнул. В руке неожиданно возникла холодная матовость оружия. Не только слышит, но и готов. Если что.
Помолиться
Медведева передёрнуло. Острие вильнуло вдоль сонной артерии.
Посмотри на меня
Не смотреть не было сил. Михаил и так не отводил хмурого взгляда от синих глаз, лишь боковым зрением видя положение запорошённого снегом тела. Чувства говорили о том, что перед ним полудохлый человек, не способный на резкие движения, а ум напоминал о недавних чудесах воскрешения. Вот и ждал странного и опасного.
Чёрные зрачки в глазах закрыли синеву. Двумя точно направленными головками зажжённых стрел вонзились в мозг
Лес тёмен. Слишком тёмен и страшен. Лес очень стар и одинок. Он не отпускает
Деревья перстами полуголых веток указывают вниз. То ли предостерегают, то ли закрывают путь. Ладонями тёмных листьев касаются лица. И остаются на коже капли, будто причастие прикосновенности. Вздрагиваешь, отворачиваешься. Поздно. Тыпомечен. Тёмной ладонью мира. В ней серебряными нитямисудьба. От одного началав стороны. От корешкак самым кончикам. Серебром отливает в лунном свете Такой Луны не может быть. Огромной. Всегда полной. Похожей на лик уставшего героя. Героя, который проиграл Когда последний раз Лунь опускал глаза? Когда последний раз видел тропы идущих? Давно И знать, нет тому резона. И тебе не следует надеяться на его заступу Продирайся сквозь тёмную чащу и благодари предков за сильный рассудок. За то, что нет твёрдости в сердце. За то, что оно разрывается на части, бешено стуча. Это ты ещё ничего не понял, шагнув с безлюдного перекрёстка на неожиданную дорогу. Сердце же уже почувствовало серебряный свет и далёкий тонкий звук. Сердце вспомнило то, чего не было в жизни твоей и не могло быть доныне. Не от того ли тебе и страшно идти вперёд и так же страшно повернуть назад?..
Лес чужой. Но нет в нём ни гнева, ни желания уничтожить пришельца. В нём нет страсти. Но нет и покоя. Он, словно древний одинокий старик, похоронивший всех, кто мог принять из его рук посох дороги Он смотрит тусклыми глазами замшелых камней. Он морщинит переносицы дубов Он тянется тонкими пальцами Он хочет ощутить тебя, Человек Идущий. Быть может тыего последняя надежда. Тот, кто способен принять великое и горькое и понести, сгибаясь от непосильного груза на хребтине Быть может, ты станешь его сыном. Долгожданным. Выстраданным в одиночестве Быть может. Сырой лес чист после дождя, которого ты не застал. Но это и хорошо, что вы не встретились, Человек Идущий по тропе! Дождь в этом мире не менее тосклив и одинок, чем лес. Он тоже старик. И тоже потерял счёт векам в надежде и безнадёжности И изредка встречаются два старика, два скорбных вопроса. Встречаются и молчат, теребя воздух меж собой Дождь ещё надеется. Более чем надеется. Дождь трогает землю тонкими ручкамион ищет следы. Следы пришедшего Не тебя ли?.. Быть может тыего будущее? Тытот, кто примет на ладони тёмные тучи и вдохнёт в них свет и лёгкость? ТыЧеловек Бегущий к Солнцу?.. Хорошо, что ты не встретился с дождём. И хорошо, что Лунь давно уже перестал искать, вглядываясь в пространство и время со своего высокого поста. Хорошо, что больше никто сюда не заглядывает. Хорошо. Ведь сегодня пришёл ты, Человек Идущий. Ты зашёл в лес и лес принял тебя. Принял и вдохнул твой запах. И ждёт открытия твоего сердца, чтоб услышать имя твоё Лес надеется. И очень хочет быть тем, кто первый узнает благую весть И кажется, что он шепчет:
Чего ты испугался, Человек?.. Я не причиню тебе вреда Да, я огромен для тебя. А ты мал для меня. Но я боюсь тебя чуть ли не больше, чем ты меня, Человек Идущий! Смотрия убираю от твоих сумасшедших ног свои корни в землю. Не беги так! Я боюсь, что ты можешь споткнуться Смотрия сдерживаю плоды на ветках Я опасаюсь, что падение их повредит тебя Ты такой маленький. И такой хрупкий Смотрия поднимаю тяжёлые ветви, чтобы ты не раздирал в кровь свою плоть, продираясь в них Я опускаю к тебе самые тонкие веточкипогляди, они почти как в твоём мире!.. Я просто Лес, Человек Идущий Просто Лес и ничего больше. Не бойся меня, пожалуйста Я стану твоим другом. Я стану твоим учителем. Я стану твоим домом Я стану Только назови себя Назови себя Человеком Бегущим К Солнцу
Мишка! Мих!
Огонь на щёках. Холодно и погано. Какая зараза бьёт по лицу? Сейчас как Нет, глаза не размыкаются и слабость в руках Что это было? Лес, тьма, человек
Я тебе сейчас грабли пообломаю! Назад, я сказал!
Юрка?..
Руки!! Руки, сучьи дети! И без фокусов! Положим за милую душу!
ТочноЮрка.
Славян, Батон, хватайте этого и тащите на лежанку!.. Кирпич, помоги с Топтыгиным!..
Вы что себе позволяете, Зубров?!
Ага, а это, кажется, Инквизитор. Полынцев. Вот черти принесли. Какого он тут?
Родимец, Ворон. Гасите, если двинутся, глухо процедил Зубров, и Медведев ощутил, как тело воспаряет над землёй.
Есть, Родимцев ответил спокойно. Значит, всё под контролем. Только, чтовсё?
Зубров!
Пошёл к чёрту!
Голос Юрия уставший. Злой и напряжённый. Таким он был редко. Однако открыть глаза для того, чтобы взглянуть на то, в каком же дерьме сидит команда, у Медведева ещё не было сил. И всё крутились перед глазами старый Лунь в зените, калейдоскоп звёзд и паутины веток.
Зубров сквозь зубы прошипел ругательства, опуская командира на лапник. Рядом тяжело сели Славян и Батон с грузом. Тихий стон откуда-то сбоку. В плечо Медведева вяло ткнулось расслабленное тело. Откатилось от удара.
Раздевайте обоих, распорядился Зубров.
Только когда с него начали снимать одежду, он понял, что замёрз настолько, что мелко дрожит. Всё тело было влажным, и насквозь пропотевшая ткань не грела на холоде. Огромные лапищи Катько спешно сдирали с него вещи.
Ничё, ничё, командир. Щас получшеет, уговаривал Кирпич.
А тот уже чувствовал, как по обнажённому телу струиться тепло от сильных рук, разгоняющих кровь по застывшим напряжённым мышцам. Пыхтящий от работы Зубров мял мясо, как тесто. В плечо ткнулась иголка. Славян тихо матюгнулся по поводу спазмированных гиппопотамов, гнущих иглы. Тепло поползло вглубь тела, мягко раздвигая ткани и проникая в центр.
Дрожь почти прекратилась. Медведев с трудом разлепил глаза и посмотрел вперёд. Разминал его уже Катько. Зубров мудрил с костром где-то сбоку.
Очнулся! оскалился Кирпич.
Михаил огляделсявсе на месте, все при деле. Славян растирал лежащего рядом пленного. Зубров грел воду на костре. Батон сушил одежду над огнём. Родимцев и Ворон молчаливым скульптурным ансамблем изображали воплощённую смерть. Автоматы направлены в сторону «раверсников». Лица каменных истуканов. Полынцев и компания занялись своим костерком, но видно, что мысли их в этом деле не присутствуют.
Всё, мужики, прокашлялся Медведев. Я в норме.
Вот и ладушки! ответил Кирпич, но мощного болезненного массажа не прекратил. Лежи, пока есть возможность.
Как этот? Медведев поморщилсякивок в сторону пленного резко свёл мышцы шеи.
Славян, не прекращая работы, быстро вытер о предплечье лоб и отозвался:
Жив пока.
Катько! Посади Топтыгина, хмуро попросил Юрий, набирая в кружку воду из котла.
На скоко?
Кирпич закутал Медведева в свитера Зуброва и Рощина. Накинул сверху тент, прикрывая от снега.
Пожизненно, хмыкнул Славян, рукавом смахивая с носа капельку пота.
А за что? Продолжил стебаться Катько, помогая Медведеву сесть. И правильнотот с трудом удерживал тело на дрожащих руках. Корпус не желал выпрямляться.
Медведев стиснул зубы, предполагая ответ Славяна. Есть за что. Судя по тому, к чему всё пришло.
Гм шутливо задумался Славян. А за развращение малолетних в особо извращённой форме! И кивнул в сторону «раверсников».
О, какой тост! За это надо выпить! подошёл Зубров и подал кружку. Держи, генацвале!