Но и отказать Павлу Ивановичу я не в силах - просит не кто-то, просит сам Мищенко. Легендарный генерал, из-за меня сейчас одной ногой стоящий в могиле.
- Павел Иванович, давайте так... - мои руки, кажется, живут своей жизнью - сейчас вот, к примеру, трут виски. - Я обещаю вам, что Романовы не узнают от меня, кто я на самом деле и откуда. Как и даю слово, что служить буду исключительно интересам нашей и вашей родины - России.
В течение минутной паузы мы смотрим друг на друга, и на сей раз глаз я упорно не отвожу. Будет так, как сказал, Павел Иванович. Прости попаданца.
- Хорошо, господин Смирнов. - Мищенко первым прерывает молчание. - Давайте сменим тему. Что вы можете сказать об этом?
Поднявшись, он достаёт из саквояжа несколько мятых листов. Чуть помедлив, кладёт их передо мной на стол. Я беру один:
- Что это, ваше превосходительство?
- Листовки были во множестве разбросаны по перрону, недалеко от места взрыва. Я прихватил несколько.
Продираясь сквозь 'яти' и 'еры', я начинаю читать:
'Свободу, свободу, свободу!' Петербургский совет рабочих и призывает ко всеобщей политической стачке! Долой самодержавие, да здравствует свобода и равенство!'
Далее другая листовка, где крупным шрифтом идёт текст об объединении двух народных революционных партий. В частности, 'Российской социальной демократической рабочей партии' и 'Партии Социалистов-революционеров' в один блок. Во имя светлых идей, братства и равенства во всём мире. Точка.
Мать моя женщина!.. Чего?!..
Признаться, я мало что помню о революции пятого года - так, на уровне баррикад в октябре - декабре, Манифеста об избирательном праве и созыва первой Государственной Думы. Но, чёрт возьми... Даже на уровне тех, скромных знаний я понимаю, что 'Эсеры' с их боевой организацией, Азефом и Савинковым, и 'РСДРП', сиречь Ленин с Троцким - две совершенно разные, по программе и деятельности, партии! Пусть обе и революционные - но ни фига они не объединялись ни в какой 'комитет'! Как помню и тот факт, что основные события приходились на октябрь месяц, пресловутый 'Совет рабочих депутатов', кстати, образовался в Питере как раз осенью. Заседая в Технологическом институте, если не изменяет память...
Так какого лешего я держу в руках эту листовку сейчас, в середине августа?!.. Я-то, наивный, полагал, что наступление на русско-японском фронте, как и непроигрыш на море наоборот, должны нивелировать те события? А никак не вырастить революционную гидру, под зычным названием 'совместный комитет'! Призывающий к свержению самодержавия - об этом, если что, в пятом году речь вообще широко не стояла? Так, на уровне разговоров! Это что же я такое породил своим попаданием, пресловутый 'эффект бабочки', что ли? Пожалуй, нет - звучит уж больно скромно. Бабочка - существо лёгкое, невесомое...
В моём воображении немедленно возникает картинка: безмятежное голубое небо, светит ласковое солнышко над бескрайней Россией-матушкой. Ну, как безмятежное - с тучками кой-где, но всё в порядке, в общем. Плечистые мужики косят пшеницу, румяные, кровь с молоком девки в вышиванках вяжут из неё упругие снопы, мелодично распевая 'Во-поле берёзку'... Красота! Внезапно, небо темнеет, слышен громовой раскат... Что это? А это, граждане, вовсе не гром! Заполняя собой высотную синеву, наверху появляется летящее слоновье стадо с воинственно поднятыми хоботами. Грузные туши, размахивая разноцветными крыльями, зависают над в ужасе разбегающимися крестьянами, и - ну тяжело пулять... Вниз... Фантазия, подогретая алкоголем, разыгрывается у меня настолько, что у пары самых главных слонов я отчётливо различаю узнаваемые лица, черты которых поразительно напоминают Ленина с Троцким... Да уж. Эффект слонов с дерьмом, пожалуй, в самый раз! Бабочками тут и не пахнет.
Реакция не остаётся незамеченной.
- Чему-то удивлены, господин Смирнов?
- Ваше превосходительство, этого просто не должно быть! Во всяком случае, сейчас! И почему в газетах, которые мне давали, я ничего такого не читал?
- Прессу вам доставлял лично Сергей Юльевич, помнится? - Мищенко усмехается.
- Он.
Генерал не спеша закуривает, выпуская в потолок густое облако дыма. Возможно, виноваты плотная атмосфера с алкоголем, а быть может, игра теней... Но в призрачных контурах я явственно различаю усики с бородкой. Идентифицировать принадлежность не удаётся - Ленин с Троцким носили примерно одинаковые. Однако, явно кто-то из них!
- Покойный полагал, что не следует раньше времени посвящать вас в некоторые... События в стране. Он и подбирал для вас соответствующие газеты. Прямо скажу, вопреки моему мнению, но я, - генерал пожимает плечами, - человек военный. Полагаю, его высокопревосходительство мог иметь на ваш счёт определённые планы?
Дымные усы, парящие в воздухе, раздвигаются в презрительной усмешке. Словно говоря: 'А у нас тоже имеются планы. Мировой пролетариат не дремлет, между прочим, и мы...'
В этот момент Мищенко со стуком открывает окно, и угрожающую революционную растительность выдувает из купе потоком свежего воздуха. М-да. Уж.
Поезд мягко тормозит у очередной станции, слух улавливает протяжный паровозный гудок. В окно видна деревенская церквушка, уходящие вдаль рублёные избы с дымовыми трубами, засаженные чем-то поля. Крестьянская подвода с лошадкой в яблоках неторопливо движется по дороге вдоль полотна, в телеге расслабленно сидит мужик, не обращая никакого внимания на прибывающий состав...
Внутри меня закипает ярость, кулаки непроизвольно сжимаются. 'Определённые планы', опять... Насколько же мне всё это надоело, кто б знал! Чувствовать себя передаваемым товаром в передающих руках! Все, все без исключения имеют на меня эти самые 'определённые планы': звёзды на погонах, карьеры, награды... Выигранные сражения, интриги при дворе, состояния! И ты, Павел Иванович, чего греха таить? Пусть и не в целях личной наживы, в отличие от других, тебе-то как раз Родина важна, но... Да тот крестьянин на подводе за окном в сто раз свободней, чем я! Даже проститутка в борделе может сказать 'хватит, надоело!', откупиться и уйти восвояси, послав 'мамку' на три буквы. У меня же откупиться и уйти - не получится. Да и послать-то некого, и совесть не позволит...
И лишь одному человеку в этом времени не нужно от меня ни-че-го. Кроме присутствия рядом... Как это банально и как одновременно много! Пальцы непроизвольно тянутся к медальону с портретом Елены Алексеевны.
- Рассказывайте, господин Смирнов! Что вас так удивило в листовках? - Мищенко дружески кладёт руку на моё плечо. - Очень подробно, по возможности, у нас мало времени. Слушаю!
Это в двадцать первом веке можно пересесть на электричку, и добраться до города Пушкина менее, чем за час. Наверное, во всяком случае, я ни разу этим маршрутом не пользовался, да и в Питере-то бывал один раз, и довольно давно. Либо, сесть на автобус, какую-нибудь гастробайтерскую газель, такси взять, наконец - да мало ли? В начале же века двадцатого - вариантов немного, и отправиться в Царское Село можно исключительно с другого вокзала, так называемого Царскосельского. Да и то, сделать это лишь днём. А поскольку прибываем мы близко к полуночи, Мищенко решает заночевать в гостиничных номерах у вокзала.
Петербург девятьсот пятого сразу производит на меня гнетущее, жутковатое впечатление. И дело отнюдь не в погоде северной столицы - в конце концов, Владивосток тоже, не курорт. Да и вырос я в Томске, а Сибирью даже в двадцать первом веке вообще принято иностранцев стращать. Дело в другом. Первое, что я слышу в открытое окно при въезде в город, это непрекращающийся, протяжный, напоминающий рёв огромного одинокого животного, заводской гудок. И в ноющем звуке мне чудится такая адская тоска, такая безысходность, что пропадает желание жить. Как минимум, пока ревёт этот монстр.
Не успеваем мы сойти с поезда у Николаевского вокзала (копию своего московского брата), как немедленно оказываемся в почти полной темноте. Перрон освещён только окнами поезда, да светлым небом - несмотря на август, белые ночи ещё в силе. Ну, 'белые вечера'.
- Что у них тут? - недовольно морщится генерал. - Электричества нет?
- Рабочие бастуют, вторые сутки город без света... - услужливо включается в разговор полный мужчина в сюртуке, выгружающий из вагона огромный чемодан. Подойдя вплотную и быстро оглянувшись, он понижает голос до полушёпота: - В городе весьма-весьма неспокойно, господа офицеры! На Литейном, судачат, прошли стычки с полицией, есть убитые! Заводы стоят... Я сам еду с дачи, семью отсюда забрать...