Я покорно киваю - чего уж там, присмотр надо мной таков, что... Что муха не пролетит! За ту неделю, что я пришёл в себя, Елена Алексеевна не отходит от меня ни на шаг. Евгений Сергеевич, между тем, продолжает прохаживаться взад-вперёд по комнате, поглядывая на меня с любопытством:
- Признаться, в моей практике вы уникальный случай! После подобного ранения, да с такой кровопотерей... Как правило, шансы выжить после повреждения лёгкого и без того невелики, но вас, милейший, спасает Господь, не иначе! Кстати, мне никак не даёт покоя ваш шрам в подбрюшье...
Боткин подходит с явным стремлением сдёрнуть с выздоравливающего одеяло. Выздоравливающий же, однозначно не желая касаться данной темы, с упорством сумасшедшего натягивает его на себя. Удивлённо оглядев непокорного больного и пробормотав что-то вроде 'ну да, ну да', врач задумчиво отходит в сторону. Впрочем, коснуться запретной темы будущего придётся в любом случае. Деваться некуда.
Вообще доктор Боткин - невероятный интеллигент и профессионал, это прослеживается в каждом его движении. Спокойный, уравновешенный, никогда не повышающий голоса и умеющий внимательно выслушать собеседника человек. Его бы в наше время да оборудования ему подбросить соответствующего, но... Я, кстати, уже целую неделю мучаюсь во время его визитов, собираясь рассказать о некоторых медицинских достижениях... Ну, хотя бы двадцатого века, что ли... Что смогу, во всяком случае. И возможно, сейчас тот самый момент:
- Евгений Сергеевич! - начинаю я. - Мне приходилось немало путешествовать, и... - я старательно подбираю слова.
- И?.. - выходит врач из задумчивости.
- И один из стариков в одной глухой сибирской деревне... По фамилии Вишневский, между прочим, поведал мне рецепт одной чудодейственной мази... - выпаливаю я, красный от стыда. Врать всё же так и не научился толком.
- Мази для чего? - немедленно реагирует Боткин.
- Мази от... Ну... От гноящихся ран! Он сообщил мне три компонента, но я уверенно помню лишь два: дёготь с касторовым маслом. А вот третий... Ксерок... Ксило... Не помню!!!
Я морщу лоб. Оказывается, не так-то это и просто, сообщать девайсы будущего предкам! Ну, что вот за хрень этот третий, последний компонент? Боткин мне, судя по недоумённому лицу, помогать явно не собирается. Не хочет, или не знает? Я с надеждой смотрю на Боткина, но лицо его остаётся непроницаемым. Вот же, блин...
- Не помню! - сдаюсь, наконец, я. - Евгений Сергеевич! Раз мне можно начинать гулять в парке и вообще, могу я, наконец, встретиться с господином Спиридовичем? Я у вас тут как в тюрьме, ей-богу!
- Можете. Более того, - он смотрит на часы, к обедне вас должен навестить государь, так что приготовьтесь, я ничего не имею против. Поскольку, голубчик, ваша жизнь теперь вне опасности... Да, за дверью ожидает господин генерал-адъютант Его Величества...
- Павел Иванович?!..
- Господин Мищенко.
- Так чего же мы ждём?!
- Куда вы, молод... Да стойте же!..
Но я ничего не слушаю. Вскочив с кровати почти в чём мать родила, подштанники не в счёт, я шлёпаю босиком к двери. Мищенко, родной ты мой... Ну, наконец-то! Как же мне тебя не хватало!
Наплевав на угрожающие вопли Боткина за спиной, я распахиваю дверь и позабыв о субординации немедленно падаю в крепкие, пахнущие табаком, объятия. Павел Иванович, дорогой... Твёрдый ком подкатывает к горлу, мешая что-то сказать. Сказать о том, к примеру, что меня тут едва не убили, и я месяц провёл в коме... Что как же меня задолбало это всё, и вообще - почему так долго-то? Я неделю уже в сознании, так какого лешего не пришёл раньше?! А?!..
- Гм... Господин флигель-адъютант, подштанники - не лучшая форма одежды, прошу заметить! - шепчет мне в ухо знакомый голос. - Учитывая, что на нас смотрит дама.
В запальчивости я даже не замечаю стоящую рядом и старательно отворачивающуюся Елену Алексеевну... Кажется, улыбающуюся. Какой позор! Мищенко тоже сияет, словно тульский пряник. И пока я мчусь за одеждой, красный от стыда, как рак, громкий голос Мищенко обрывает недовольное ворчание Боткина:
- Евгений Сергеевич, покорнейше прошу разрешить мне переговорить с вашим буйным пациентом с глазу на глаз! Дело срочное, отлагательств не терпит. Дадите час?
- Говорите, чего там... Разве господина Смирнова удержишь... - разводит руками Боткин. - Полчаса!
Пройдя рядом и исподтишка погрозив мне пальцем, тот оборачивается у самого выхода, делая угрожающее лицо:
- До моего возвращения на улицу ни ногой! Сперва замерим температуру, позавтракаете и вот тогда... Под моим личным присмотром... Павел Иванович?! - доктор строго подымает брови.
- Прослежу лично! - согласно кивает Мищенко.
- Под вашу ответственность!
Дверь закрывается.
- Павел Иванович, как же я рад... - я впопыхах натягиваю на себя новый, с иголочки мундир. Старый был чуть великоват, а этот аккурат в пору! Как в нём родился - похоже, мерки сняли, пока в коме отдыхал... Обнаружил его на плечиках, когда пришёл в себя. - Вас, кстати, можно поздравить! Война выиграна... - торопливо зашнуровываю я ботинки.
Заложив руки за спину, генерал делает несколько шагов по комнате, молча слушая меня. С интересом останавливается у столика с перевязочным материалом, трогая изогнутые ножницы и что-то бормоча себе в ус. Затем, резко развернувшись на каблуках, извлекает из планшетки свёрток. Всё так же молча протягивая его мне.
- Что это? - осторожно беру я шуршащую бумагу.
- Ваше? - усмехается он. - Доставил вместе с сейфом, лишь сегодня снял печать и с разрешения государя самолично сейф вскрыл.
Осторожно разворачивая пакет, я вдруг чувствую, как бешено начинает колотиться сердце. А перед глазами от волнения бегут красные круги - видно, не зря Боткин опасался, я всё ещё слишком слаб для таких потрясений! Не прошло и полугода, как я в последний раз держал его в руках, в каюте Рожественского на броненосце 'Суворов'... Не прошло и полгода, а кажется, что минула целая жизнь! И вот он снова в моих руках - телефон из двадцать первого века тут, в одна тысяча девятьсот пятом году, во дворце Государя всея Руси... Не верю!!!
Я осторожно вынимаю продолговатый чёрный корпус. Как же непривычно ложится в руку - действительно, будто целая жизнь прошла! Так, стоп! В последний раз заряда оставалось процентов тридцать, и по идее, если покойный адмирал после сражения не пытался дозвониться в Питер с победной реляцией (в чём сильно сомневаюсь), то... Хотя, вряд ли - четыре месяца, пусть даже был выключен, всё равно батарея сядет...
Мищенко с интересом наблюдает за моими манипуляциями, не вмешиваясь.
Дрожащей рукой я с силой вдавливаю кнопку, затаив дыхание... Раз, два... Ну же?!..
Чуда не происходит - аппарат не подаёт признаков жизни. Хотелось бы верить, что не сдох, а всего лишь разрядился! Вроде бы, на корабле мы с Матавкиным всё сделали правильно: я извлёк аккумулятор и протёр все внутренности корабельным запасом медицинского спирта... Значит, остаётся надеяться, что телефон просто разрядился от времени! И поэтому требуется, требуется...
- Ну, как успехи? Работает? - нарушает тишину Мищенко.
- Нет, Павел Иванович, пока нет... - я усиленно шевелю извилинами. Так, что там этому девайсу надо, кажется, пять вольт? Мини юэсби? Где я тут юэсби-то возьму, в пятом-то годе?!.. Поэтому, придётся заряжать сам аккумулятор. Не спалить бы... Электричество во дворце имеется, остаётся выяснить его стандарты да соорудить зарядник.
- Вышло из строя? Ну, оно? Как оно у вас называется? - кивает генерал на смартфон.
- Смартфон...
- Смарт... Что?
- Телефон, говоря проще...
- Ну! - Мищенко старательно не подаёт виду, пытаясь скрыть удивление. - Так что с этим смарт... Телефоном? Вышел из строя?
- Надеюсь, что нет... - сняв крышку, я бегло осматриваю аккумулятор и внутренности. Разводов соли на первый взгляд не видать, но это ещё ничего не значит - коррозия штука такая... Ладно, чего гадать - надо сделать зарядку да проверить. Единственный способ!
- Что же требуется для запуска? Этого... Смартфона? - генерал с трудом выговаривает новое слово, от чего я едва не прыскаю со смеху.
- Что требуется? - морщу я лоб. - Толковый инженер по электрической части да небольшая мастерская с оборудованием. Чтобы сделал то, что я скажу. Надеюсь, больше ничего!
- Будет сегодня же... - Мищенко извлекает из планшетки блокнот и ставит в нём пометку карандашом.