- Вячеслав Викторович! - Спиридович, встав из-за стола, идёт мне навстречу. - Здравствуйте!
- Здравствуйте, ваше высокоблагородие! - вытягиваюсь я.
- Бросьте, можно без чинов.
- Александр Иванович! - пожимаю я крепкую ладонь.
Обменявшись рукопожатием, вновь возникает неловкость. Прямо, как вчера! Тот явно не знает, что сказать. А я - с чего начать. Наконец, Спиридович нарушает затянувшуюся паузу:
- Я слышал, Вячеслав Викторович, вы присутствовали при последних минутах жизни Александра Васильевича? - внимательный колючий взгляд упирается мне чуть выше переносицы. Я знаю о таком приёме - очень неприятная штука. Вроде бы, человек смотрит тебе и в глаза, как кажется, но зрительного контакта не возникает. Создаётся впечатление, что разговариваешь со статуей... От былого вчерашнего радушия, кстати, вместе с улыбчивостью, не остаётся и следа. Собеседник по-деловому подтянут, сух и выдержан. Ещё бы... Бывший хозяин этого кабинета застрелился после разговора со мной. Вполне понимаю твою неприязнь, кстати! Разумеется, он уже давно в курсе событий вчерашнего вечера.
- Я зашёл к нему, как вы и порекомендовали. Необходимо было кое о чём поговорить...
- Не смею спрашивать о чём, Вячеслав Викторович. Но разговор, видимо, состоялся не из простых? Учитывая... - он замолкает, продолжая сверлить мой лоб взглядом.
- Так и было. А я к вам по делу, ваше... Александр Иванович!
- По какому же?
По какому - я знаю твёрдо. Однако, как ему об этом сказать... Вот, представьте себе, приходит кто-то в современную ФСБ, допустим. Ну, пусть даже по протекции и с блатом, как я. И заявляет такой: 'Я хочу к вам в секретный архив попасть!..' И? Поднимут на смех, это в лучшем случае. Во всяком случае, должны... Хотя, если честно, я не знаю! Приходил кто-нибудь туда от президента с такими словами, или нет. Быть может, всё зависит от уровня блата? Я как бы тоже не от дяди Васи сюда, на Гороховую-два, прибыл... Эх, была не была, попробую! И я решаюсь:
- Могу я попасть в картотеку тайных сотрудников охранного отделения?
Старинный Питер - это вам не нынешний мегаполис. Причём, как бы я не относился уважительно к прошлому, сравнение будет совсем не в его пользу - худо-бедно, в двадцать первом веке общество научилось ставить урны возле каждого магазина, упорядочило дорожное движение, ввело светофоры с парковками, наконец... Отучило, кстати (ну, почти), большинство моих современников бросать мусор, где душе приспичит... Впрочем, проблема засранности заключается даже не в обрывках газет и рассыпанных повсюду окурках... Меся подошвами липкий слой грязи, на девяносто девять процентов состоящий из конского навоза с мочой, я упорно продираюсь сквозь разношёрстную толпу на Невском, проклиная своё желание прогуляться по древнему, сызмальства любимому мною городу. Навстречу и по пути, едва не сшибая и обгоняя бедолагу меня, куда-то спешат студенты, военные, гражданские в котелках и без, дамы в шляпах самых безумных фасонов, мастеровые и чёрт ещё ногу сломит разбирать, кто - в этом безумии криков и стука копыт по булыжникам мне хочется исчезнуть, оказавшись где угодно. Только не в Питере образца девятьсот пятого года. Да хоть на 'Суворове' перед боем, ей-Богу!..
'Идиот! Хотел насладиться питерскими красотами, старый де город, большевиками не покоцанный...' - я едва успеваю отскочить от проезжей части, услыхав за спиной устрашающий грохот. В следующее мгновение, заехав колесом на паребрик (в Питере же уложен именно 'паребрик', это во всех остальных, непросвещённых городах - бордюр!), мимо на полном ходу пролетает извозчичья провозка.
- Пастрнись!!!.. - доносится до меня оттуда. Не поздновато ли предупредил, не?..
'Пастрнившись' же, я с наскоку врезаюсь в полную пожилую даму с ридикюлем, уткнувшись, что называется, 'грудь в грудь'. И, если последняя, кажется, весьма не против подобного поворота (молодой, не из последних видно офицерик, шарман-шарман!), то мне от вида её колышущихся дряблых прелестей становится совсем дурно. Мать, что называется, мать!!!..
Вообще - с дорожным движением здесь творится самый натуральных швах. Каких-либо правил, регламентирующих передвижение 'гужевых' повозок, как я понимаю, не существует в принципе. Каждый извозчик катит, куда глаза глядят, разбрызгивая по сторонам вонючую жижу с мостовой, а единственным 'правилом' служит тот самый окрик 'пастранись'... Зато - каждый кучер наряжен в ливрею, а головы этих рыцарей кибитки и кнута венчают разной степени изношенности цилиндры. Удивительно!
- Владимирский проспект, господин флигель-адъютант! Нам туда! - осторожно касается моего плеча рука одного из сопровождающих. С момента отъезда из Царского Села парни не отходят от меня ни на шаг, следуя по пятам. За исключением, разве, посещения архива - туда их попросту не пустили, уровень, что называется, не тот.
Свернув с Невского, я, наконец, вздыхаю полной грудью. Народу стало значительно меньше, извозчики на тротуар не заезжают... Полная дама с ридикюлем в догонку, кажется, не бежит - и на том спасибо! В общем - жизнь, что называется, понемногу налаживается. И, предавшись, наконец, созерцанию старинного города во всей своей красе, я погружаюсь в невесёлые размышления. Топая по направлению к доходному дому, расположенному по адресу улица Разъезжая, домъ тридцать восемь. В квартиру под номером семнадцать. Пообщаться, так сказать, лично с самим Евно Азефом. Глупость? Не более, чем очередная, совершаемая мною здесь, в этом времени. А совершать их и не бояться последствий я, пожалуй, начинаю уже привыкать. Нет их, этих самых последствий, и лучше всего это утверждение доказывает тот факт, что я до сих пор жив. Хоть и наворотил уже, мягко говоря, с три короба...
Визит в архив охранки мало что мне дал, а говоря точнее - не дал совсем ничего. Кроме, разве, представления, что такой архив действительно существует и находится в подвале Гороховой два. Действительно, а чего я хотел? Спустившись в сопровождении Спиридовича в святая святых, миновав пост из двух серьёзного вида жандармов, я оказался в помещении со сводчатым потолком и уходящими в темноту рядами шкафов с обозначениями начальных букв. При одном взгляде на которые мне тут же, прямо в архиве, захотелось спать. Нет, сегодня я отлично отдохнул и даже выспался, но... Но лицезреть мне, человеку из двадцать первого века эту бесконечную бумажную картотеку, да ещё и пытаться разобраться в ней... Здесь только обучению работать с таким архивом необходимо посвятить как минимум несколько часов, да ещё и под присмотром опытного препода, чтобы объяснял, что к чему... Ситуацию мог бы, пожалуй, спасти услужливо вскочивший при виде нас старичок, местный архивариус, но... Но действительно, что я мог у него спросить? Нет ли тут у вас, случайно, уважаемый, дел на Сталина, Троцкого и Ленина в придачу? Да, чуть не забыл - и ещё Азефа прихватите, плиз, а я тут в уголочке сяду, ознакомлюсь подробно... Ах вот ещё, одна просьба - ксерокс же у вас там стоит, в соседнем кабинете, угу? А то что-то я его не наблюдаю в окрестностях... Или, на флешку всё мне скиньте, о-кей?
Под серьёзным взглядом Спиридовича и услужливым дедушки я, прогулявшись с независимым вдоль шкафов, всё же вытянул оказавшийся неожиданно длинным ящичек под верхней буквой 'С', и более мелкими 'см', но... Но, наткнувшись на картонки с фамилиями нескольких десятков Смирновых и чихнув от облака выпущенной пыли, решил-таки оставить эту гиблую затею. Во-первых, меня там явно нет - не осведомитель же я? А во-вторых, спорить готов, дела на наиболее серьёзных товарищей у них тут явно не лежат. Такие подшивки, если они вообще существуют, хранятся в несгораемых сейфах в кабинетах у серьёзных людей - типа Спиридовича в новой должности, допустим. А не тут, в общем архиве. Здесь так, мелкая сошка, наверняка... И потому, даже не начав знакомство с картотекой охранки, я решил тут же его завершить. Ну, неусидчивый я человек, как-нибудь, в другой раз, пожалуй... А поднявшись обратно в кабинет Спиридовича и прихлёбывая там любезно предложенный чай вприкуску, с какими-то вафлями, я и решил работать с тем, что знаю. Самостоятельно, так сказать. А точнее, взяв с собой сопровождающих товарищей, наудачу отправиться по адресу, оставленному мне перед самоубийством Герасимовым. В конце концов, не один же я пойду, а с двумя вооружёнными хлопцами. Авось, прикроют, в случае чего...
- Господин флигель-адъютант, почти пришли! - шепчет вкрадчивый голос за спиной. - Разъезжая тридцать восемь - во-о-о-он тот серый дом, в пять этажов.