Гришан не встревал в беседу. Он высматривал дорогу, по которой им удобнее всего оказаться на мосту через Обь.
Грига, а давай на сортировку заглянем, предложил Русаков. Может опять повезёт и возьмут нас кочегарами.
Далеко тут сортировочная?
Вёрст пять не боле. Точно не скажу, не ходил.
Григорию тоже не хотелось месить снег, наматывая вёрсты по зимней целине, поэтому долго его уговаривать не пришлось.
Через час они действительно оказались на территории товарно-грузовой сортировочной станции. Внезапно громкий окрик:Стоять! Предъявите документы! Пригвоздил мужиков к месту. Ещё через мгновение они бросились наутёк, пригибаясь и ожидая выстрелов в спину. Светить бумагами раньше времени им совсем не хотелось. Фамилии и Мамонтова и Рогова широко известны на всём Алтае. Бежали так быстро, как могли. Хорошо, что на ногах сапоги, а не валенки, бежать ловчее. Поворот за угол, мешком через забор, прыжок на крышу какого-то низкого строения, опять через забор, нырок в распахнутые высокие ворота. Нога цепляет какой-то ящик, и тело Григория плашмя падает на вымощенный кирпичом пол. За него запинается Степан, за Степана Николай и вот уже все трое барахтаются, запутавшись в длиннополых солдатских шинелях.
На счастье в помещении мастерской никого нет. Наши путешественники кое-как отползают в щель между рядами оборудования и, тяжело дыша, пытаются сообразить, что делать дальше. У ворот раздаются возбуждённые голоса.
Где начальник мастерской? слышен армейский металл в голосе.
Не могу знать, ваше бла товарищ комиссар.
А ты кто такой? Что тут делаешь.
Помощник мастера я, Седых Иван.
Поезд, что вчера губком заказывал в каком состоянии, не знаешь?
Ни как нет!
Срочно найди мне начальника мастерской. Поезд должен быть сегодня к обеду готов. Завтра утром нам надо быть в Бийске кровь из носу! Это приказ Сибревкома. Если через четыре часа поезд не будет подан на погрузку, пусть твой начальник пеняет на себя. Под трибунал пойдёт! И ты вместе с ним.
Мужики! шёпотом пробормотал Русаков, обращаясь к товарищам, кажись нам опять везёт! Сегодня наймёмся кочегарами, а завтра уже утром будем в Бийске. Там главное, чтобы не поймали.
Они полежали среди каких-то ящиков и тюков ещё немного. Дождались, когда голоса стихли, и только после этого выбрались на свет. Яркий солнечный свет отражался от сугробов и слепил глаза. Потребовалось какое-то время, чтобы зрение сумело приспособиться к новому состоянию.
Эй, а вы кто такие! опять началась старая песня. Только голос принадлежал тому, кто называл себя помощником мастера.
Да Ты мужик, не серчай! Ить, это Мы помочь тебе хочем, первым пришёл в себя Бастрыкин. Ить мы, что хотим то Нам бы в Бийск как-то попасть надоть. Баба моя там, говорят, с каким-то купчиной спуталась, надо разобраться.
Некогда мне тут с вами разбираться, машинист паровоза был страшно недоволен. Петрович мой запил, а я без него теперь должён поезд составлять.
Нет, мужик, ты мне скажи, тупо продолжал домогаться Бастрыкин, в то время как его спутники, молча стояли в стороне. Должён я бабу свою проучить? Ведь негоже мужней бабе с чужими мужиками путаться, правильно я говорю?
Обязан просто! раздражённо попытался отмахнуться местный. Отстань от меня, мне тут трибунал карячится, а тут ты с бабой твоей
Я же тебе помочь хочу, дурья твоя голова. Мы знашь какие кочегары? У-у-у! Как зачнём втроём лопатами махать. Только шум стоит.
Ладно, договорились, подходите к выезду с территории часа через три.
Не, так не пойдёт! У нас часов нема. Поэтому мы с тобой тута побудем. Что скажешь, враз сделаем. Ты только не стесняйся, задачу ставь понятную. Мы ж мужики простые, скажешь кидать, будем кидать, скажешь не кидать, не будем кидать мужики дружно заржали.
В результате такого торга уже вечером, вместе с первым батальоном 226 Пролетарского полка, друзья ехали в сторону Бийска. Лопатами они и махали отлично.
Валентина Антоновна Копылова девятого февраля не обнаружила в доме муки. Она точно помнила, что неделю назад, когда к ней приходили видные мужчины по поводу политический предпочтений, мука в кладовой была. Целый мешок стоял прямо около двери. Продукт по нынешним голодным временам очень ценный. По мешку муки работники народного университета получили от ревкома к новому году. Председатель ревкома Михаил Правда, хоть и происходил из сельских хохлов, но к культуре относился с большим уважением. Помогал и с топливом, и с ремонтом, и с продовольствием.
И вот подарок исчез! Бедная женщина сама не своя от такой поистине катастрофической утраты. Валентина Антоновна вернулась в горницу и села на большой сундук. Всё, что можно продать, продано, оставалось одноискусство скульптуры. Но кому нужны в голодном Бийске её работы? Горькие мысли теснились в голове, но готовить завтрак всё равно как-то надо.
Леночка, деточка, позвала она дочку. Сходи, будь добра к Прибытковым, попроси у них муки сколько дадут. Нашу, похоже, какие-то жулики присвоили.
Мамочка, извини, это не жулики. Леночка потупила огромные глазищи. Это я. Отдала вчера Михаилу Степанычу, когда он уходил. Ты бы тоже отдала, я знаю.
Ладно, малышка, может ты и права. Вздохнула Валентина Антоновна. Что легко пришло, легко и ушло. Всё равно за мукой к Прибытковым сходи.
Жена главного врача городской больницы Прибыткова, Виктория Викторовна тоже в этот день пребывала в расстроенных чувствах. Глава семейства Григорий Алексеевич отсутствовал. Как уехал ещё на Крещение в губернию выбивать лекарства для больницы, так и не было от него ни слуху, ни духу. В свои шесть десятков лет Виктория Викторовна чувствовала себя в целом не плохо, но уже дров для печи наколоть не могла. Григорий оставил запас поленьев, но как раз сегодня он подошёл к концу.
Когда к ней постучалась Леночка Сенгалевич, старушка страшно обрадоваласьей теперь не надо искать, кто бы нарубил дров.
Леночка с усилием поставила на колоду средней величины чурбак, с азартом схватилась за тяжёлый топор, неловко кинула его вниз. Лезвие топора увязло в теле чурбака и не поддавалось слабым девичьим рукам.
Вдруг из-за забора послышался сочным мужской баритон:
Кака ладна дивчина! Какой у неё топор тяжёлый, да как она им ловко орудует. Любо дорого посмотреть. Степан Русаков, проходя мимо двора Прибытковых, не смог удержаться от подшучивания.
Дяденька, вы бы, чем надсмехаться, помогли бы лучше. Стрельнув лукавым глазом, не осталась в долгу Леночка. Смеяться над бедной девушкой каждый может.
Со всем нашим удовольствием, с готовностью подмигл Русаков. Это мы мигом.
Не прошло и получаса, как вдоль стены сарая выросла ровная поленница, а наш герой приглашён в горницу на чашку чаю с сухарями.
Виктория Викторовна, а осталось у вас ваше фирменное варенье из крыжовника? обратилась к Виктории Викторовне Леночка. глядите, сколько Степаныч вам дров наколол. Георгию Алексеевичу теперь до конца зимы не надо будет с ними мучиться.
Ле-е-еночка, не стоит беспокоиться, тянул смущённо Русаков. Право, нам же мужикам это только в удовольствие. Вот погрелся таким макаром, сейчас горячего глотну и хорошо.
Нет уж, Степан Степаныч, с деланным возмущением присоединяется к Леночке страушка. Вы уж проявите уважение, отведайте моего варенья.
С этими словами Виктория Викторовна подвигает гостю блюдечко с голубой каёмочкой. Тот аккуратно двумя пальцами берёт ложечку и зачерпывает самым кончиком. Степан смакует прищурив глаза, причмокивает, изображая лицом верх наслаждения и рассыпается в похвалах.
Степаныч, просто здорово, что вы мне попались сегодня, Леночка вспоминает поручение маменьки. Поможете мне муку домой отнести?
Естественно, Русаков не мог, да и не хотел отказывать молодой симпатичной девушке, от которой так чудно пахло девической свежестью.
По дороге девушка рассказала про все те чудеса, что произошли в городе за последние две недели. И про странные выборы, и про взрыв бронепоезда, и про бегство странных бандитов вместе с коммунистами.
Представляете, Степан Степанович! девушка делала круглые глаза и всплёскивала руками в больших рукавицах. Они обошли все дома в городе! Все! А потом про всё это напечатали в газете «Серп и молот» и всем раздали. А вы, наверное, красный командир из отряда, что сегодня прибыл?