Надо найти, кто камлает на восходе солнца, сказал он племяннику. Наши воины и против живых противников не очень, а против духов Сыгыр криво усмехнулся.
Как только грохот бубна стих, Сыгыр и Акчи двинулись на поиски кама. Сыгыр знал, что кам после общения с духами теряет сознание, и надеялся этим воспользоваться.
Поля, беги к Параевымприказал жене Иван Рогов, когда уложил на лавку беспокойного гостя. У них прячется Чорос, который Гуркин. Тащи его сюда. Без его помощи нам с этими чертями лесными не справиться.
Вань, а коли он бабу не послушает?
Надо чтобы послушал! Скажи, дело может плохо кончиться Плохо для всех алтайцев. В общем, говори что угодно, но чтобы Гуркин бросился сюда со всех ног.
Полина накинула платок, полушубок, притопнула ичигами и быстрым шагом поспешила к соседней избе.
Огни, спускающиеся по склону Тугаи, были замечены в селе. Шаманская пугающая песнь на большинство жителей навеяла тоску безысходности. Уже неделю по Улале бродил слух, что целая армия алтайцев вырезает и сжигает русские деревни. Григорий Гуркин тоже слышал бубен, но что-то подсказывало ему, что именно это и будет спасением. Поэтому на просьбу прийти и поговорить он откликнулся сразу. Уже через четверть часа он обметал снег с пимов на крылечке дома Роговых.
Между тем, Каначак пришёл в себя. Каждая косточка его тела, каждая мышца и каждый нерв отдавался тягучей болью. Вместе с болью пришла память о том ужасном путешествии, из которого он только что вернулся. Перед внутренним взором так и стоял страшный как смерть хозяин нижних миров Эрлик. Повелитель мёртвых требовал кровавую жертву и хохотал с диким рёвом. Наконец видение отступило, и Каначак окончательно пришёл в себя. Он забыл, что камлал не в тайге, а в посёлке и страшно удивился, когда, открыв глаза, увидел перед собой дощатую поверхность стены. Постепенно вспоминая события прошедшей ночи, он удивлялся всё больше и больше. Ведь никогда ему не приходилось путешествовать по мирам под утро. Его наставник, могучий кам телеутов Аржан из сеока Кезерек, строго настрого запрещал ему уходить в иные миры утром или днём. Каначак тогда пережил первый приступ «шаманской болезни» и напугался по молодости, поэтому наставление запомнил хорошо. Но кан предполагает, а духи располагают Какая сила заставила его камлать сегодня, он пока не знал.
Окончательно вернувшись в средний мир, Каначак поднялся и, пошатываясь, побрёл на улицу. Навстречу ему попался представительный мужчина с раскосым алтайским лицом, но в казацкой бекеше и смазных сапогах. Мужчина удивлённо посмотрел на Каначака, наверное, никак не ожидал увидеть в избе русского алтайского кама. Это был скрывающийся от властей Григорий Гуркин.
Эзендер, кюндюлю, - машинально поздоровался он со стариком.
Дякши ба, сен буркнул ему в ответ Каначак. Иван, что случилось, пока моя по мирам летать? обратился кан уже к хозяину.
Иван ответить не успел. Его отвлёк настойчивый стук в ворота. Стук сопровождался приветствием, но с угрозой в голосе.
Хозяин, добра тебе, открывай ворота, у зайсана Сыгыра к тебе разговор есть. Акча, как обычно переигрывал, пытаясь изобразить сурового батыра.
Ты что-ли зайсан? не открывая ворот, спросил Иван.
Я его помощник и племянник, горячий вояка начинал сердиться. Почему ворота не открывашь? У тебя кам?
Кам у меня, но разговаривать я буду только с самим зайсаном.
Акча от досады скрипнул зубами. К воротам подошёл Сыгыр.
Моя Сыгыр, зайсан сеока Мамак. Хотеть говорить с камом. Почему ты не уважать мой батыр?
Будь добр, зайсан, проходи, только батыров своих оставь, я их не знаю, а последнее время по Ойротии слухи нехорошие ходят. Люди говорят, что какие-то алтайские бандиты кого нипопадя убивают, избы жгут. Учти, у меня винтарь заряжен. Так что если дёрнется кто, первая пуля твоя.
Оставив сопровождавших его воинов на льду реки, Сыгыр степенно въехал в приоткрытые ворота, которые за ним сразу закрыли. Зайсан не торопясь спешился, поискал глазами чакы, нашёл стойло, вздохнул и передал поводья Ивану. Окинул взглядом двор и избу. Заметив на крыльце Каначака, приложил к груди руку и отвесил учтивый поклон.
Ритуальные приветствия, хоть и прозвучали на алтайском, но понятны всем присутствующим. Старики, из уважения к хозяину дома, перешли на русский.
Хороша ли дорога, уважаемый кам? вежливо поинтересовался зайсан. Согласились ли духи беседовать?
Беседовать сам Эрлик, поёжился, вспоминая полёт, Каначак. Хорошо ли, трудно сказать. Эрлик совет давать, это хорошо, но совет страшный.
Эрлик опасный дух, нельзя его гневить, поэтому как бы не был страшен совет, надо его исполнить.
Говорит Эрлик, что неправедно стали жить алтай-кижи. Они перестали чтить предков Чтобы очиститься, надо принести кровавую жертву. Давно уже в наших горах настоящих жертв не приносили, соскучился Эрлик по крови. Хочет он получить душу лучшего батыра. Если же не пожертвует алтай-кижи эту страшную жертву, то вымрет весь народ до последнего человека.
Какие страшные вещи ты рассказываешь, кам. Сыгыр помрачнел. Может можно вместо батыра белым скакуном откупиться? Так же всегда было. Я даже и не помню, чтобы духам человека в жертву приносили.
Чувствуя, что дело принимает очень нехороший оборот, в беседу включился Григорий Гуркин.
Отцы, уважительно поклонился он каждому, жертву принести надо, но человека в жертву превращать нельзя, более сильный дух, русский бог Иисус Христос будет очень недоволен.
С жертвой решили поступить просто. Зарезать двух белых рысаков, а вместо человека сжечь куклу, наряженную в дорогие одежды с настоящим оружием.
После этого слова попросил Гуркин. Он повернул дело так, что виновниками гнева духов выступили алтайские бандиты, нападающие на мирных жителей, убивающие не повинных соседей.
Духи гневаются, это плохо, конечно, закончил он, но куда хуже, когда весть об этих художествах дойдёт до Москвы. Вот тогда туго придётся всем коренным народам. Русские чекисты пройдут огненным смерчем по всем алтайским деревням. Никого не оставят. Им человека убить, что комара прихлопнуть.
Вы, уважаемый зайсан Сыгыр, если пересечётся ваш путь с этими бандитами, скажите им, что лучше защищать свой народ от грабежей и убийств, чем резать другой.
Дорогой Григорий из сеока Чорос, ты разве забыл, что русские чекисты расстреляли уважаемых людей нескольких наших сеоков? Разве можно такое дело оставить безнаказанным? возмутился Сыгыр.
Да, меня самого чуть не расстреляли в тот памятный день. Я всё помню. Но скажи, уважаемый, разве в ответе ребёнок, которого зарезали презренные бандиты, за дела пришлых чекистов?
Алтайцы ещё долго спорили в этот день. До самого вечера продолжалась встреча. Акча уже устал ожидать дядю и в нетерпении, хотел идти на село без него. Только благодаря хладнокровию остальных воинов отряд дождался командира на условленном месте.
К вечеру Сыгыр вернулся.
Отныне мы считаемся тайной гвардией невидимой Ойротской республики, выдал он на вопросительные взгляды своих воинов. А про себя подумал, штурмовать Улалу мы не будем. Пора нам по домам. Хватитнавоевались! Даже духи ополчились против нас.
15. КАРАКОРУМ
(посёлок Улала)
Тревожный рокот шаманского бубна отлично слышен до самой Маймы. Коммунисты Улалы тоже слышали странную музыку бубна. Они собрались в национализированном особняке, сбежавшего в Китай купца Тобокова. Всем собравшимся понятно, что в отсутствии регулярных частей, продержаться до прихода подмоги из Бийска не удастся. Хоть имеются у них под рукой два пулемёта, да пулемётчикани одного. И хотя половина коммунистов имела фронтовой и партизанский опыт, но только в качестве рядовых. Надежда только на то, что бандиты увлекутся грабежом и не станут терять людей и время, штурмуя комитетчиков.
Усадьба Тобоковадвухэтажный кирпичный дом на берегу Маймы возвышался стрелецким острогом среди россыпи деревянных домиков Улалинских обывателей. Напротиввинная лавка того же купца. По-соседству заколоченный православный храм.