В одно из редких посещений города он остановился возле странного пятиэтажного дома на одной из улиц, ведшей к Ратушной площади. В угол дома был вписан полукруглый двухэтажный эркер; при этом одна стена этого дома была сверху донизу расписана какими-то мифологическими сценками. Пока он разглядывал этот странный дом, штора во втором этаже эркера раздвинулась, створки окна распахнулись и взору бравого гусара явилась статная красавица в домашнем шлафроке. Какое-то мгновенье она смотрела ему в лицо (весьма строгим взглядом), потом повернулась и удалилась в глубину квартирыно ее изображение впечаталось внутрь глаз Ржевского и долго еще не желало таять.
Он покрутил головой, увидел пожилого немца, сидящего на скамеечке неподалеку и отправился его пытать. Это была действительно пытка, так как немецкий язык Митя знал плохо (хотя вот уж как три месяца стал изучать его по словарю и разговорно), а старичок плохова-то слышал. Тем не менее результата Ржевский добился, узнав, что в квартире с эркером живет прокурор города герр Герман фон Риттих со своей третьей женой (две умерли при родах), которая, похоже, от природы бесплоднахоть и молится об этом в соборе каждый день. Потом старичок сообщил возраст прокурора, и Митя втихомолку посмеялся: в 65 лет не всякий муж способен стать отцомбудь ты хоть трижды херром. С ходу он попытался узнать имя и происхождение прокурорской жены, но старичок вдруг сделался подозрительным и разговор резко прекратил. Не беда: Ржевский нашел вскоре словоохотливую бабушку, которая наслала анафемы на прокурора, уморившего таких чудесных женщин: фрау Катерину и фрау Софию, а теперь истязающего Марту Рашке, дочь магистратского канцеляриста, возмечтавшего о должности секретаря через посредство своего влиятельного зятя.
Тем временем местные жители стали массово выходить из домов и двигаться к церкви Петра и Павла, расположенной в торце площадивидимо, на обедню. Ржевский вернулся под эркер и тотчас вновь увидел свою уже возлелеянную пассию, которая вошла в эркер закрыть створки окон. Она была одета к походу в церковь, то есть в строгое платье без каких-либо излишеств (но все же шелковое) и также строго бросила взгляд в сторону назойливого гусара, который вдруг ей поклонился. В ее лице не дрогнула ни одна черточка, но створки она закрывала раза в два дольше, чем открывала и при этом так вздымала руки, что ее груди под платьем отчетливо обрисовались. "Не так уж вы и неприступны, госпожа фон Риттих, ухмыльнулся в душе ротмистр. Начнем к осаду".
Дождавшись выхода дамы из подъезда многоквартирного дома (и заметив ее косой взгляд через плечо на него), Ржевский пошел за ней, но в отдалениини к чему компрометировать замужнюю даму. Даже на большом расстоянии стати Марты были хороши. "И этой паве приписали неспособность к деторождению? возмутился он. Ну, погодите обыватели! Доберусь я до нее, и мы совместно осчастливим господина прокурора!". Таким порядком Марта и Дмитрий дошли до кирхи, но ротмистр в нее не вошел: очень надо слушать завывания клерикалов! Вместо этого он навестил уже известный ему виртхаус на Ратушной (Рыночной) площади и просидел там два часа с пользой для своего желудка.
Минут за десять до окончания церковной службы (подсказал хозяин виртхауса) ротмистр подошел к церкви и встал в сторонке в позе мечтательного раздолбая. Вот высокие тяжелые двери открылись, и просветленные "овцы" потянулись от пастырей. Вышла, наконец, и фрау фон Риттих, но что за притча? В обществе штатского молодца! Он что-то ей почтительно втолковывал, а дама чуть на него косила. Ржевский пригляделся к нему и слегка подувял: молодец хоть кудавысокий, стройный и даже красивый на силезский лад. Впрочем, он так и не добился от дамы слов и, поклонившись, отвалил в сторону. "Теперь мой выход! подстегнул себя Дмитрий и постарался попасть в поле зрения Марты. Однако тут к даме подъехала карета, из которой выглянул грузный штатский старик лет под 70, подал фрау руку, втянул ее внутрь, и карета поехала к дому с эркером.
Вернувшись в расположение полка, Ржевский подозвал к себе Сашку Арцимовича и спросил:
Ты в последнее время бубнишь себе под нос какую-то немецкую маршевую песню, которую подхватил, наверно, у прусских гусар. Ну-ка напой ее мне, причем под гитару!
Чего не сделаешь для старого товарища, хохотнул Сашка, взял гитару, настроился и запел по-немецки:
Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren (Когда солдаты по городу шагают)
Offen die Madchen die Fenster und die Turen (Девушки окна и двери открывают)
Ei warum? Ei darum! Ei warum? Ei darum! (А почему? А потому! А почему? А потому!)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schingderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schinderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Zweifarben Tucher, Schnauzbart und Sterne (Двух цветов платки и усы и звезды
Herzen und kussen die Madchen so gerne (Девушки целуют очень уж охотно)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schingderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schinderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Eine Flasche Rotwein und ein Stuckchen Braten (Бутылку ротвейн и кусок жаркого)
Schenken die Madchen um ihre Soldaten (Девушки дарят своему солдату)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schingderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schinderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Wenn im Felde blitzen Bomben und Granaten (Когда в поле рвутся бомбы и гранаты)
Weinen die Madchen um ihre Soldaten (Девы умоляют о своих солдатах)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schingderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schinderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Kommen die Soldaten wieder in die Heimat (На родину вернутся снова те солдаты)
Sind ihre Madchen alle schon verheirat (Девушки их будут жарко обнимати)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schingderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
Ei blo? Wegen dem (Все из-за)
Schinderassa, Bumderassa! (Шиндерасса, бумдерасса!)
По завершении песни Ржевский заулыбался:
То, что нужно для слуха одной дамы. Только замени-ка слова во втором куплете: вместо их платков вставим наши доломаны. Примерно так: Unsern Dolomanen, Schnauzbart und Lippen herzen und kussen die Madchen so lieber (Наши доломаны, усики и губы девушкам целующимся любы, любы, любы). А теперь собирайся, корнет, и едем к ночи в город. Там под одним окном ты споешь эту песньпотому что я, сам знаешь, дружил в детстве с медведем и он, негодяй, наступил мне на ухо.
Я один раз туда поеду или ты меня наймешь на месяц? спросил с ехидцей Сашка.
Где ты видел, чтобы я месяц какой-нибудь дамы добивался? удивился ротмистр. Но раза два-три может и съездишь. За мной, естественно, будет должок, который по окончании осады я верну тебе в виртхаусе. Или здесь попойку устроим
Глава пятьдесят седьмая. Соблазнение Марты
К дому с "перепелиным гнездом" (так оказывается, звали его окрестные жители) два гусара прибыли вовремя: квартира прокурора темнела окнами на обоих этажах, кроме окна эркера на втором. Ржевский достал бинокль, навел резкость и сквозь тюлевую штору увидел смутные очертания большой кровати в глубине комнаты и даже редкие плавные перемещения белой фигурывероятно, Марты в ночной рубашке. Но вот свет погас и в этом окне. Спустя пять минут ротмистр зажег свечу в ратьере и поднял его, развернув вдоль домов. Сашка откликнулся бряцаньем гитарных струн и запел, маршируя по середине улицы. По мере приближения к эркеру, он чуть усилил голос, точно попав на второй куплет. Дмитрий, тщательно вглядывавшийся в заветное окно в бинокль, заметил выход в темный эркер призрачной фигуры. И тогда он появился из-за угла противоположного здания, осветив ратьером себяна полминуты. Выключив фонарь и проморгавшись, он поднял бинокль и увидел лицо женщины в проеме между шторами. Сашка тем временем удалился на 50 метров, развернулся и вновь пошел на эркер. Дама тоже продолжала стоять. Ржевский хотел было уже вновь осветить себя, как вдруг из дальнего окна квартиры раздался гневный мужской крик:
Как вы смеете будить людей посреди ночи, солдафоны? Какого ты полка, мерзавец? Черных гусар, кажется? Завтра же я пожалуюсь твоему полковнику, и он пустит тебя под шпицрутены!
Надо ли говорить, что Сашка быстро-быстро ретировался в дальний конец улицы, где его денщик держал под уздцами лошадей. Вскоре к ним присоединился и ротмистр, и они поскакали знакомой дорогой в свой лагерь.