Кэтрин Шоу
Чикаго, 1890 год
Поезд приближался к моей остановке. Я сунула книгу обратно в пакет и остановилась, чувствуя, что за мной наблюдают.
Это, вероятно, было не слишком удивительно, учитывая, что я не единожды пыталась искалечить книгу. Странное поведение, даже по стандартам метро.
Я подняла глаза и увидела двух молодых людей, сидевших теперь в самом конце вагона, в трех рядах от меня. Я не могла припомнить, чтобы кто-то садился в вагон на последней остановке, и хотя я должна признать, что была немного занята, я не могла избавиться от чувства, что они просто появились из ниоткуда. Они стояли лицом ко мне, и я их ясно видела. Один из них был немного полноват, примерно моего возраста, с темно-русыми волосами и желтоватой кожей, которая выглядела так, будто он редко выходил из дома. Эмблема на его поношенной футболке напоминала обложку музыкального альбома, но я никак не могла понять, что это за группа. Его взгляд метнулся к коленям, и он начал что-то записывать в маленьком блокноте, как только я посмотрела в их сторону.
Второй парень был высоким, на несколько лет старше, очень красивым, с длинными черными волосами. Я почувствовала, как медленный румянец разливается по моим щекам, когда узнала те же темные глаза, которые увидела, когда прикоснулась к медальону.
По рукам побежали мурашки, когда я вспомнила тепло его кожи под пальцами, ощущение руки на талии и тепло, которое пробежало по моему телу от прикосновения. Я не могла представить, как ему удалось выбраться из моей галлюцинации и войти в метро, но я была абсолютно уверена, что это был тот же самый парень.
Теперь он выглядел немного старше, чем когда я видела его на поле, лицо выражало странную смесь печали, страха и той самой тоски, которую я помнила из видения. Он вцепился в обивку сиденья и не отвел взгляда, даже когда другой парень резко толкнул его локтем. Я наконец-то прервала наш зрительный контакт.
Поезд начал замедлять ход почти сразу же после того, как я опустила глаза, и я снова быстро взглянула туда. Двери еще не открылись, и прошла всего секунда, но их уже не было.
Я подошла к скамье, на которой они сидели, и протянула руку, ожидая наткнуться на твердую материю (или лишиться пальца), но там было пусто. Я была почти уверена, что они мне просто померещились, но две вмятины на оранжевой виниловой подушке метро постепенно разглаживались, как всегда, когда кто-нибудь поднимался. Я провела пальцами по краю подушки, которую так крепко сжимал высокий молодой человек, и обнаружила, что она все еще хранила тепло его руки.
3
Я пришла на занятие по карате с опозданием на несколько минут и проскользнула на свое привычное место рядом с Шарлейн. В течение следующего часа мы практиковались в наших рутинных упражнениях, и физическая нагрузка вытеснила события последних нескольких дней из моего сознания (почти). Обычно я могла побороть Шарлейн, наверное, потому что я начала заниматься годом раньше нее, но в тот день меня дважды опрокинули, и вскоре у меня появился красивый, яркий синяк на правом бедре от довольно коварного удара ноги Шарлейн.
Мы выполняли упражнения до самого конца занятия. Когда мы направлялись к выходу, Шарлейн повернулась ко мне, спросив:
Ну что? Что случилось? Ты не ответила ни на одно мое сообщение
Я все еще не была уверена, как много я действительно могла бы объяснить без того, чтобы Шарлейн не решила, что я свихнулась. Поэтому я решила обратиться к нашей с ней дурацкой шутке:
Позвольте мне объяснить Нет, это слишком. Позвольте мне подвести итог.
Шарлейн закатила глаза. Я могла бы процитировать «Принцессу-невесту» практически от начала до конца.
Ну ладно, подведи итог, Иниго Монтойя. Что произошло?
Я достаточно хорошо знала Шарлейн, чтобы быть уверенной, что она в конце концов вытянет из меня всю историю.
Если она решит, что я храню хотя бы намек на тайну, то не успокоится, пока не убедит меня выложить все пикантные подробности.
Ладно, слушай. Моя бабушка умирает, она оставляет мне большой дом, много денег, и мы с папой собираемся переехать к ней на год. Я унаследовала от нее особую способность, которой она должна научить меня пользоваться, чтобы спасти наш мир, каким мы его знаем. Или что-то в этом роде. И я почти разделила поцелуй с тем, кто, как мне кажется, мог оказаться призраком, который исчез в метро.
Ты чуть не поцеловала кого-то в метро? Он был милым? Шарлейн достаточно сфокусировать свое внимание на этом.
Наличие трех старших братьев означало, что в ее доме постоянно был поток парней и она держала нескольких из них на веревочке. Целью ее жизни было убедиться, что я полностью соответствую своему личному романтическому потенциалу, но до сих пор ее попытки свести меня с кем-то кончались сплошными катастрофами.
Да, он был симпатичным, ответила я. И я чуть не поцеловала его не в метро. Это случилось на кухне моей бабушки или где-то на пшеничном поле. Вероятно, и там, и там.
Последовала долгая пауза, во время которой Шарлейн просто смотрела на меня.
Окей. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты не станешь лгать мне, Кейт. Значит, дело в сумасшествии, тяжелых наркотиках Она сделала паузу. Или ты говоришь правду. Мне понадобится больше, чем версия «позвольте мне подвести итог», чтобы понять все это.
Тогда мы сможем разобраться во всем этом вместе, потому что я и сама не совсем уверена, я вытащила дневник из рюкзака. Я очень надеюсь, что это поможет.
Мама нисколько не удивилась, что мы проглотили всю пиццу, а потом схватили содовую и направились обратно в мою комнату. Мы всегда так делаем, когда Шарлейн остается у меня ночевать. Она также не слишком удивилась бы, увидев нас сгорбившимися над книгами, так как мы часто делаем вместе домашнее задание. Но она бы точно удивилась, если бы заглянула внутрь и увидела нас, прижавшихся друг к дружке, держащих зажженную спичку над каждой из страниц, казалось, очень старого дневника. Я потушила спичку:
Окей. Ты тоже не смогла его сжечь.
Но зато из-за огня от него забавно пахнет, заметила Шарлейн. И обложка ее получается поджечь, и на ней можно писать, да и вообще делать все что угодно. Это странно. Почему же обложку не сделали такой же неуязвимой, как и страницы? Обложка ведь должна защищать книгу.
Верно, я на секунду задумалась. Но ты никогда не прятала книгу, которую хочешь прочесть за обложкой той, что нужно прочесть?
Ну, бывало. Но
Возможно, автор хотел, чтобы другие принимали эту книгу за обычный дневник. Взгляни на дату внутри: 1890. Не похоже на то, чтобы такое могло существовать в 1890-м.
Не похоже на то, что такое могло бы существовать сейчас, сказала Шарлейн. А ты не можешь просто позвонить своей бабушке и спросить?
Могу. Но она сказала, что я скорее задамся большим количеством вопросов, чем найду ответы. Мне кажется, она хочет, чтобы я попыталась разузнать что-нибудь самостоятельно, если у меня это получится, конечно.
Шарлейн протянула руку и пальцем поскребла маленькую шишечку, торчащую из-под ткани на переплете книги:
Что это? Что-то застряло под обложкой, ей пришлось немного потянуть, но потом она вынула маленькую ярко-желтую палочку, примерно вдвое толще зубочистки, с заостренным черным кончиком. Это крошечный карандаш.
Я взяла палочку, чтобы рассмотреть ее поближе:
Да, похоже на карандаш, но смотри, грифель не соскребешь. Думаю, это стилус. Как на старом мамином планшете. Ты такие видела. Просто нажимаешь на экран вот так, и
Я взяла книгу и приложила кончик к первой странице. Строки рукописного текста медленно поползли вверх.
Ну, вот. Это не книга. Это что-то вроде портативного компьютера.
Шарлейн была озадачена.
Но почему? спросила она. Почему бы просто не взять с собой ноутбук или iPad? Не понимаю.
Если только это не 1890 год и ты не хочешь привлекать к себе внимание, я закрыла обложку, и книга снова стала похожа на старый дневник. Если только ты не хочешь, чтобы люди узнали, что ты не один из них.
Жуть. Я никогда не видела ничего подобного. Как у твоей бабушки оказалось что-то подобное? Ты говорила, что она историк. Как и твоя мама, верно?
Я снова открыла дневник и провела пальцем по имени, напечатанному на внутренней стороне обложки: