Ты можешь поспать в моём, а я останусь тут. попытался уговорить ее Феб.
Отстань. снова грубо отрезала Алкис.
Да брось, вдруг став раскованным ответил Феб, сырая земля и седло, не очень комфортная постель. Сама же сказала, что не спала три ночи, тебе нужно что помягче. У меня там овечий пух и шкура оленя.
Слушай, привстав и обернувшись, извергая молнии злобы из глаз и хмурясь, как грозовая туча, начала Алкис, Если ты будешь продолжать так же раздражать меня, то я перережу тебе горло и похороню в твоих шкурах и пухе. Будешь смотреть на мир со своих облаков, и тут же резко повернувшись, снова легла спать.
Феб ушёл такой же хмурый, как Алкис. Последняя все тщетно пыталась уснуть, зажимая всё сильнее глаза, она рассчитывала, что хоть это ей поможет. Вдруг об землю что-то упало. По звуку Алкис поняла, что это седло. Чуть позже так же упал и Феб. Закрыв глаза, он повернулся в сторону лагеря. Алкис привстала и убедившись, что это Феб, снова легла обратно. Прошло секунд десять, и она повернулась в сторону Феба, но подождав ещё минуту и поняв, что он с ней не поговорит, повернулась на спину. Она начала проклинать его всеми возможными способами, от оскорблений до пожеланий мучительной смерти. Полежав чуть на спине, она снова повернулась в противоположную сторону от лагеря.
Если ты думаешь, что уговоришь меня таким образом, то ты глупец! сказала Алкис и повернув голову посмотрела на Феба. Тот никак не реагировал. Ещё сильнее разозлившись, она вскочила и ударив Феба в бок начала кричать на него.
Ещё и молчать будешь! Вот и лежи тут! Мёрзни! Идиот! и резко развернувшись, Алкис ушла в шатёр Феба.
Что случилось? стали спрашивать и выходить из шатров люди, резко разбуженные такими криками.
Друг твой, тупая скотина, Сеней! отрезала вышедшему Сенею Алкис и тут же вошла в шатёр Феба. Она уже тихо сняла с себя всю броню и устало упала в мягкое царство сна.
Феб тем временем продолжал тихо лежать и лишь приоткрыл глаза, чтобы взглядом проводить Алкис. Он уснул, а вместе с ним ушли спать все те, кто вышел на крики.
Ночь уже отступила. Настал новый день. Для кого-то этот день будет счастливым, а для кого-то грустным и печальным, нельзя сказать точно, что нас ждёт впереди, но лишь одно можно сказать без доли сомнения. Сегодня Антиохия Великая будет в трауре по тысячам погибшим дедам, мужьям, сыновьям и братьям с внуками. Такой битвы стены этого города ещё долго не увидят. Сам же мир будто не заметил этого сражения. Но люди же помнят? И помнят обычно добром. Мы все живём унижая, оскорбляя, можем быть в ссоре со всеми близкими людьми, но как только видим их мертвые тела, словно чудом в нас просыпается человечность, и мы, пробитые жалостью, начинаем винить себя, что оставили эту ссору последним вашим разговором, вместо того, чтобы простить зло и не оставлять последнее воспоминание таковым.
Никто не просит забывать, никто не говорит закрывать глаза, если человек действительно переступил черту, но зачем заставлять гнить душу свою, держа обиду на того, кому это возможно и не важно? Зачем же так губить себя и то доброе начало, что зарождается в нас с первыми лучами солнца нашего Рождения? Почему нельзя хотя бы быть родным и любимым с близкими своими? Будь то родственник или просто добрый друг? Ведь будь мы все такими друг для друга, наверняка и мир бы был лучше, чем есть сейчас. Не сломила бы нас тогда тьма, что просыпается все больше и больше видя ужасы людские Ах Лакрос. Зачем же ты предал всех своих родных. Поддался шёпоту дьявола и возгордился над всеми теми, кто к тебе с хлебом добра шёл
Солнце тихо вставало с горизонта и озаряло всё вокруг. Мир проснулся и птицы начали петь по всей земле. Лёгкий ветерок развивал зеленые листы на деревьях и кустах. Цветы начали снова расцветать, а животные выбираться из своих домов. Сверчки тем временем скрылись от этих огромных зверей. А вот личинки сегодня утром стали бабочками и начали опылять луга, даря радость этого дня всем тем, кто был с ними рядом. Смотрите! Пчёлы кружат и готовят свой медовый урожай! Муравьи усердно снова что-то строят! Ах, и пусть весь мир останется таким мирным и счастливым
Глава 11. Лёд растоплен
Утро продолжало сиять своей красотой, когда все проснулись после тяжелой ночи. Солнце уже было в зените, а облака как слоны медленно плыли по небу. Трава и деревья, изредка росшие в этих местах, подчинялись легкому ветру и тянулись туда, куда им было велено.
Гектор, Парис и двое незнакомцев готовили для всех еду. Феб и Сеней занялись лошадьми, после такого тяжёлого дня нужно было привести их в порядок. Пётр и Павел что-то обсуждали в своём шатре, а Геворг, Маргарита и Селения сидели поверх холма и наслаждались видом. С нетерпением все ждали Алкис, чтобы понять, что произошло той ночью, откуда она внезапно появилась, почему обвинила Апостолов и что за армия незаметно добралась до Антиохии? Селения в свою очередь ничего не помнила, она помнила только то, что происходило после того, как они выехали за пределы Антиохии с Алкис в первый раз. Самый главный вопрос, который стоял для всех из людей Сенея было то, где Эвелина и Персей? Но задать его никто не решался, боясь услышать плохое.
Через некоторое время по пустым от людей землям, послышались непрерывные шаги и голоса верблюдов.
Смотрите! воскликнула Селения, когда увидела караван, Что это?
Верблюды? встала Маргарита и пыталась рассмотреть, что же там происходит. Уже все собрались на месте отдыха Геворга, Селении и Маргариты. Бурно обсуждая, все пытались понять, кто же это. Торговцы? Или ещё хуже? Со времён прихода римской власти караваны ходили только по главным дорогам, но по тому пути, что шли эти люди караванам с Востока проход был запрещён. Значит не торговцы, но тогда кто? Караван не был похож на обычный, люди все были в золоте, так же, как верблюды и лошади, вооружённые разнообразным снаряжением.
Это парфянепослышался голос Алкис за спиной всех.
Парфяне? выходя через всю собравшуюся толпу, спросила Селения, на землях Рима? Как они прошли? Мы же воюем, разве нет?
Я видела их два дня назад в пустыне, видимо так и прошли. Римляне слишком далеко расположили свои гарнизоны. Понятно, что это расстояние было вынужденно и принимаются все меры для патрулирования границы, но имея достаточно золота, можно с лёгкостью ослепить одинокого всадника.
Что же им нужно? продолжала расспрашивать Селения.
Кто их знаетотвечала задумчиво Алкис.
Это что гроб?! внезапно обернулась Маргарита к своей сестре, которая все это время не смотрела на неё. Среди верблюдов и воинов, Маргарита увидела длинную коробку не похожую на обычные сундуки. Рядом с этой коробкой размером в рост человека, шёл какой-то старик, одетый как древние персы.
Этого не было на границе, вытянувшись и разглядев то же, что и Маргарита, проговорила Алкис и сразу побежала к Бэльйосу. Следом за ней побежала Маргарита, Сеней, Феб и Гектор. Впятером они поскакали к каравану. Пересекая полузасохшие зеленые луга, огибая небольшие холмы, которые раньше были берегом озера, они добрались до каравана. Парфяне остановились и увидев поднятую руку старика, никто не поднял оружия на всадников, и они спокойно проскакали к гробу.
Что случилось? спросила Алкис старца, когда слезла с коня.
Митра всех убил, кашляя начал он, я последний, персы проиграли
Езжай домой и достойно встреть свою смерть. чуть шокировано ответила Алкис.
У нас больше нет дома, мы и так идём на смерть. Наше царство разрушено, кто знает, что придёт в земли персов после нас
Пока царство верит в тебя, вы будете жить. Прощай. слегка наклонившись в знак уважения Алкис развернулась и оседлала своего коня. В последний раз посмотрев на старца, с морщинами и глубокими впадинами вокруг глаз, говорящие о многих бессонных ночах, она поскакала обратно в лагерь вместе со своими спутниками, а караван и дальше продолжил свой путь на восток.
Кто это был? спросил по приезду Алкис, Павел.
Тебе какое дело? Все вы виноваты. резко ответила она.
Мы не хотели зла, мы несём лишь мир. ответил Павел.
Знаю я ваш мир, жалкие иллюзии, мир никогда не станет таким, каким вы хотите его видеть.
В тебе сидит тьма, начал было подходить к ней Павел, когда Алкис слезла с коня, но она резко остановила его вытащив меч и направив в его сторону, приставив к груди Павла. Я еду в Антиохию, кто со мной? спросил, обращаясь к остальным, апостол Павел.