Генерал говорил без всякой патетики, спокойно, не повысив голос, и в этом все присутствующие ощутили его силу. Одернув и без того идеально сидевший на нем китель, слегка заведя левую руку за спину, он принялся водить указкой по карте.
Лично я не считаю предложенный штабом фронта план сырым и недоработанным, постарался смягчить свое заключение Константин Константинович. В целом он правилен, но нуждается в некоторых изменениях и добавлениях. Мы с товарищем Малининым считаем, что коридор прорыва следует расширять, но не за счет растаскивания войск по участку наступления, а за счет нанесения второго удара в районе рабочего поселка номер восемь.
Рокоссовский вновь ткнул в карту, но теперь сидевшие за столом генералы не отстранились от неё, а потянулись к ней с интересом и даже азартом.
Прорвав вражескую оборону на этом участке фронта и развивая наступление, войска 128-й дивизии встретятся с 6-м корпусом в районе рабочего поселка номер семь. Этим самым будет не только перерезан Путиловский тракт, но и взят в кольцо гарнизон поселка Гонтовая Липка, что приведет к почти двойному увеличению ширины полосы прорыва.
Оторвавшись от карты, Стельмах хотел задать вопрос о силах, но представитель Ставки упредил его.
Для нанесения второго удара не придется привлекать дополнительные силы. Будет достаточно усилить 128-й дивизию за счет соединений 13-й гвардейской, отказавшись тем самым от лобового штурма Гонтовой Липки, специально подчеркнул Константин Константинович. После занятия рабочего поселка номер семь создается благоприятная ситуация для того, чтобы перерезать железнодорожное сообщение Синявино со Шлиссельбургом и нанести фланговый удар по позициям врага у Синявинских высот.
Главная цель нашего наступления не Синявино, а Мга, возразил Рокоссовскому комфронта. Распыляя силы, мы рискуем погнаться за двумя зайцами и не поймать в итоге ни одного.
Наступая на Синявино, мы не только расширяем фронт прорыва обороны врага, но и не позволяем противнику нанести контрудар по нашему правому флангу с целью окружения наших войск. Синявиноглавный элемент немецкой обороны в этом месте, с падением которого она затрещит и развалится по швам.
Мне кажется, что вы сознательно сужаете рамки операции, уделяя столько внимания Синявино, товарищ Рокоссовский, наконец поддержал позицию комфронта Запорожец. Ставка четко и ясно требует от нас взять Мгу и восстановить железнодорожное сообщение с Ленинградом. По данным разведки нам противостоят всего лишь четыре дивизии врага, чьи силы разбросаны от Мги до Шлиссельбурга, и для их разгрома достаточно будет нанесения одного удара.
Обозначение позиции армейского комиссара моментально разделило всех находившихся в комнате военных на своих и чужих. В роли своих выступали работники штаба фронта, к чужим относились сам Рокоссовский и прибывшие вместе с ним генералы.
Момент был очень скользким и опасным для общего дела, но представитель Ставки с достоинством вышел из этой ситуации.
Насколько мне известно, Ставка требует в первую очередь прорвать кольцо блокады и восстановить сухопутное сообщение с Ленинградом, по возможности посредством железной дороги генерал посмотрел на Запорожца, ожидая возражений и поправок с его стороны, но тот промолчал. Говоря, что мы уделяем слишком много внимания Синявино в ущерб Мге, вы, товарищ армейский комиссар первого ранга, не совсем правы. Немецкие пушки на Синявинских высотах держат под своим огнем железную дорогу на Мгу, и без их взятия регулярное движение по железной дороге невозможно.
Синявино можно будет заниматься после взятия Мги и выхода к Неве в районе Ивановского, выдвинул предложение начштаба, но его предложение не нашло понимания у Рокоссовского.
Синявинский узел опасен в первую очередь возможностью нанесения удара противника по нашему правому флангу. Как немцы могут быстро перебросить резервы с одного места на другое и нанести внезапный удар, мы с вами прекрасно знаем. Этому нам у них учиться и учиться. Угроза удара немцами нам во фланг ослабнет только в том случае, если будет прервано железнодорожное сообщение МгаСинявино.
Правильно ли я вас понял, что вы предлагаете нам учиться у немецко-фашистской сволочи, блеснув праведным гневом в очах, спросил Запорожец. Нам, красным командирам, лучшим представителям рабоче-крестьянской армии, учиться у гитлеровцев?
Не имей генерал Рокоссовский опыта долгого общения с Мехлисом, возможно, он бы дрогнул и стал бы оправдываться перед Запорожцем, но он знал слабые точки членов Военного совета фронта.
Учиться побеждать врага его же оружием призывал нас всех товарищ Сталин в своей речи от двадцать третьего февраля этого года. Только познав слабые и сильные стороны противника, мы сможем одержать полную и окончательную победу над немецко-фашистскими оккупантами процитировал Рокоссовский и с откровенным упреком посмотрел на комиссара.
Вы неверно толкует слова товарища Сталина. Из их общей направленности вы делаете ошибочные выводы, Запорожец важно поднял палец, но довести до конца свою речь он не успел.
Хочу сказать, что в Главном танковом управлении принято решение об отказе от механизированных танковых корпусов и создании на их основе танковых армий по образцу противника, подал голос генерал Орел, являвшийся танкистом.
Мне об этом ничего не известно, сварливо произнес комиссар, отчаянно пытавшийся сохранить лицо при плохой игре. Не нужно было иметь много ума, чтобы понять, что подобное решение ГТУ без одобрения вождя вряд ли бы приняло.
Согласно плану выход наших войск к отрезку дороги МгаСинявино должен произойти на третьи-четвертые сутки наступления, и, следовательно, вся надобность в нанесении второго удара отпадет, как ни в чем не бывало вернулся к прежнему разговору Мерецков. Ему очень хотелось, чтобы Рокоссовский испугался Запорожца и стал бы сговорчивее, но сегодня был не его день.
Кирилл Афанасьевич, вы готовы взять на себя ответственность на тот случай, если дорога на Синявино не будет перерезана и по прошествии времени совместным ударом немцы перережут двенадцатикилометровое основание нашего ударного клина? поставил ребром вопрос Рокоссовский.
К чему такие крайности, товарищ Рокоссовский! возмутился комфронта. На войне бывает всякое!
Полностью с вами согласен, товарищ Мерецков! И вот чтобы не произошло этого всякого, мы и предлагаем нанести второй удар в районе рабочего поселка номер восемь, разозлился Рокоссовский. На его лице появились красные пятна, но Константин Константинович не дал воли гневу. Осторожно поставив карандаш в стакан с другими карандашами, он повернулся к командующему войсками фронта. Я вижу, что мы начали ходить кругами при обсуждении этой проблемы. Ни к чему хорошему это не приведет, поэтому я предлагаю поступить следующим образом. Ввиду полного разногласия каждый из нас представляет Ставке свой план операции, тщательно его обосновав. Есть другие предложения, товарищи? властно спросил генерал, но ответом ему была только тишина.
Раз других мнений нет, то не будем зря тратить время. Честь имею Рокоссовский плавно развернулся через левое плечо и покинул комнату совещания вместе с командой своих помощников.
Но не только среди советских военачальников не было единства, не было его и в штабе фельдмаршала Кюхлера, от которого фюрер требовал скорейшего взятия Ленинграда.
После возвращения из ставки фюрера из Вольфшанце и получения директивы о наступлении Георг Кюхлер вызвал к себе командующего 18-й армией генерал-полковника Линдемана.
Конечно, фельдмаршалу было приятнее обсуждать предстоящее наступление с начальником штаба группы «Север», податливым и уступчивым к воле командования Куртом Вегером. Генерал-майор ловил каждое слово командующего, в отличие от взявшего привычку после недавнего разгрома русской армии драть нос Линдемана, но что было делать. Тот находился во временном фаворе у Гитлера, и с его мнением приходилось считаться.
Кюхлер пригласил Линдемана к себе на беседу, чтобы в уютной обстановке обсудить, как и когда будет исполнена воля фюрера германского народа. В кабинете командующего гостя ждали непринужденная обстановка, аккуратно расстеленная на массивном столе карта, два мягких кресла и чашки с кофейником, из которого хозяин сам любезно налил ему кофе. При этом Кюхлер не пытался скрыть своей неприязненной настороженности к гостю, потенциальному претенденту на его место командующего группы армий «Север». Равно как и бывший до него на посту командующего фельдмаршал фон Лееб был сдержанно холоден к самому Кюхлеру до самой своей отставки.