Ничем иным, кроме как поехавшей крышей, то, что я вижу, объяснить невозможно. Светит солнце. В скверике напротив, орут воробьи. Все указывает на то, что я, неведомо как, перенесся в себя молодого. Почти на сорок лет назад. И если я правильно опознаю то, что вижусейчас девятнадцатое мая тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, День Пионерии. Суббота. Эстония. Город Выру.
Меня, минут десять назад, высадил из своих Жигулей командир бригады, обняв на прощание. Я уволен из армии, отслужив положенные два года. Оглянулся вокруг места, где сижу. Справа на земле коричневая модная сумка- батон. Слева в траве лежит фуражка с кокардой. Рядом с ней в траве валяется булыжник, которым мне и прилетело по башке.
Если я правильно помню, попрощавшись с командиром, я зашел в вокзал, выяснить расписание поездов и электричек, что бы прикинуть, как мне добираться. Потом решил отлить, и, выходя из вокзала, столкнулся с каким-то пьяненьким мужиком. Он мне что-то начал говорить поэстонски. А потом почему то решил толкнуть меня в грудь. Чисто на рефлексах перехватил руку, и оттолкнул его от себя в здание. Захлопнул дверь и пошел в сторону сортира. Чуть погодя мне в затылок и прилетел камень. В тот раз я, шлепнувшись в траву, вскочил, и попробовал догнать придурка. Но не преуспел. На газоне осталась фуражка и сумка. Не велика ценность, но бросать было жалко. А сейчас я и не побежал.
Потому что только что, в две тысячи двадцать первом году, я, по сути, продал свой завод. И, выходя из здания, получил по затылку. Помощник Олега, свет Сергеевича, оказался мелкой и глупой тварью! До этого ему светило только банальное понижение, с перспективой вернуть статус. Но, сорвав сделку, он и сесть может. Не говоря о том, что, по любому, жизнь его будет унылой и в долгах.
Встряхнулся, сообразив, что не о том думаю. Бомжеватый дед, тем временем, подошел ко мне и сказал, с непередаваемым, мягким эстонским выговором:
Ну что, дембелек, живой? Давай я тебе помогу.
Да ладно, я сам. Чего это он? встал и принялся отряхиваться. Армейская форма, как бы к ней не относится, все же штука хорошая. И не помялась, и не испачкалась.
Пьет уже неделю. И тебе выпить предложил. А тыруки крутить. Обиделся.
Так по-русски предлагал бы.
Пьет неделю. Ничего не соображает.
Кивнул нежданному союзнику, подхватил сумку, надел фуражку. Поморщился, на затылке зреет шишка. Да и пошел в сортир. Эстония, все вполне опрятно, и даже зеркало. В него я и уставился. Хм. Это- точно я. Николай Петрович Андреев. Сейчас мне двадцать два года. Чуть выше среднего роста. Светлые волосы, правильное лицо. На кителе, слева, комсомольский значок. Справа, вряд, значки «Гвардия», «Первый Класс» «ВСК 1 Ступень». Под нимиголубой значок парашюта, с болтающейся цифрой «пять». Что сильно диссонирует с черными петлицами с пушками. Но, соответствует записи в военном билете. И это больше всего рвало шаблон у военных патрулей, что сдуру приставали ко мне, пока я добирался к деду с бабушкой.
Вспомнил, что украшение парадки к дембелюэто один из основных видов армейского творчества. А еще дембельский альбом. У меня и с тем, и с другимдостаточно уныло. То есть альбома нет. А парадку я просто подогнал, чтоб не болталась. Из неуставной дерзоститолько дембельская складка на спине кителя. Мне было откровенно лень заниматься этой всей херней. Парни месяцами возились с формой, вшивая какие то проволоки, доставая аксельбанты, украшая, ушивая и все для того, что б пару раз пройтись дома туда-сюда, непонятно что продемонстрировав. Тем более что в результате апгрейда опознать форму солдата советской армии было невозможно. Стандартный дембель больше всего напоминал маршала какой ни будь банановой республики. Хихикнул, вспомнив диалог моих друзей Сереги Носова(кличка, ясное дело, Шнопак) и Сани Мельникова, по кличке Мельник. Мельник страшно переживал, что не может достать «поплавок»(значок об окончании ВуЗа). Он бы, парни, сюда вототлично бы подошел. Нахер Мельнику сдался этот «поплавок», было совершенно непонятно. Ему еще двадцать лет, и ВУЗ он окончить не мог никак. Шнопак тогда сказал:
Вот пойдешь ты, Саня по деревне в этой своей форме. И встретишь доярку Феклу, которой хотел вдуть еще до армии. И посмотрит она на тебя, и скажет-«Мельник! Хули у тебя нет «поплавка»? Я тебе без него ни за что не дам, иди отсюда!».
Как бы то ни было, я одет, в общем-то, по Уставу. И это дезориентировало патрули. Я выглядел обыкновенным военным в увольнении, украсившим себя для большей героичности. А не отслужившим свое чуваком, с которыми патрули, как правило, не связывались.
Поймал себя на мысли, что думаю о чем угодно, но не о главном. То есть о том, что со мной. И что делать.
Плеснул себе в лицо воды из под крана. Буду исходить из того, что это все реально. И соответственно действовать. Тем более что я отлично все помню, как выяснилось. Нужно подумать и сваливать, как минимум, из Выру. Вышел из сортира, и пошел к вокзалу с незамеченной раньше табличкой Võru. Только сейчас сообразил, что воздух пахнет мгновенно узнаваемым ароматом ж/д. Шпалами, дымом, и еще чем то, свойственным только железной дороге. За ж/д путями забор. За ним виднеются желтые корпуса армейской учебки.
Дедокспаситель сидел на скамейке в торце вокзала. Подошел к нему, достал сигареты «Румба», что я купил специально для возвращения из армии. Уселся и закурил.
Не пойму, ты дембель, или в отпуск?
Дембель, дембель.
Непонятный ты. Дембель бы выпил. Отметить то надо?
Я подумал, что не самая плохая идея. Так-то, лучше бы кофе с коньяком. Но вокругСоветский Союз. И то и другоев ресторане и с трудом. И где тот ресторан? И кто пустит рядового в ресторан? А здесь, на вокзале, нет даже буфета. Да если бы и был, то вряд ли мне налили бы нормальный кофе. А коньяк там и не водился.
А купить-то есть где?
Да вон магазин, наискосокоживился дед. хочешь, сбегаю?
Из внутреннего кармана кителя достал военный билет. Из негопятерку.
На водку хватит?
Вроде бы пять тридцать, стоила бутылка, когда я уходил в армию. Пока служил, генсеком побыл Андропов, снизив цену до четырех семидесяти.
Если не хватит, я добавлю, засуетился дед. И бодрой рысью направился к магазину. А я задумался.
В прошлый раз я, через час, уехал на местном поезде в латвийский Валмиера. А оттуда, на электричкев Ригу. Поезд в Питер идет глубокой ночью. Как, впрочем, и на Ригу. Маршрут я, тогда выбрал неудачно. До города Кропоткин, на Кубани, я добирался почти четверо суток. Около суток проболтавшись в Москве. Встал и опять зашел в вокзал. Закрытые кассы, тишина и покой. Ни одного человека. Посмотрел расписание. Ну да. Ночью поезда на Ленинград и Ригу. Местные поездав Цесис, Тарту, Печеры. Ближайший- в Валмиера. В Тарту- в восемь вечера. В Печерыпо утрам, уже опоздал. Да и не поеду я туда. Хе. Между мной и Питером Чудское озеро. И его можно обогнуть или через Псков, или через Нарву. Кажется, я понял, как будет лучше всего.
Вернувшись на скамейку, застал деда, исполненного нетерпения. Соблюдая алкогольный кодекс, он ждал моего появления, чтоб налить. Увидев меня, молча наполнил, и протянул граненый стакан.
С дембелем!
Хмыкнул, взял, отпил треть. Вернул ему.
Больше не буду. Лучше скажи, где тут у вас автобусный вокзал?
А вот туда идти, вдоль озера все время прямо. А на площади повернешь направо.
Ну, бывай, дед.
Еще выпьешь?
Не, пей сам, за мое здоровье.
Шагая по весеннему тротуару маленького эстонского городка, я злился. Несмотря на алкоголь, что теплом растекся по телу. Как меня угораздило? Да и попал ялучше не придумаешь. Нищий дембель, без всяких перспектив. И что делать?
Снова все по-новой? Все так же, все то же? Да пошло оно все в задницу!
Как то кончился во мне запал. Жизнь потрачена, что бы понять то, что другие знают с детства. Здесь никому не нужны такие как ты. Свободные и независимые. Тебе не простят отсутствие завуалированного холуйства, которое почему то называют патриотизмом.
Вспомнил говнюка, что мне хамил у меня же в кабинете. Вот оннародный герой! Отобрал у частника предприятие, и через это пострадал! А уж то, что он кроме пистолета в руках и не держал ничегоне влияет. И вообще, очень любят у нас вот этих, защитничков. Как беда какая, они сразу скулят- народ богоносец, выручай! А в мирной обстановке они- герои, и имвсе должны. Хотя, словив в табло, заткнулся и растерял весь гонор.