Как!? Когда!? раздались изумлённые возгласы воевод.
Когда5 февраля. А как они это сделалине ведаю.
Тут и думать нече! снова прозвучал голос Невзора Обарнича. Великий князь защитников Суздаля, ведать в большом числе призвал для обороны столицы, вот Суздаль и оголил!
А может с собой на север увёл, не согласился Аржанин с только что прозвучавшим суждением.
Оба варианта не исключены, примирил оппонентов Мечеслав, но нельзя исключать и предательства!
Правильно мыслишь, похвалил я корпусного воеводу, я вам уже не раз говорил, всегда и всё ставьте под сомнение. Больно гладко, как я погляжу, монголы города суздальские берут, кого сходу, кого с наскоку
Ты прав государь! неожиданно для всех зло выпалил Некрас. Много интересного, будучи во Владимире, мы услышали и узрели своими глазами. А если ты государь предательство на расстоянии смог узретьто значит, так оно и есть! Я теперь не сомневаюсь!
Говори! со стальными нотками в голосе произнёс я, еле себя сдерживая, уже чувствуя неладное.
Вот, что у нас вышло. Сначала Батухан потребовал сдачи, но горожане отвергли его слова. Тогда монголы подвели к городской стене полонённого в Москве, сына великого князя, Владимира Юрьевича
Так он жив? вырвался удивлённый возглас одного из полковников.
Сейчас узнаешь, с хмурой усмешкой ответил я, продолжай друже!
Владимира Юрьевича зарубили прямо на глазах горожан, и рекли владимирцам, что такая участь ждёт всякого, кто не преклонит голову и не согнёт колени перед священным девятихвостым монгольским знаменем. А потом басурмане провели под стенами тысячи пленных русичей, которых при этом нещадно секли кнутами, забив многих на смерть.
Мечеслав от негодования даже непроизвольно зарычал. Скосив, с одобрением, взгляд в его сторону, Некрас продолжил говорить.
Два дня, и днём и ночью, монголы метали из своих пороков десятипудовые каменные ядра и глиняные горшки с зажигательной смесью. Ещё монголы подвели к воротам и стенам тяжёлые тараны, и били по ним, не переставая. Много русских пленных, подневольно, помогало монголам осаждать Владимир. К шестому февраля Владимир сильно охватили пожары, а стены «Нового города» во многих местах были проломлены. Монголы ринулись было в проломы, но были остановлены защитниками города, и степняки отступили.
Молодцы владимирцы!
Не спеши, одёрнул я воеводу, рано радуешься. Кивком головы дружинник согласился со мной.
Государь, а дальше, похоже, случилось предательство, да не одно! Князья, бояре и церковь предали владимирцев!
Что! Не может быть! Брешешь! послышались возмущённые возгласы.
Молча, с недовольством осмотрев воевод, я заставил их замолчать.
Говорят, что владимирский епископ Митрофан хотел, было к тебе, государь, в Смоленск сбежать, да его князья не пустили. Во время осады епископ всем принялся говорить, что Владимир обречён и его уже не спасти, а потом дал своё благословление на пострижение князей и бояр в монахи!
Ктото нервно рассмеялся, но большинство воевод и полковников молчали, но выглядели слегка ошарашенными. Пользуясь случаем, я прокомментировал случившееся.
Сразу всех предупреждаю, если кто из моих военноначальников в час грозных испытаний откинет такой номер, в монахи подастся, то я прикажу такого умника сразу на кол посадить и самого будущего монаха и всю его семью и того попа кто вздумает пострижение произвести. А вообще за церковниками повнимательнее следите, обратился я к начальникам спецслужб.
Ты, значит, Некрас, считаешь, что если бояре с князьями, перед тем, как смерть в бою принять постриглись в монахиэто значит, предали горожан? всётаки не удержался от провокационного вопроса командир 36го Слуцкого полка Сергий.
Дружинник не успел ответить, шпилька явно предназначалась мне.
Ты воевода говори, да не заговаривайся! в эти слова я вложил весь свой накопившийся гнев. Суздальский воин нам ясно сказал, что епископ Митрофан сначала сбежать хотел, а потом принялся подрывать боевой дух защитников города, говоря, что все они обречены на смерть и город не удержать. Пострижение в монахи подразумевает отстранение от мирских забот. В тот самый час, когда враг стоит у ворот, князья с боярами самоустраняются, оставляя войска и жителей без руководства обороной города!
Чуть ли не змеиным шёпотом я спросил:ты и впрямь считаешь, что подобным образом поступать правильно?
Присутствующие на совещании от напряжения даже перестали дышать, руководители спецслужб понимающе переглянулись, а телохранители обхватили рукояти своих мечей, вопрошающе поглядывая на меня.
Нет! Нет! Государь! протестующе заломил руки Сергий, я не в том смысле сказал!
А в каком смысле? подозрительно уставился на воеводу начальник СВР.
Я имел в виду то, что предательство здесь может и не было, просто князья с боярами знали, что монголы их в бою убьют, раз уже в стенах проломы пошли, вот они и постриглись в монахи, чтобы на небесах предстать полковник не договорил, видя, как моё лицо наливается гневом, и тут же поспешно добавил, а про то, что дух у защитников от этого может убавиться, об этом я не подумал! Винюсь пред тобой государь! с этими словами Сергий сверзился с лавки, упав на колени. Честное слово, клянусь тебе государь, сказал и не подумал!
Если ты боишься с не замоленными грехами пред Господом Богом предстать, хотя я и не верю, что простым пострижением можно сразу все грехи перечеркнуть. Чтобы грехи замолить, в скитах да пустошах надо не один год прожить, я прервался, поняв, что меня не туда понесло, но сейчас у нас не о том речь. Мне кажется, что тот, кто так печётся о спасении своей души и так боится Страшного суда, в час роковых испытаний не должен занимать командную должность.
Государь, честное слово, сказал, не подумал! чуть не плакал полковник, сминая в руках свою шапку.
Пока я тебя переведу в учебный военный лагерь в Смоленскую область, а дальше будет видно. А твоей ратью поставим командовать одного из твоих комбатов, из тех, кто постарше и поопытнеея обернулся к телохранителям. Проводите полковника в путьдорогу и срочно вызовите сюда комбатанет, я поправился, теперь уже нового полковника Слуцкого полка.
Будет исполнено! телохранители бодро увели «под белы рученьки» растерянного Сергия.
Обсуждение прервалось на несколько минут, все молчали, посматривая на моё крайне смурое лицо, заговорить никто не решался. Наконец, в сопровождении телохранителей, вбежал запыхавшийся и слегка взъерошенный комбат. Найдя меня взглядом, он, как и положено доложил.
Государь! Комбат107 Ивор Дивеев, по твоему приказанию прибыл!
Я встал и подошёл к нему, внимательно оглядел со всех сторон, заглянул в глаза. Всё указывало мне, что я вижу перед собой, честного, добросовестного служаку. Своему чутью я привык доверяться, оно редко когда меня подводило.
Поздравляю со званием полковника, Ивор! я пожал своему новому назначенцу, растерявшемуся от такой новости, руку, и пригласил присесть на освободившееся за столом место.
Дивеев на плохо слушающихся ногах было последовал за мной, но потом вдруг вспомнил ритуал, от досады, чуть не стукнул себя по лбу, резко остановился передо мной и громко отчеканил.
Служу государю и Отечеству!
Вольно, полковник! я похлопал ему по плечу, занимай свободное место. У нас тут, понимаешь, церковь подрывает в осаждённых войсках боевой дух, распространяя пораженческие настроения, постригая князей и военноначальников всем скопом в монахи. Ещё раз повторяю, за такие проделки и попов и вояк буду целыми семействами на кол сажать. Чувствуешь, что слаб духомприди и подай в отставку, не доводи до греха! Для таких людей у меня всегда найдётся другая служба, менее опасная для жизни.
Государь, позволь мне досказать! робко подал голос Некрас, увидев мой кивок, он продолжил. Во Владимире были случаи прямого предательства, я не успел договорить, меня прервали.
Интересно девки пляшут! Не томи, друже, говори всё, что знаешь!
Сыновья великого князя Всеволод и Мстислав, ночью тайно покинули город и с богатыми дарами отправились в стан Батухана. А Батухан хоть и богопротивный басурманин, но предателей, ведать, не жалует. Поначалу этих князей к городским стенам выводили, но, не смотря на все посулы, ворота владимирцы им так и не отворили. Не верили они их словам. Так как проку от князей для монголов не было их просто и быстро прирезали. Говорят, я сам не видел, князья на коленях умоляли сохранить им жизнь, но Батухан повелел их казнить.