Всё понял княже.
Тогда сейчас получишь дополнительные указания у своего командира и вместе с десятком ратьеров и полковым священником отправляйся к своим людям.
Злыдарь, обратился сразу к главе нашей кавалерии. Переговори с боярином наедине в своей палатке, а мы с корпусными воеводами ещё ненамного задержимся здесь.
Арьергардный тумен хана Шейбани, родного брата Батыя, первым принял на себя удар смоленских ратей. Во время обедней трапезы Шейбанихана встревожили шум и быстро приближающейся топот копыт. В юрту, упав на колени, заполз сотник одного из сторожевого джагуна.
Мой хан, возбуждённо заговорил сотник, артаул обнаружил много войск урусов! Они идут к нам!
Хан вскочил, опрокидывая чашу с похлёбкой, направившись к сотнику.
Что ты сказал? Какие урусы?
На них жёлтые хламиды с чёрными крестами. Конники вооружены пороховыми трубками, вроде китайских, а пехота панцирная!
Измилинский каган Улайтимур! хан сразу признал смоленских урусов. Что он тут делает? Мы ведь союзники? недоумённо спросил хан в пустоту, затем перевёл взгляд на сотника. Говори!
Повелитель! подобострастно кивнул головой сотник. Между нашими конными дозорами завязался бой. Пролилась кровь, есть погибшие среди моих воинов.
Смоленские урусы хотят ударить нам в спину! зарычал Шейбани, все его сомнения были развеяны. Мы должны атаковать этих шакалов! Урусов надо задержать, иначе мы потеряем большой обоз! Всем седлать коней! Тысяцких ко мне немедля на совет!
Первое наше боестолкновение с монголами произошло в устье реки Колокша, в тридцати километрах от Владимира. В бой вступила шедшая в авангарде 15ая рать 3го корпуса Аржанина, сплошь состоящая из «необстрелянных» полков60го Псковского, 44го ДорогобужВолынского и 59го Торжского.
Государь! Монголы прут! Нехристи прискакали! привлекли моё внимание душераздирающие крики, барабанный бой и лихорадочный звон полковых труб. Накинув на плечи шубу, я быстро выпрыгнул из крытого возка.
На монголов наткнулись наши передовые разъезды, притащив на своей спине пару тысяч всадников. Но не прошло и часа, как уже, пожалуй, что целый тумен, принялся барражировать вдали, медленно растекаясь по полю.
Сразу, бросилось в глаза, что для согрева, поверх доспехов, монголы натянули на себя различное тряпьё, кто во что гораздмеха, шерстяные тулупы, или просто задубевшие на морозе шкуры животных. Это бесцветная серая масса, состоящая из тысяч всадников, планомерно и неудержимо заполняла собой всё свободное пространство. Индивидуально войны смотрелись не ахти как, но все вместе они производили на новобранцев начавших разворачиваться из походных колонн в полки крайне угнетающее впечатление.
Основная масса всадников остановилась за полкилометра от выстроившихся квадратов, благоразумно опасаясь приближаться ближе, чтобы не словить стрелу. Но некоторые «отморозки» не останавливаясь, сходу попёрли к нашему строю, чтото при этом громко крича и всячески дразня пехотинцев. Их быстро упокоили, не поддавшись на провокацию.
Ордынская конная лава вся разом сдвинулась с места. Из 10ти тысячного тумена откололся двухтысячный отряд. Передовой отряд безбашенно попёр в лобовую атаку, а остальные восемь тысяч немного подотстали и принялись, как из пулемёта засыпать все три полка стрелами. Покрытая льдом река Клязьма и её низкие, пологие берега словно ожили, всё открытое пространство заполнилось бурным живым потоком. На белоснежное покрывало снега и льда наплывал чёрный поток монгольских полчищ.
Размазано слышался боевой клич степняков, тысячи глоток сначала выводили нечто вроде:
Кху, кху, кху!
А потом и вовсе дико завизжали:
Уррагх!!! и войска почувствовали явственное дрожание земли под ногами.
Комья снега, разлетаясь изпод копыт монгольской конницы, создавали из снежной пыли и пара непроглядную пелену завесы.
У некоторых наших ратников нервы сдали, и они без приказа стали пускать в монголов стрелы и болты. Артиллерийские расчёты принялись наводить на улюлюкающих и скачущих галопом монголов пушки, чтобы угостить супостата зарядом картечи.
Полки моментально разукрасились множеством сгустков плотных белых дымов. Ордынцы из передних рядов в испуге завертели головами, вокруг них неслись визжащие, походя рассекающие плоть, чугунные шарики. 12фунтовая артиллерия успевшая развернуться за спинами атакуемых полков начала вести навесной огонь, нагружая монгольское войско «шрапнельными» гранатами. Эти гранаты с чудовищной силой взрывались в глубоком тылу монгольских построений, прокладывая обширные кровавые просеки. До войск вместе с грохотом пушечных залпов с небольшой задержкой донеслись «терзающие душу и слух» вопли боли, страха и дикого ржания. Но когда эти звуки исходят от неприятеля, то это в некоторой степени даже ласкает слух, заставляет приободриться. При выстрелах из пушек пороховые выхлопы смешивались с тепловой волной разогретого воздуха, мигом превращающегося на морозе в пар. Пушкарей и часть войск полностью и очень быстро закрыла непроглядная завеса густого тумана.
Но и продолжающейся вестись, ни на минуту несмолкаемый огонь «вслепую» позволил нам быстро расправиться с главным передовыми подвижными силами противника. Стоящий крайним слева Торжский полк, атакуемый чуть ли не с трёх сторон находящийся в завесе дыма и в окружении крутящейся монгольской конницы, совершенно не видя, что творится вокруг, дрогнул, начал пятиться, а под напором мигом усилившейся монгольской атаки и вовсе обратился в повальное бегство.
Государь, глянь, новоторжцы бегут! сквозь разрывы в дыму я наконецтаки разглядел потоки бегущих.
Внимание! заворачивая коня налево, проорал что есть силы, Всем ратьерам за мной, в атаку!
И все четыре сотни наличной на данный момент кавалерии, не успевая толком даже построиться, понеслись на прорвавшегося врага.
Сначала передо мной мелькали спины ратьеров, а спереди и по края врубившейся в монголов конной колонны были слышны только частые выстрелы, да фонтаны грязного снега и копоти застлали глаза. Ратьеры врезались в монгольскую кавалерию, как разгорячённый нож в масло, тяжёлыми пулями разбрасывая ордынцев по сторонам. Но словно по эстафете звуки выстрелов стали продвигаться всё ближе и ближе, а впереди уже слышались крики и лязг железа. Видать, скачущие по внешнему радиусу ратьеры успели разрядили в монголов все четыре своих пистолета.
Появилась немытая рожа в лисьем малахае и уже взведённый колесцовый пистолет был моментально разряжен выстрелом практически в упор. Монгол повалился в красный от крови и жирный от требухи снег. Там же, под копытами коней с хрипящими стонами катались быстро затихающие степняки. Скачущие рядом со мной телохранители ещё раньше отстрелялись и теперь выхватив мечи, сабли и булавы стали рубиться врукопашную. Выстрелы окончательно смолкли, лязг металла усилился, а атака нашей конницы окончательно остановилась. Продолжающие напирать монголы разрубленными куклами падали вниз. Не преуспевшие в рубке степняки стали пытаться разрывать расстояния и опять взялись за луки, стреляя из них в упор. Стрелы стали барабанить по доспехам и щитам, но при этом монгольские лучники стреляли не абы куда, а старались выискивать прорези в шлемах
А впереди вдруг появились самые настоящие азиатские рыцари«тургауды»из тумена кешиктэнов, личной стражи чингизидов. Прочие степняки отступали, но при этом, развернувшись в седлах, продолжали засыпать нашу кавалерию стрелами. Тургаудам в пластинчатых латах было вполне по силам смять и разметать всю нашу кавалерию. Именно для таких целей они и использовалисьбросались в бой лишь в самых отчаянных и переломных ситуациях.
Сигнальщик! Приказ всем ратьерам перезарядить пистоли!
Горн тяжело загудел.
Государь, глянь назад, одёрнул меня начохр Сбыслав.
22й Усвятский полк с конной 12ти фунтовой батареей прямо на ходу за нашими растёкшимися по полю эскадронами разворачивал заряженные картечью орудия.
Сигнальщик! Новый приказ! Всем назад! Встанем за батареей, последние мои слова уже адресовались Сбыславу.
Забрызганные грязью и кровью ратьеры послушно стали выходить из боя и дружно поскакали к вестовому, размахивающему моим стягом. Казалось, что прошло полдня, но битва продолжалась не более часа.