Ты бы, батя, не наговаривал на себя лишнего, хмуро заметил Остриков.
Да чего ж лишнего? удивился отец Палладий. Статья пятьдесят восьмая пункт десятый и одиннадцатый антисоветская агитация и контрреволюционная деятельность у нас, у духовенства, нынче любимая. И не отопрешься от нее: сам на себя не наговоришь, другие за тебя постараются. Вот и у гражданина следователя на меня, верно, уже целая папочка уличающая заготовлена. От сумы да от тюрьмы сейчас нашему брату молчанием не отбояриться. А разговорами и подавно
К обеденному времени как раз дошли до околицы села. До главной Советской улицы дошагали без приключений и даже без свидетелей. На самой Советской замаячили было впереди две бабы-колхозницы с лопатами, как винтовки, прижатыми к груди. Но разглядели неладное и нырнули в чей-то двор. Попался еще ветхий столетний дед, сидел на лавке у забора.
Что, батёк, повязали? прошамкал старый. А не дурмань трудящих
И погрозил кривым пальцем.
Прошли мимо сельсовета, обширного двухэтажного строения, когда-то бывшего домом кулака Ситникова, которого насадили на вилы еще в гражданскую войну. Над входом висел призыв: «Искореним врагов народа, шпионов и вредителей, наймитов иностранных разведок! Смерть изменникам Советской Родины!» Алое полотнище, где-то раздобытое к празднику председателем сельсовета, повесили накануне под недоуменно-тревожные взгляды колхозников. Для сельских пролетариев намерения начальства были непонятны и пугающи: кого еще искоренять будут, если всех кулаков и подкулачников уже повывели?
Вы бы убрали оружие, гражданин следователь, попросил отец Палладий. Ребят напугаете.
С поперечной улицы показалась гомонящая стайка детей с холщовыми сумками на плечах. Школьники закончили учиться и расходились по домам. При виде арестованного священника и его конвоя они застыли с широко открытыми глазами и ртами. Гущин, спохватившись, спрятал наган в карман шинели.
Неприятностей и неожиданностей от колхозных детей чекист не ожидал. Среди десятка мальчишек и девчонок он увидел даже одного пионера в красном галстуке. Совсем неплохо для сельской школы, отметил про себя Гущин. В городских классах на тридцать-сорок учащихся приходилось по два, много три пионера.
Потому прозвучавший детский вопрос был как непредвиденная финка в руке простого советского гражданина, еще ни в чем не заподозренного: заставил Гущина спружиниться в стойке, готовясь к отражению атаки.
За что арестовали нашего учителя Николая Петровича?
Дети подошли ближе, рассыпались полукругом.
Когда его отпустят? Он ничего вам не сделал!
Это «вам» сержант ощутил нутром как пропущенный удар ножа. Не сильный, но кожу пропоровший.
Николай Петрович хороший! Он добрый, давал нам свой хлеб, если кто от голода на уроках спал. Учитель ни в чем не виноват Школьники заговорили все разом, обступая теснее людей в форме. Гущину их бледные лица под большими отцовскими картузами и девичьими беретами показались злобными физиономиями маленьких шкодливых обезьянок. Николай Петрович читал нам свою повесть про то, как русские отбили татар на нашей Угре! В поход нас водил туда
Чекист вдруг заподозрил, что дети намеренно отрезают его и Острикова от арестованного, чтобы дать попу сбежать.
Он враг!! рявкнул сержант и стал распихивать шпанят. Ваш учитель арестован, потому что он враг!
Гущин оттолкнул последнего мальчишку и крепко схватил священника за руку.
Сами вы враги!
А вот это уже не финка. Это самый настоящий диверсионный акт с применением огнестрельного оружия.
Кто это сказал? Гущин резко обернулся.
Перебегая глазами с одного на другого, он пытался найти в их гневных мордочках чувство мгновенной вины и сожаления о вырвавшихся словах. Но ни один не потупил взора.
Они просто отступали, сверля его своими глупыми и сердитыми бескомпромиссными детскими взглядами.
Кто это сказал, я вас спрашиваю?! Ну-ка ты, пионер, иди сюда
В ответ они порскнули в стороны, как воробьи с куста. Улица вновь опустела.
Трое молча продолжили путь. Впереди уже виднелись постройки бывшего монастыря, над ними помалу вырастала колокольня с дальней, противоположной стороны.
Гущин пыхтел, не мог успокоиться. Рука лежала в кармане, на рукояти нагана. Остриков тоже страдал внутренне хмурился, плелся уныло.
Влетевший в спину чекиста камень окончательно лишил его душевного равновесия. Рука с наганом сама дернулась из кармана, и только мгновенная реакция милиционера спасла от пули убегающего стремглав мальчишку.
Я тебе, Витька, штаны-то спущу да выдеру!.. Остриков проорал это, поднимая упавший на землю револьвер. Извините, товарищ сержант! повинился он, подавая чекисту оружие. Вы уж того не того Нехорошо получилось.
Да и вы, Остриков морщился тот, потирая правое запястье. Вы же мне чуть руку не сломали. Как лось навалились.
Дети же
Дети?! Гущин отобрал у него наган и неожиданно выругался по-матерному. Это, Остриков, не просто хулиганское нападение на представителя власти при исполнении. Это самая настоящая вражеская вылазка. Диверсия! Вы понимаете, что за этим должно последовать?
Понимаю, товарищ сержант, упавшим голосом подтвердил милиционер.
Как фамилия малолетнего диверсанта?
Не знаю. Не разглядел.
Но вы же назвали его по имени!
Так это просто ну так, припугнуть
Чекист даже не стал смотреть в его честные милиционерские глаза.
Ладно, процедил. Разберемся с этим вражьим гнездом.
Безотцовщина, товарищ сержант, еще пытался выгородить шпану Остриков. Тут у каждого второго отец в город на заработки подался да и пропал с концами. Раскулаченные опять же мужиков выслали, а семьи оставили.
Как это пропали с концами? не понял Гущин. В советской стране люди не могут пропадать просто так.
Остриков пожал плечами.
Не хотят возвращаться. В колхозе не прокормиться
Он прикусил язык. Повернулся к священнику, стоявшему смирно, только чуть дрожавшему от холода.
Замерзли, гражданин Сухарев? Сейчас в милиции отогреетесь. Идемте, товарищ сержант, время скоро уже позднее.
Чекист не заметил оплошку милиционера. Ему вдруг вспомнился собственный отец. Иван Дмитриевич был родителю благодарен как раз за то, что рано помер и оставил его сиротой-безотцовщиной. До десяти лет Ваня Гущин отцом гордился. Тот, по рассказам матери, был героем гражданской войны, красным кавалеристом, погибшим в бою с белобандитами. Когда в двадцать четвертом году отец вернулся, ореол героя быстро померк. Тогда еще Ваня Гущин не осознавал всех идейных противоречий окружающей жизни. И было до слез больно и обидно, когда батька жестоко отодрал его по голому заду сыромятным ремнем: за то лишь, что увидел сына весело марширующим позади пионерского отряда, который строем под бой барабана проходил по их улице. «В красные скауты хочешь, сынок? А ну-ка, поди сюда» «За что, батя?..» «А чтоб не хотел». Через полгода отец умер от чахотки. Но пионером Ваня Гущин так и не стал. Зато в комсомол его приняли сразу, как только подал заявление. К тому времени он уже знал, что отец не был никаким красным кавалеристом, а отбывал исправительный срок как нижний строевой чин деникинских войск. Поэтому в вопросе о безотцовщине сержант Гущин имел твердое мнение: лучше так, чем с отцом-контрой.
Село заражено троцкистско-фашистскими настроениями. В этом и ваша вина, милиции! распекал Острикова чекист. Куда вы смотрели, когда у вас под носом в советской школе открыто велась контрреволюционная работа?
Наше дело ворье и бандиты, оправдывался милиционер. А учитель Михайловский был на хорошем счету у директора школы.
С директором мы тоже разберемся. Как это организатор фашистско-церковного террористического подполья оказался у него на хорошем счету?
Тут подал голос порядком замерзший и утомленный долгой ходьбой арестованный.
Ох, отец Палладий, не сносить тебе головы. Он испустил долгий удрученный вздох. Церковно-фашистское подполье! И ты в него тоже затесался!..
Не юродствуй, поп, неприязненно отозвался Гущин. Учитель Михайловский на допросах назвал тебя в числе участников вашей террористической организации.