Влад ПорошинТУМАННАЯ РЕКА
Часть первая
1
В гулкой тиши мерно плескалась ленивая вода, и слышались размеренные удары весел о стекольную гладь неизвестного водоема. В очень плотном молочном тумане трудно было определить, по озеру плывет лодка или по реке. Я приподнял весла над водой и задержал дыхание. Однако никакого даже мало-мальского звука не долетело до моих ушей. И даже волна перестала биться в днище лодки. Мир водоема прислушался ко мне, как я прислушивался к нему. Под стоячий камень вода не бежит, подумал я и снова приналег на весла. Эта мысль, не смотря на сюрреализм происходящего, показалась мне смешной, так как вода как раз и текла вокруг, и подо мной и слева, и справа. Главное плыть в одном направлении решил я, а дальше, может быть, этот противный туман рассеется, и тогда я еще побарахтаюсь.
Кстати это одна из моих ярких черт, никогда не сдаваться, даже в пасти у всех неприятностей во Вселенной. Странное дело, черту характера своего я помню, а как оказался здесь, и самое главное кто я, нет. Поэтому грести строго в одном направлении, сейчас была задачей номер один.
Эй, парень! Ты живой? сказал мужской голос.
Вызывайте скорую! Тут парнишка разбился! запричитал женский.
Эти крики людей раздались в моей голове так, как будто на ушах были стереофонические наушники. Я посмотрел по сторонам в поисках разбившегося парнишки, однако вокруг был неизвестный водоем и все тот же белый туман. Галлюцинации решил я, и продолжил грести дальше.
Расступитесь, расступитесь, граждане, вклинился в мой мозг еще один строгий женский голос, здесь нет ничего интересного. Пульс нормальный, жить будет, берите его на носилки. Расступитесь граждане!
Стоп, подумал я, вспомнил, я ведь фотограф, и даже не плохой фотограф. Точно, я снимал птиц и зверей в Красновишерском заповеднике, и А сейчас я на рыбалке, осталось только вспомнить свое имя, и
Удивительный случай, упал с двухэтажного дома, и практически никаких повреждений, я снова услышал в голове строгий женский голос.
Да, отделался мальчонка сотрясением мозга, женскому голосу ответил мужской голос с хрипотцой, случай не уникальный, но редкий. Нужно будет об этом в журнал написать.
Вы там прекратите в моей голове разговаривать! крикнул я, усиленно работая веслами, пишите куда хотите, хоть в ООН, но заткнитесь, пожалуйста, я можно сказать на рыбалке. В тумане немного заблудился. Не сбивайте меня с курса!
Сейчас мы его под капельницу, положим, продолжил мужской голос в моей голове, игнорируя мои протесты, подадим ему питательную жидкость, ничего скоро оклемается, организм молодой, здоровый.
Не выдержав нахальства неизвестных мне голосов, которые решили, что мой мозг самое место для различных бесед, я вспылил. Кстати, это еще одна яркая черта моего характера, с которой я мучаюсь уже сорок шесть лет. Если бы не эта черта, то сидел бы я сейчас в уюте, на тепленькой хорошо оплачиваемой работе, и что самое главное до сих пор был бы женат. Но ведь чуть что не по мне, я всегда взбрыкивал. Вот и сейчас я встал в лодке на две ноги, взял весло в руки, и что было мочи, размахнулся и швырнул его куда-то в туман.
Получи фашист весло от советского гребца! выкрикнул я, после чего потерял равновесия и упал головой в ледяную воду.
В глаза ударил яркий свет, а внос запах каких-то лекарств.
Анатолий Порфирьевич! заголосила молоденькая девушка в белом халате, ваш паренек очнулся!
Я же говорил, организм молодой, очухается, ко мне подошел невысокого роста коренастый доктор с седой бородкой, ну что летчик испытатель, как самочувствие?
Сорок секунд полет нормальный, дядя, сказал я голосом какого-то пацаненка.
Смотри как ты, Наташа, сказал доктор молоденькой курносенькой санитарке, которая мило захихикала, упал с двух этажного дома, а чувство юмора осталось. Ты чего там забыл?
Удочку, наверное, забыл. Смотрю, вода кругом, вода, туман, а удочки нет. Ну, разве так ходят на рыбалку? ответил я, чтобы хоть как то наладить контакт.
Анатолий Порфирьевич, мальчик, наверное, бредит, догадалась санитарка Наташа.
Шоковое состояние, кивнул доктор в ответ, ничего организм молодой, ты еще коммунизм нам построишь, подмигнул он мне.
Мы с вами, между прочим, еще на брудершафт не пили, а вы мне тыкаете, промямлил я, так как голова начала сильно кружиться, не вежливо это дядя. И еще одно, ни коммунизм, ни социализм, ни капитализм с перестройкой, я строить, не намерен, хочу просто жить по-человечески.
На этих словах меня сильно замутило, и, свесившись с кровати, я испортил чистый кафельный пол в больничной палате остатками непереваренной пищи.
Простите, это вышло случайно, сказал я и провалился в сон.
Пробуждение случилось таким же внезапным, как и отключение организма. Я сел на кровати и осмотрел палату. Шесть коек в два ряда, и на каждой кто-то ворочался, посапывал и похрапывал. В окно светила полная Луна и можно было кое-что рассмотреть. Первым делом я рассмотрел сам себя. Не очень-то я похож на сорока шестилетнего жилистого мужика. У меня было тело худощавого пятнадцати летнего пацана. Ничего себе сходил на рыбалку. Не веря в происходящее, я себя больно ущипнул, к сожалению не сплю. Я встал с кровати и медленно прошел к двери, на котором висело небольшое зеркало, и хоть от Луны свет был не очень, но я сумел разглядеть свое новое лицо. Подбородок волевой, лоб большой, глаза непонятного цвета, уши не топырятся. Волосы подстрижены под короткий ёжик. Ненавижу такую прическу. Что-то в моем новом лице мне показалось знакомым, какая-то неуловимая деталь.
Попаданец, едрен батон, сказал я шёпотом и поплёлся досыпать дальше.
На следующий день доктор Анатолий Порфирьевич первым делом спросил, ну что, коммунизм еще не надумал строить, летчик испытатель?
Хороший мужик, улыбнулся я, не злобливый, тут Анатолий Порфирьевич, вопрос философский, что важнее, что строить или как строить?
А пацан то не дурак, заржал мужик на соседней койке.
Был бы не дурак, по крышам старых бы бараков не бегал, ухмыльнулся умудренный жизненным опытом доктор, ладно болезный, вспомнил свои имя фамилию, место жительства и учебы?
Вот ведь, зараза, обвиняет меня в том, чего я не делал. Не бегал я по крышам бараков! Что ему рассказать, что мне сорок шесть лет, и что я хороший фотограф, и что я помню, как плыл на лодке по реке? Разберемся, по крайней мере, жив, здоров, хоть и в чужом теле.
Ну что смотришь? посерьезнел доктор, потом раскрыл журнал и стал читать, зовут тебя Богдан Крутов, лет тебе пятнадцать, учишься ты в 447 школе, в восьмом «А» классе. Ну, вспоминаешь?
Может, вы мне еще и домашнее задание напомните? пробухтел я под хохот мужиков.
А живешь ты в детском доме имени Григория Россолимо, невесело продолжил Анатолий Порфирьевич, не горюй, три дня мы еще тебе витамины поколем и отпустим в родные пенаты, парень ты шустрый, не пропадешь, да и страна тебя не оставит. Чай у нас не капитализм какой-то.
Да, не весело, папы нет, мамы нет, и хоть я их совсем не помню, все равно как-то грустно. С такими мыслями я надел больничную пижаму и пошел осматривать больницу. В коридоре дежурила знакомая мне Наташа, молоденькая девочка, хотя для меня сегодняшнего, скорее старая уже барышня. При виде меня она обиженно отвернулась и уткнулась в книжку.
Привет, что читаешь? поинтересовался я, сделав вид, что не заметил ее негатива ко мне.
Если сейчас здесь снова наблюешь, то сам все затирать будешь, понял? фыркнула девчонка.
Три товарища, Ремарк, прочитал я обложку книги, не читал.
А ты вообще читать то умеешь? усмехнулась молоденькая санитарка.
Странное ощущение, когда девчонка, которая мне годится в дочери, дерзит как младенцу.
Есть такое чувство, что когда то я очень любил читать, правда, не помню что именно, я еще немного помялся и поплёлся дальше.
В одной из палат я заметил некоторое оживление.
Лошадью, ходи, лошадью, кричал один нервный больной.
На звук я скромно зашел в палату и поздоровался, можно мне посмотреть на игру?