Nicols Nicolson, RomKoНевозможно в это поверить, но
Пролог
Весна, 1928 год. Окраина Керчи, параллельная реальность
Ваше благородие, ваше благородие, кто-то довольно настойчиво тряс меня за плечо, легонько и бережно при этом похлопывая по давно не чувствовавшим бритву щекам, очнитесь, ваше благородие, басурмане в атаку пошли. Но пробуждающее на меня подействовало не ритмичное физическое воздействие чьих-то заботливых, натруженных, шершавых рук, а неподдельная тревога, набатом звучавшая в этих простых словах беспокойства.
Я с трудом разлепил не успевшие отдохнуть в кратковременном сне глаза, еле-еле усилием воли, как ржавым домкратом, приподнял воспаленные веки, весившие, по-моему мнению не менее пуда каждое, чтобы наконец-то разглядеть, кто, кто же, черт возьми, в самом-то деле, трясет меня как грушу. А? Ну в самом-то деле, задолбали! Так же всю душу вытрясти можно, что вы, сдурели, что ли, мать вашу ети? Весьма странно Даже не то словоудивительно: предо мной, опустившись на колени, в умоляющей позе стоял мужчина, лет пятидесяти, одетый в потертую и выгоревшую на солнце форму русского солдата времен царской России прошлого века. Странная и загадочная, прям-таки мистическая, галлюцинация. Просто одуреть, какая странная! Тю, а он откуда еще в Сирии взялся? И какое я ему, нафиг, благородие? Ну, товарищ подполковник, еще куда ни шло, но обзывать благородием на старый манер не стоит. Могу и оскорбиться до глубины своей необъятной русской души. И врезать промеж глаз или куда еще, промеж, если дотянусь спросоньяНепривычный я к такому обращению, даже как-то неприятно немного сделалось. Вот настырный же человек, нельзя ж вот так, ну! Только подумал об этом, как в голове началась настоящая круговерть мыслей. Среди мудрено закручиваемых вензелей необычного вихря, от которого кругом шла голова, узнал своего верного денщикаМатвея Шурыгина, его лихо закрученные прокуренные до легкой желтизны усы я хорошо помню с давних времен, когда мы только-только начали совместную службу в одном армейском подразделении. Одновременно с узнаванием разбудившего меня человека и постепенным осознанием окружающей меня обстановки искрой проскочила мысль о том, что мощный фугас, взорванный многоопытными боевиками под нашим израненным в нескончаемых боях осколками и вражескими пулями бронетранспортером, должен был размазать нас тонким-тонким кровавым слоем теплых, дымящихся останков по всему видавшему виды десантному отделению. Боже, как трещит башка, неужели с бодуна? Вроде не пили вчера, не отдыхали по простому, по-офицерски, в теплой и тесной компании Фу-у-у-х, тяжело, братцы, очень тяжело
Ваше благородие, Александр Васильевич, да придите же в себя, Христом Богом молю, осипшим от натуги голосом орал мне в ухо денщик, стрельбу открывать надо, враги окаянные скоро к окопам нашей пехоты подойдут, потом поздно будет, в мертвой зоне окажутся, изверги.
Резко вскочил на ногии зря, это я поторопился: меня качнуло из стороны в сторону, и очень сильно качнуло, и еще раз.Ну, словно «на грудь принял» несчетное количество раз по сто граммов, точно, бывало и такое, и неоднократно, помнитсяЧто-то как-то со мной не тоОтряхнул землю с насквозь пропыленного пылью дорог и пропотевшего крепким военным потом мундира. Пот заливал глаза. Вытер свое измученное лицо подрагивавшей (с чего бы еще это?) расцарапанной в кровь (и где это меня так угораздило?) ладонью. Странный какой-то пот, липкий и цвета красного. А, ладно, потом разберусь, что и к чему.
Стрелять батареей, во всю мощь своего голоса хрипло, предварительно откашлявшись, заорал я, и почему-то не узнал голос, тембр не тот, цель пехота, прицел тридцать, трубка семнадцать, десять снарядов, беглый огонь!
С усилием повертел головой, еще не совсем понимая, где я нахожусь, и что вокруг происходит, но точно знал, что ориентиры уже пристреляны, а расчеты умело и точно выполнят команду. Поднес к глазам бинокль. Почти залпом грохнули девять орудий. Наблюдал разрывы шрапнельных снарядов в боевых порядках атакующего противника. Интересно, а кто хоть этот загадочный противник, по которому ведет белый огонь почему-то подчиняющаяся мне батарея чуть ли не антикварных орудий? Посмотреть бы на него, из какой-такой оборзевшей страны, что на нас решился, а? Сейчас я им, прикажу гатить безостановочно, приведу захватчиков в чувство, служба моя такаяврагов Родины в чувство приводить и принуждать к миру артиллерийскими методами, а они очень ощутимы и почти всегда доходчиво смертельны. Не на тех напали! Но, все-таки, понятно, что на насне на тех, это точно, но кто, кто этот самоубийца неразумный, кто агрессор, чтоб ему! Хоть убейтеничего понять не могу. Хотя, погодим с «убейте», разберусь без столь радикальных методов рекогносцировки. На сирийских повстанцев точно не похожи, не видел у них такой формы. И чего эти сирийцы ко мне привязались, ну, чисто каша какая-то в голове. Где они взялись на эту не совсем свежую голову. Мою головуэто точно, но мысли Ух, как гудит в головушке Ничего не понять. Мысли странные, однако, да.И, все-таки, я не с бодуна, не чувствую сопутствующих признаков, запахов и привкусов. И в тоже время отдаю новую команду, во всю глотку в бесконечном шуме боя заорав:
Первый взводте же установки. Второй взводприцел двадцать восемь, трубка пятнадцать, третий взводприцел двадцать шесть трубка двенадцать, двадцать снарядов, беглый огонь!
Вновь поднес к восстанавливающим свою соколиную зоркость глазам верный бинокль. Кудрявые черно-белые облака разрывов накрыли неприятельскую пехоту на всю глубину, удалось чувствительно зацепить даже резерв. Посмотрел по сторонам. Непрерывный огонь вели артиллерийский батареи, стоящие справа и слева от нас по всему фронту, обращенному к морю. К берегу подходили транспортные баржи и выплескивали, как хозяйки воду из ведра, на берег все новых и новых солдат. Смутно знакомые стяги, глухо хлопая на свежем ветерке, бодро развевались над баржами. Конечно, знакомые, еще бы ими не быть, это флаги турецкого султанауверенно подсказала громким и отчетливым внутренним голосом восстанавливающаяся быстрым темпом память. Я же там, в Анталье, отдыхал однажды Неплохо погудели, даА девчонок там, ух, как мы там их А теперь, что, уже воюем, что ли??? Зачем им это, у них же туризм накроется этой, или этим, ну как егоВот напасть какая-тоВот это номер
Дальномерщик, подал тем не менее я команду, независимо от тревожащих и никак не отпускающих меня мыслей, дальность до транспортов.
Пять километров, долетел до моих, будто заложенных ватой, ушей быстрый и четкий ответ.
Первый взвод, прицел пятьдесят, осколочно-фугасная граната, пять выстрелов, поразить баржи, стрельба по готовности.
Три орудия громко, резко подскочив на месте, рявкнули, подняв столбы воды вдали от подходящих к берегу барж. Перелет. Прикинул поправки.
Прицел сорок семь, пять снарядов, огонь.
В этот раз снаряды легли ближе, но тоже с перелетом. «Не учел скорость движения плавсредств», проскочила юркая и умная мысль, явно мне не принадлежащая.
Не помню, каким образом я оказался у первого орудия и взялся лично наводить орудие, требуя от дальномерщика определить истинную дальность до барж.
Первый выстрел произвел лично. Снаряд лег примерно в десяти метрах от баржи. Ага, уловил, наконец, особенность. Поработал отработанными до автоматизма движениями подъемным и поворотным механизмом орудия, постарался навести точнее. Выстрел. Снаряд угодил точнехонько в самую середину баржи. Туда же отправил еще парочку смертоносных пилюлейдержите, гады, подарочек от Сашки. Стоп, Сашки Да, и мужик этотсолдатик настойчивый, называл меня Александром Васильевичем. Но, погодите, я всегда Григорьевичем был, с самого рождения! Помнится, меня и в шутку в детстве, мальца еще совсем, называли просто Григорьичем. Григорьич, подь сюда, Григорьич, подь туда. Иль я все перепутал, с кем ни бывает. Как же так? Что со мной? Решительно запутался в ситуации. Даже как-то не по себе, страшновато сталоХорошо, оставим это на потом, сейчас врежем агрессору, всыплем по первое число, а там и разберемся. Пушкарь-заряжающий, успевал забрасывать в казенник снаряды, без моей команды. Моему примеру последовали остальные расчеты первого взвода. Через несколько минут на нашем участке горело пять барж, остальные начали поворачивать и отходить в море. Посмотрел на поле боя и, облегченно вздохнув, с удовлетворением отметил, что атаку мы успешно отбили, поле сплошь усеяно обезображенными трупами врага.