Но настоящая, большая слава пришла в училище позже, в годы Великой Отечественной войны. 130 его выпускников стали Героями Советского Союза, 130 портретов украсили его стены. Среди них – портрет нашего однокашника, посланца ленинградского комсомола Василия Николаевича Осипова, ставшего дважды Героем Советского Союза. В шестидесятые годы галерея пополнилась портретом Юрия Алексеевича Гагарина, первым проложившего путь к звездам. В своей книге «Дорога в космос» Юрий Алексеевич тепло вспоминал училище, давшее ему крылья в небо, его командиров и инструкторов, учивших летать вначале на поршневых, а затем на реактивных самолетах. Мы же летали на самолетах, созданных в конце двадцатых – начале тридцатых годов. Впервые в воздух я поднялся на тихоходном По-2, имевшем скорость полета чуть больше ста километров в час. Этому самолету суждена была большая жизнь, он хорошо послужил в войну. Фронтовики любовно называли его «кукурузником»: ниже По-2 не летал ни один самолет. «Русфанер» мог появиться в любое время, даже в самую плохую погоду. Его мерное стрекотание приводило гитлеровцев в бешенство: из ночного неба на окопы и штабы врага сыпались бомбы и гранаты. Затем мы пересели на Р-5 – разведчик, легкий бомбардировщик и штурмовик – деревянной конструкции с матерчатой обшивкой крыльев и оперения, фанерной обшивкой фюзеляжа. Мы гордились этим самолетом. Он имел по тому времени приличную скорость и неплохую высотность. Летную программу заканчивали на СБ – скоростном бомбардировщике. Это – двухмоторный цельнометаллический серебристый моноплан с закрытой кабиной, В небе республиканской Испании СБ ласково назвали «катюша». Вот и вокзал. Мы шумно прощаемся. Кто знает, удастся ли когда-нибудь встретиться…
– До свиданья, друзья! До встречи у Михаила Ивановича! – уже из дверей вагона поезда кричит наш любимец Кеша Бойцов, веселый крепыш с ямочками на щеках.
Его намек был понятен: к Председателю Президиума Верховного Совета СССР Михаилу Ивановичу Калинину в те предвоенные годы ездили получать награды. Среди провожающих выделяется рослая фигура Миши Гамариса, нашего курсантского старшины. В летной форме он выглядит еще более симпатичным. Мише «не повезло»: его оставляют в училище. Ребята утешают:
– Не печалься. Будешь хорошим инструктором. Только не зажимай курсантов.
Почти через тридцать лет, уже работая на одном из авиационных заводов, в вестибюле проходной я случайно услышал очень знакомый голос. Оглянулся: беседовали двое. Голос принадлежал высокому плотному мужчине с сединой в волосах. Мгновение на раздумье – и память сработала: Гамарис!
– Здравствуй, Михаил Михайлович! Не узнаешь? Ну-ка, вспомни мою фамилию!
– Сейчас, сейчас… – наморщил он лоб.
– Амбарнов?
– Нет, Миша, Пальмов.
Мы крепко обнялись. Вот так произошла наша следующая встреча. Сейчас живем в одном городе, работаем на одном заводе. В наших предписаниях была указана станция Тихорецкая. Путь лежал через Куйбышев, Ростов. Мы впервые почувствовали себя свободными, без курсантской увольнительной в кармане. Нам было чуть больше двадцати, мы начинали самостоятельную жизнь. И входили в нее, как в первый полет, – с тревожной радостью и томительным ожиданием. Были немного самоуверенны, поэтому иногда попадали впросак. В Куйбышеве, например, своевременно не заметили старшего по званию артиллериста, не отдали честь и чуть не оказались и комендатуре. Выручил саженного роста старший политрук-авиатор с орденом Красной Звезды, который решил разобраться в этом сам. Он напомнил нам, что еще ни одному летчику не помешала осмотрительность.