Вообще-то есть, но об этом лучше промолчать.
Согласен, кивнул я. Когда?
Идемте, что-то покажу, предложил он, поманив меня рукой.
Я встал и по его примеру подошел к окну. Бах отодвинул штору. Окна его кабинета выходили на улицу, и я разглядел перед входом в комиссариат толпу репортеров с фотоаппаратами и видеокамерами.
Дежурят здесь с утра, пояснил Бах. Вы не видели их, потому что въехали во двор через служебные ворота. У репортеров свои источники информации, и о задержании русских они знают. Пока без подробностей, но разнюхают. Вам все равно придется иметь с ними дело, так что лучше не затягивать.
Выйдем к ним?
Зачем? пожал он плечами. Пригласим в конференц-зал. Сейчас поручу помощнику это сделать. Вы готовы, герр Мурашко?
Готов, буркнул я
Наше появление в конференц-зале репортеры встретили морем вспышек. Подлетели, преградив дорогу, операторы с камерами.
Господа! поднял руку Бах. Разрешите нам пройти. Обещаю, что ответим на вопросы.
Репортеры расступились. Мы с комиссаром заняли места за столом, сев лицом к залу.
Итак, начал Бах. Сегодня ночью, а точнее в час тридцать семь в комиссариат поступил звонок из отеля «Адмирал». Портье передал просьбу одного из постояльцев. Мол, к нему в номер рвутся неизвестные вооруженные люди. Выехавшей по вызову группой полиции у отеля был задержан микроавтобус он только что отъехал. В салоне обнаружили четырех советских граждан. Трое из них являются сотрудниками посольства СССР в Германии, не имеющими дипломатического статуса, четвертый член советской делегации, прибывшей во Франкфурт по приглашению клиники Гете. Просивший помощи постоялец гостиницы, тоже гражданин СССР и член названной делегации герр Мурашко вот он, рядом со мной, пояснил, что трое из задержанных пытались проникнуть к нему в номер, применяя отмычки и баллончик со слезоточивым газом. Ему удалось сдержать первый напор, а потом прибыла полиция. Она же обнаружила в урне у лестницы на этаже, где расположен номер Мурашко, связку отмычек, рацию, дубинку и предмет, похожий на пистолет.
Последние слова комиссара потонули в возмущенном гуле.
Тихо, господа! поднял руку Бах. Я еще не закончил. На полу у номера герра Мурашко найден использованный баллончик со слезоточивым газом. На основании этих фактов командир специальной группы принял решение задержать граждан СССР и доставить их для разбирательства в комиссариат. В настоящее время идет изучение обстоятельств дела. Это все, что я могу пока сказать. А теперь слово герру Мурашко.
Журналистам я выдал полную версию произошедшего, включая приезд в Минск подлеца Родина и разговор с ним. Умолчал только про предупреждение о предстоящем аресте. Зачем подводить хороших людей? Мы с Викой просто вылетели днем раньше, чем нарушили планы КГБ. Но контора попыталась отыграться в Германии. Об объявлении в немецкой газете тоже сказал, продемонстрировав его и снабдив соответствующим комментарием. Слушали меня внимательно. Журналисты строчили в блокнотах, фоторепортеры щелкали затворами камер, операторы телевидения жужжали своими.
Теперь можете задавать вопросы, предложил я, завершив рассказ.
Герр Мурашко! вскочил тип в переднем ряду. Гюнтер Генкель, газета «Бильд». Вы будете просить политическое убежище в Германии?
Нет.
Почему? удивился он.
У меня нет политических разногласий с СССР. Я не диссидент и не перебежчик. Самоуправство отдельных чинов КГБ я уверен, что это была частная инициатива, не может заслонить то хорошее, что есть в моей стране. Бесплатное образование и здравоохранение, отсутствие безработицы, к примеру. Сейчас СССР переживает не лучшие времена, налицо политический кризис и проблемы в экономике, но я верю, что мы справимся. С моим делом тоже разберутся.
Вы наивный человек, покачал головой Генкель и сел.
Петер Клоц, «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг», встал следующий журналист. Что собираетесь делать дальше, герр Мурашко?
Я получил приглашение клиники Гете поработать у них. Если будет разрешение официальных властей, почему бы и нет? Понадобится вид на жительство в Германии. Получу займусь исцелением немецких детей. Нет перееду в другую страну.
Пусть не думают, что я тут на коленях стою.
Говорят, вы просите за свои услуги большие деньги, не замедлил немец. Больше, чем получает профессор медицины.
Ясно, кто напел.
Вы были вчера в клинике, где я демонстрировал свои возможности?
Нет, покачал он головой. Читал в газетах.
Очень жаль, герр Клоц. Вчера в присутствии большого числа медиков и журналистов я исцелил тринадцать детей. Не хочу говорить плохо о немецких врачах, но они не смогли помочь этим детям. Я же справился менее чем за два часа. Уникальный специалист должен иметь соответствующий заработок. Вы вот платите большие деньги звездам Бундеслиги, и большинство населения Германии считает это нормальным. Неужели футболист лучше целителя? Или в перерывах между матчами он лечит безнадежно больных? Теперь о моем гонораре. Не стану приводить конкретных цифр, но управляющему клиникой я назвал ту сумму, какую получал от родителей детей в СССР. Неужели немцы беднее?
Извините, герр Мурашко! вскочил репортер «Бильда». Вы заявили, что в СССР бесплатное здравоохранение. Как понимать последние слова?
Все просто, герр Генкель, улыбнулся я. Здравоохранение в СССР, действительно, бесплатное. Но поскольку я не врач и не состою в штате клиники, то и не получаю денег от государства. Мне платят родители исцеленных детей. Необходимость этого понимают даже коммунисты.
Журналисты заулыбались.
Скажу больше. В СССР я официальный миллионер.
По конференц-залу пронесся удивленный гул.
Именно так, господа. Мне принадлежит кооператив, на счет которого поступает плата от родителей. Мы, в свою очередь, перечисляем государству установленный им налог. Содержим сотрудников, доплачиваем сотрудничающим с нами врачам и медицинским сестрам. Помогаем детским домам. Есть еще один аспект. Дети-инвалиды это немалая нагрузка для бюджета страны. Им выплачивают пособия. Повзрослев, они остаются инвалидами и начинают получать пенсии. Обычно пожизненно. А теперь представьте, что их исцелили, и необходимость в выплатах отпала. Это уже огромная экономия. Но не вся. Повзрослев, бывшие инвалиды получают специальность и начинают работать. Они платят налоги и страховые взносы. Сплошная выгода государству! В СССР это прекрасно понимают, и мне странно слышать, что представители такой рационально мыслящей нации, как немцы, задают по этому поводу вопросы.
Вы нас плохо знаете, герр Мурашко, покачал головой журналист «Франкфуртер Альгемайне». Мы романтичны и не всегда умеем считать деньги. Но соглашусь с вами. Исцеленный инвалид это замечательно. В первую очередь для него самого.
Пресс-конференция не затянулась. Получив информацию, журналисты стали подниматься с мест. Нужно выдать сенсацию раньше конкурентов. Это вам не в СССР. Та же полицейская машина отвезла меня в отель, и я даже успел на обед. Мы с Викой погуляли по городу, а затем сели смотреть телевизор. Сюжет с пресс-конференции уже крутили в новостных выпусках. Я полюбовался на себя, красивого, перевел Вике свои ответы и комментарии журналистов.
Теперь ты в Германии знаменитость, заключила она.
И не только здесь. Представляю, как смотрят эти выпуски в советском посольстве. И какими словами меня костерят Кому-то сильно не поздоровится.
Новостные выпуски дали и другой эффект. В номере зазвонил телефон. Я снял трубку Шредер.
Добрый день, герр Мурашко, заспешил он. У меня вопрос: вы никуда не уезжаете?
Нет пока, ответил я.
Предлагаю встретиться через час в ресторане отеля. У меня к вам деловое предложение. Полагаю, вам понравится. Заодно и поужинаем.
Так и сделали. Перед этим мы с Викой проводили уезжавших в аэропорт Воронова и Терещенко. На прощание обнялись. Переводчик Сережа к нам не подошел: наверное, видел новостные выпуски. Телевизор в номере у него есть. Зассал мидовский выкормыш Подоспевший Шредер пожал руки членам делегации и потащил нас с Викой в ресторан.