Будьте покойны, мне всё известно и о приданном, и о состоянии дел барона. Я уверен, что смогу достойно обеспечить будущую супругу. он перевёл дыхание и продолжил. Но прежде, чем объясниться с баронессой, я должен поговорить со своими родителями. Зная их к ней расположение, думаю, будут рады навестить вас для сговора. Они прибывают в пятницу из имения.
Тогда ждём вас на обед в субботу.
Павел Матвеевич встал, чтобы раскланяться, а мы с Марией, которая с восторгом и нескрываемым желанием высказаться, смотрела на меня, убежали наверх, в её комнату, пошушукаться.
Где-то через пол часа «бабушка» послала за нами Степаниду. Она расположилась в гостиной, держа в руке почти пустой бокал с хересом. Долго многозначительно молчала, потом наконец произнесла:
Ну что ж, Луиза Павел Матвеевич намерен просить твоей руки. Надо было бы наказать тебя да уж не могу с такой-то радости. Пожалуй, после Сретения сделаем объявление о помолвке. Но епитимью я для тебя у батюшки потребую а там и свадьбу сыграем, как раз на Покров.
Тут я хотела возмутиться какая свадьба в октябре, когда летом война начнётся! Но вовремя себя одёрнула. Екатерина Петровна мой порыв заметила, хотя сделала какие-то свои выводы и улыбнулась.
Тебе же милая внучка, вскоре надлежит с отцом Феофаном разговор держать, да подготовиться к переходу в православие. Сбудутся наконец его слова, перекрестилась она, повернувшись к киоту.
Мне оставалось только сохранять покорно-смущенное выражение на челе.
«Бабушкино» лицо неожиданно сделалось очень серьёзным и каким-то печальным.
Луиза, ты иди к себе, мне нужно с Марией поговорить.
Я с удовольствием сбежала, понимая, что предмет неожиданного разговора будет «тётушке» очень неприятен. Надеюсь, её симпатия к князю не переросла в сердечную привязанность. Хотя я и не рассказала утром при ней о роли Петра Ивановича во всём произошедшем, но боюсь Екатерина Петровна, после попытки моего похищения молчать об этом не будет, учитывая невозможность добиться наказания для пана Довнаровича.
Позже я пыталась поговорить с Марией, но она за весь день так и не вышла из своей комнаты, а дверь была постоянно заперта. Надеюсь, «тётушка» не будет считать виновной меня.
Пару дней она пряталась, но после громкого недовольства, высказанного «бабушкой», наконец появилась за завтраком. Мария была бледна, и даже уже не плакала. Глаза были спокойны, но пусты.
После чая мне удалось поговорить с ней. Оказывается, она боялась выходить ко мне, считая себя виновной в моих бедах. Вдосталь поплакав обнимаясь на диване, решили никогда более этого не поминать.
А вот в субботу с утра творился настоящий цирк. К обеду ожидали родителей Павла Матвеевича, но к тому-же прибыл отец Феофан, уведший меня в гостиную и просвещая в вопросах перехода в православную веру.
Оказалось, лютеране, как и другие протестанты, не перекрещиваются, а принимаются в православие вторым чином, то есть через миропомазание, поскольку такого Таинства у них нет. И этот вопрос меня немного напрягал. Я хотела признаться батюшке, что уже провославная!
Решила успокоиться и поначалу обсудить этот вопрос с «провидцем», а не принимать поспешных решений. Через несколько часов они пожалуют, а пока я могу, сославшись на это убежать к себе в комнату «готовиться».
Матвей Львович с Анастасией Георгиевной приехали ровно в два по полудни. А через пол часа, и Павел Матвеевич пожаловал. Вся церемония встречи и сговора прошли как во сне. Я просто сидела за столом и глупо улыбалась, изредка бросая взгляд на сияющего Рубановского-младшего.
Наконец нас вывели из-за стола поставив на колени, и благословили иконой Богоматери, которую Екатерина Петровна торжественно достала из киота.
Когда же нам дали возможность спокойно поговорить отойдя к окну, мы долго не могли промолвить и слова.
Мне сказали, что теперь я могу заказать нам кольца, наконец разрушил он молчание.
А я не знаю, что мне делать с крещением. Я ведь уже православная. Как сказать об этом батюшке, не придумаю никак.
А вы знаете, Ан Луиза я ведь могу теперь так вас называть? спросил он, улыбнувшись, Вы ведь родитесь и креститесь только через сорок лет. Поэтому, я думаю, вполне можете принять миропомазание ещё раз, чтобы в вашей душе наступил мир.
А вы крещены? вдруг вспомнив реалии его времени усомнилась я.
Да, уже после выписки из «пенатов» вашего батюшки сходил в храм и крестился. Незадолго до ухода на ваши поиски. Не волнуйтесь.
Вы ведь понимаете, что свадьбу в октябре мы так и не сможем сыграть, спросил мужчина после долгого молчания, в течении которого мы так и стояли у окна держась за руки и просто смотря друг на друга.
Да, в тот момент нам всем будет как-то не до свадеб, горько усмехнулась я.
Хотя думаю Красная Горка тринадцатого года тоже вполне неплохое время сказал он улыбнувшись.
Эпилог
После недавних событий жизнь значительно изменилась. И нет, дело было совершенно не в помолвке и обручении, которое, кстати, состоялось на Сретение, как и обещала «бабушка». Под благословение священника мы надели друг другу золотые кольца, внутри которых были выгравлены наши инициалы и датавторое февраля 1812 года.
От «свадебной корзины» и розовой бумаги я попросила пока воздержаться, поэтому жених подарил мне только красивый букет и небольшое кольцо с бирюзой. По всеобщей договорённости обязательные подарки семьям и брачующимся будем делать уже ближе к свадьбе, которую все ожидали по осени. Но, а мы знали, что раньше весны она не случится.
Честно говоря, Павел Матвеевич вообще сначала с трудом входил в подобные обсуждения, отговариваясь незнанием предмета. Но в последствии признался мне, что предстоящая войнадело непредсказуемое, и вполне может оказаться, что я «овдовею», даже не вступив в «замужество».
По его словам, он сделал необходимые распоряжения, и часть принадлежащего ему капитала, «работающая» в семейных предприятиях достанется мне в наследство, если с ним что-либо случится. На все мои возмущения и попытки отказаться, только как-то нежно улыбался.
Изменения же «настигли» после, когда наконец разрешили вернуться к работе в госпитале. Как мне в последствии стало известно, состоялся целый «консилиум», посвящённый моей охране. Сначала Семён Матвеевич настаивал, что выделит людей из приставленных к госпиталю «инвалидов», которые смогут сопровождать меня по дороге в госпиталь и обратно. Но по настоянию жениха, ко мне приставили небольшую команду татар, тех самых, что участвовали в моём освобождении.
Они постоянно сменялись, и как поняла, их было человек восемь-десять. Двое неотступно следовали со мной, даже в больнице, предварительно проверяя комнату, прежде чем разрешая мне туда зайти. Такие «строгости» появились после продолжительной беседы охранников с Павлом Матвеевич.
Ещё двое незаметно следовали обычно на улице, но в некотором отдалении. Я их заметила только, когда уже запомнила лица всех своих «охранителей». Время от времени, они немного менялись. То появлялись, то исчезали усы и бороды, сменялась одежда и головные уборы.
Удивительно, но с моими девочками, что продолжали обучения татары держались невозмутимо, не реагируя даже на их попытки «построить глазки» и заигрывания. Чаще всего их взгляд вообще проходил сквозь помощниц, как будто тех и вообще не было рядом.
Егор выздоравливал очень тяжело. Поначалу, он долго не приходил в себя. Когда же через неделю, его хотели уже в таком виде увозить обратно в имение, на попечение родителей, «провидец» решил навестить его вместе со мной. Павел Матвеевич неожиданно попросил оставить его с ним наедине, а минут через десять заявил, открыв дверь, что «охотник» открыл глаза. Что именно произошло за закрытыми дверьмиосталось тайной.
После этого Егор пошёл на поправку, не так быстро, как хотелось бы, но выздоравливал. За ним постоянно присматривал знаменитый на весь госпиталь младший чин, после успешной операции по восстановлению кости, того решили ненадолго задержать и посмотреть, как будет проходить выздоровление. Солдат очень стеснялся такого внимания и старался быть чем-то полезен.