Пробует спорить, но я отмалчиваюсь. Наконец он угрюмо замолкает. Понимает, что я просто управление перехвачу и всё сделаю, как сказал. Ему это, как ржавым серпом по яйцам, но сделать ничего не может. Отмолчавшись, генерал переходит на другую тему. Ещё более горячую.
А на что ты рассчитываешь? Ты ведь уверен, что немцы нас сомнут, я же знаю
Ещё б ты не знал. Никогда не прятал эту убеждённость.
Вопрос, за какое время сомнут. Если всё оставить тебе, ты за пару недель весь округ профукаешь. Но если дотянуть хотя бы до августа, да нанести немцам тяжёлые потери, то чёрта с два они до Москвы дойдут.
Что будет с округом? очень и очень осторожно задаёт вопрос генерал.
Нас уничтожат, ты мужчина и генерал, так что держи обжигающую истину голыми руками, в ноль уничтожат. Республику оккупируют. Ты не сможешь выдержать совместного удара трёх немецких группировок, общей численностью в четыре миллиона штыков. Но если продержишься до осени, ты свой долг перед Родиной выполнишь на все сто. У тебя тысяч шестьсот под ружьём, мобилизуешь тысяч двести-триста. У тебя будет почти миллионная группировка. С такими силами можно средних размеров страну захватить. Если при этом ты положишь хотя бы полмиллиона немцев, считай себя героем.
А что с моими соседями будет? Кузнецовым и Жуковым.
Немцы их тоже разгромят, как детей. Не полагайся на них. Они тебе ничем не помогут. Наоборот, будут рассчитывать на твою помощь. Воевать они не умеют. Ты, впрочем, тоже. Но у тебя есть я.
Что будет с семьёй?
Жену и дочку ты сможешь вывезти. Самолётом. Сын откажется. Поэтому вы оба погибнете.
А ты что, надеешься выжить? мрачно так спрашивает.
Мне-то что? Я уже умер, мне всё равно
19 марта, среда, Казанский авиазавод.
Кирилл Арсеньевич.
А я говорил, говорил, говорил! передо мной мечется небольшого роста человек. Такого типичного вида русский интеллигент еврейского происхождения. Как там Ленин высказался? «Умников мало у нас. Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови». Вот такой русско-еврейский умник передо мной и мельтешит.
(Ленин такого не говорил!), генерал затевает внутренний спор.
(Может и не говорил), я не настроен спорить, (но что-то в этом есть).
Каганович! Я и не знал, что у всем известного Лазаря Кагановича был брат Миша
(Их четверо братьев), поясняет генерал, (Но так высоко забрались только Лазарь и Михаил).
Михаил Моисеевич между тем бегает по кабинету, украшенному, как водится, портретом вождя и тараторит с пулемётной скоростью. Особо не прислушиваюсь, и так понятно. Человеку сначала что-то вменяют в вину, а он потом оказывается прав. Не ясно ещё, прав или нет, война план покажет, но любой в его положении будет цепляться за любую возможность обелить себя хотя бы в собственных глазах. Насколько я понимаю из отрывочных сведений генерала, он специально этим не интересовался, Кагановича попёрли из наркомов, в том числе, из-за того, что концепция дальних тяжёлых бомбардировщиков была признана не перспективной. Скорее всего, это довесок к списку действительных и выдуманных прегрешений, но всё-таки.
Каганович неожиданно переходит на анекдоты.
«В кабинет к директору завода врывается разъяренная жена главного инженера и говорит:
До каких же пор Вы будете покрывать во всем моего мужа. Всем известно, что он бабник и пьяница. Мало того, вчера он пришел домой вообще в женских трусах.
И швырнула трусы на стол. Директор ей говорит:
Успокойся. Сейчас мне некогда, но я завтра разберусь и приму меры. А ты иди, сейчас ко мне придет делегация.
А трусы со стола сунул себе в карман брюк. На следующее утро жена директора стала гладить его брюки, нашла трусы и кричит мужу:
Петя! Когда кончатся твои дурацкие шутки? Я два дня ищу свои трусы, а они у тебя в кармане!»
Вежливо улыбаюсь. Улыбаться мне помогает потрясение. Я давно знаю, что у этого анекдота длинная борода. Ну, если я его ещё в молодости слышал. Но чтобы настолько? Надо обрезать это дело.
Михаил Моисеевич, вызывайте ваших специалистов.
Зачем? задаёт неожиданный вопрос. Он что, смеётся? Но нет, как оказалось, не зря спрашивает.
Пойдёмте в ангар, у нас ведь три штуки остались. Туда специалистов и подтянем.
Замечательно! У них три штуки, у меня четвёртый, живём! Через двадцать минут, на территории завода небольшой городок поместиться, добираемся до красавца. С нагнавшим нас главным конструктором забираемся вовнутрь. И прямо там устраиваем совещание.
У меня завышенные требования, предупреждаю сразу, ряд характеристик должны быть улучшены, а лучшевсе.
Что невозможно, улыбается лобастый главный конструктор. Посматриваю на него с интересом. Владимир Михайлович Петляков оставил заметный след в отечественном авиастроении. Так и хочется сказать: так вот ты какой, северный Петляков!
Первым делом мне нужны две вещи. Герметизация. Я планирую держать его на максимальной высоте часами.
Придётся отказаться от пулемётов в гондолах и носу, Петляков пытается умерить мои аппетиты.
Зачем? Режим герметизации не будем вводить до высоты километров в семь-восемь, а когда пойдём вверх, плотно закроем люки. Стрелков, кстати, можно и за люками оставить. Только их надо кислородными масками снабдить.
Для отсека в носу люк не предусмотрен.
Предусмотрите. Сразу предупреждаю, это не обсуждается. Желательна всеобщая герметизация, но я понимаю, что в короткие сроки это не достижимо. Однако рекомендую серьёзно обдумать.
Что ещё?
В самолёте должен быть туалет.
Вы только что говорили о герметизации, смеются оба, и Каганович, и Петляков.
Не понимают. Подозреваю, что это тоже элемент культуры. СССР в кратчайшие сроки стал мощной промышленной державой, но вот до высокого уровня индустриальной культуры нам пока далеко. Даже в моём времени встречаются атавизмы из этой эпохи. До самых умных и образованных конструкторов даже начальные идеи эргономики не дошли. Придётся объяснить.
Мы в этом плане здорово отстаём от западных стран, вижу, цепляет, а я ещё добавлю, и что интересно, ничего особенного ведь не требуется. Просто конструкторам надо думать об удобстве пилотов, танкистов, водителей. Вы научились делать самолёты с ТТХ, не уступающие лучшим иностранным образцам. Но они неудобные! Вот и сейчас вы хихикаете, только над чем? ТБ-7 может провести в полёте восемь-десять часов. И что, вы считаете, что голодные лётчики с обосраными штанами будут воевать намного лучше?
В чём ещё неудобство? Петляков делается серьёзным.
Это надо пилотов, штурманов и стрелков спрашивать. Я пока ни разу на ТБ не летал.
Хоть я и не летал, но кое-что могу затребовать. Что я и сделал. Усовершенствовать прицел, пусть думают. Бомбовые контейнеры. Чтобы сотню-другую мелких бомб мог скинуть, как одну.
Обдумайте два режима. Разом все бомбы, чтобы они упали круглым пятном. Или высыпанием, чтобы формировалась полоса поражения. Приоритетный режимвсе сразу. Полосу может сделать группа бомбардировщиков. Разработайте рекомендации по ширине разлёта бомб в зависимости от высоты и калибра.
Какими бомбами будете пользоваться?
До пяти килограмм, не больше. Предусмотрите возможность использования мин для 82-мм миномёта.
Что я ещё затребовал, так создать в Минске некий филиал от завода. Станочный парк мне никто не даст, но что-то можно сделать и на простых станках. Опять же прямая связь с заводскими здорово может помочь. Во всех смыслах. Лётчики смогут напрямую пожелания передать, технический персонал быстрее и лучше обучится.
Кассетное бомбометание в моём времени запрещено целым рядом стран, но сейчас излишний гуманизм не уместен. Чего их жалеть, супостатов?
Техзадание в двух словах такое: кассета должна раскрываться на определённой высоте, чтобы не допускать излишне широкого разброса. Мне нужна возможность сброса с большой высоты и приемлемой точностью.
Возвращаемся в административное здание к обеду. С Петляковым мы плотно языками зацепились. Проскальзывала у него в начале разговора в глазах лёгкая и необидная снисходительность профессионала к дилетанту. Испарилась бесследно.