Володь Владимир Иванович, я и тебе подарок купила. Ты ж говорил, что хотел почитать Даниэля Дефо. Вот, купила
Танюха бережно положила на стол книгу. М-да Слов нет. Верно, у гимназисток как-то голова иначе устроена, чем у девушек нашего, то есть, моего времени. "A Journal of the Plague Year «[1]. Я, конечно, по-аглицки шпрехаю, но не настолько, чтобы получать удовольствие от художественной литературы. Но что делать. Я даже чмокнул Танюшку в щечку и проникновенно сказал:
Спасибо Очень здорово.
Татьяна, довольная, как не знаю кто, хитренько посмотрела на меня и спросила:
Володя, а ты меня ругать будешь?
Буду, пообещал я, насторожившись. Если Танюха заговорила таким тоном, значит либо будет что-то просить, либо сотворила сегодня что-то такое, за что ей передо мной стыдно.
Ладно, меня ругай, только пообещай, что Петровича не тронешь и остальных тоже.
Нет уж, голубушка, ты мне вначале расскажи, что сотворила, хмыкнул я. Знаешь ведь, как бываетя разберусь как следует, а потом накажу кого попало.
Татьяна, никогда не слышавшая хохмочек Советской армии, от изумления открыла рот, приняв мой афоризм за чистую монету.
Я сейчас Александра Петровича подниму, он врать не умеет, пообещал я.
Петрович меня начнет выгораживать, вздохнула Таня. Или, как ты говоришьотмазывать.
Тогда излагай, потребовал я.
Да дело-то выеденного яйца не стоит, нарочито небрежно принялась рассказывать Таня. Ко мне на вокзале нищенка подошла, спросила, не смогу ли я ей помочь до Жмеринки доехать? Мол, она сама русская, из Киева, в няньках у поляков жила, а те в девятнадцатом как война началась, в Польшу уехали, ее с собой взяли, а потом бросилимол, не нужна паненку русская нянька, найдем получше. Вот, мыкается бедняжка. А в Жмеринке у нее родня есть, поможет на первых порах.
Я задумался. Чем-то мне эта история не нравилась. Уж слишком жалостливая, аж слезу давит. Поляки вывезли няньку, потом бросили. Поляки, конечно, злыдни, но брать с собой няньку, а потом бросить ее? Хм
Дежурным по бронепоезду сегодня кто был? Исаков или Кузьменко? начал вспоминать я. С утра оба ошивались в купе. Начал размышлять вслух:Кузьменко бы не рискнул взять постороннего человека на спецобъект. Наверняка, Петрович. Да, именно так. Исаков тебе отказать не смог, даром, что двадцать лет лямку тянул. Ну, Александр Петрович, офицерская косточка, а дисциплиныноль. Понимаю, почему он до сорока лет в штабс-капитанах проходил. Я из Петровича телевизор сделаю. Доедем до Бродов, дальше он у меня пешком пойдет.
Тогда и я вместе с ним пойду, яростно выпалила Татьяна.
Я прямо сейчас поезд остановлю, и вас высажу. Вдвоем. Глядишь, не так скучно будет. Песни станете петь, чтобы на жизнь заработать, корочки сухие просить. Авось, к Рождеству до Москвы дойдете, а там до Архангельска рукой подать. Пойдете с Петровичем, как Ломоносов, только в обратную сторону, хмыкнул я, а потом махнул рукой. Скажи лучшегде ты ее устроила? Не боишься, что мужики начнут приставать?
Так в вагоне, где остальные едут, одно купе пустое, я ее туда и пристроила, затараторила Татьяна, обрадовавшись, что прямо сейчас ее из поезда не высадят. А что до приставаний, сам знаешь, Тимофей Петрович не позволит. А если чтотам и Исаков рядом, и остальные.
Хм. А ведь я проходил по вагону, посторонних не заметил. Или не обратил внимание? Ну, спит кто-то и пусть спит. Да, а Тимофей Петрович, это у нас кто? А, так это ж комвзвода. Я-то привыктоварищ Ануфриев, да товарищ Ануфриев, а имени и отчества командира взвода до сих пор не узнал.
Ладно, иди спать, сказал я девушке.
Ага, кивнула девушка, встала и чмокнула меня прямо в губы. Может, решила нарушить собственную установкумой «испытательный срок»? Я бы не возражал Но нет. Похоже, отправится спать к себе. И уже почти отправилась, но с полдороги спросила:
Володя, а что такое телевизор? Ну, который ты из Петровича собрался сделать?
Телевизор? растерялся я, но постарался объяснить подоступнее. Телевизорэто такой квакающий ящик с картинками. Картинки меняются, получается что-то вроде рассказа. Я в госпитале видел такой.
А, раёк, только название странное, с пониманием кивнула Татьяна. Видела как-то.
Танька ушла, а я не стал тратить лишнее время на раздумья. И что теперь? Что сделано, то сделано. Можно, разумеется, остановить бронепоезд, выкинуть нищенку и продолжать путь. С нищенкой разберусь завтраникуда не денется, а если шпионка, то даже интересно: кто такая и с какой целью подослана?
На сон грядущий пошел в одно известное место, куда не только ответственные работники ВЧК своими ногами ходят, но и люди повыше. Умывшись и уже предвкушая сон, закрыл за собой одну дверь, взялся за ручку другой
И тут мое горло сдавило. Я даже не сразу сообразилчто же это такое, а в глазах уже стало темнеть. Инстинктивно попытался просунуть ладони под удавку, но та продолжала сжиматься. Едва ли не из последних сил сумел развернуться и, подкинув ноги, оттолкнулся ими от стенки вагона, припечатывая душителя к противоположной стене.
Пся крев, простонал душегуб женским голосом, удавка ослабла, а я, развивая успех, еще разок приложил незадачливого убийцу к стенке.
Мне несказанно повезло. Будь на ее месте мужчинасильнее меня или даже равным по силе, он не стал бы меня душить, а просто сломал шею. Еще повезло, что в тамбуре мало места, иначе убийца могла бы упереться коленкой в спину.
Кажется, от грохота должен проснуться весь бронепоезд, но из-за лязга и стука колес по рельсам никто ничего не услышал и не пришел на помощь. Нет, вру, кое-кто пришел.
Володя, что у тебя стряслось? выскочила в тамбур Татьяна. Ты что, в гальюне застрял?
Хотя я и был заняткрутил руки несостоявшейся убийце, но про гальюн услышал. Дочь кавторанга, етишкина жизнь. Гальюн, надо же.
Тащи наручники, приказал я девушке. Они в купе, в моем вещевом мешке.
Пока Татьяна искала наручники, террористка зачем-то попыталась потрепыхаться, и пришлось прижать ее лицом к металлическому полу, чтобы прочувствовалакаково это быть задушенным.
Это и есть твоя нищенка? поинтересовался я, защелкнув на запястьях женщины наручники. Подняв ее, кивнул Тане:Посмотри, чем она меня задушить пыталась.
В свете тусклой лампочки темнел длинный матерчатый предмет похожий на жгут. Подняв его с пола, Таня покрутила находку в руках и растерянно сказала:
Платок.
Ладно, пойдем.
Войдя в штабное купе, первым делом усадил незадачливую убийцу, потом посмотрел на Татьяну.
Тань, так это и есть твоя нищенка? повторил я вопрос, а дождавшись кивка, сказал:Ты теперь поняла, что инструкции не дураки пишут? И поняла, что могло бы случиться?
Поняла, с убитым видом сказала Татьяна. Потом совсем неожиданно девушка зарыдала.
Я плохо переношу женские слезы. Пришлось вставать, подойти к девушке и начать ее успокаивать.
Ну-ну, все нормально. И за себя с Петровичем не беспокойсяникаких репрессий не будет.
Дурак ты, Владимир Иванович, всхлипнула Таня.
Не дурак, а товарищ начальник, строго сказал я. За языком следи, особенно при посторонних.
Татьяна выскочила из моих объятий и убежала в свое купе. Надо полагатьвыплакаться.
Мы остались один на один с «нищенкой». Свет в моем салоне тусклый, но можно рассмотреть, что передо мной сидит молодая и довольно красивая женщина обряженная в живописные лохмотья. Разве что обувь ее выдает. Кстати, очень распространенная ошибка у людей, пытающихся выдать себя за нищих. Не может быть у нищенки таких хороших сапожек. Разумеется, они не новые, разношенныеочень правильные сапоги, но видно, что дорогие и крепкие.
Голубушка, а почему удавка? поинтересовался я, прощупывая платок. Ишь, а внутрь еще и монетки вложены. Профи. Почему не взяла пистолет, нож? Так же надежнее.
Потом до меня дошло. «Нищенка» не стала брать оружие, потому как опасалась, что ее обыщут. Если бы я был на месте и, если бы согласился подвезти несчастную, то приказал бы Татьяне проверить женщину на предмет огнестрела, а также режуще-колющего оружия. И как бы террористка объяснила, что тащит с собой револьвер или нож? А платоквсегда под рукой. И чуть ведь не задушила. Нет, надо Петровичу с Танькой завтра шею намылить. Хм Намылить. Мне эту «нищенку» придется сдавать Артузову, писать, как она в бронепоезде оказалась. Ага, «оказалась». Раздолбаи добренькие. И как мне теперь этих мягкотелых идиотов отмазывать? Танька-то ладно, как-нибудь, а Исаков? Он же бывший белогвардейский офицер. М-да. Так и Танькадочь офицера. Моим коллегам дай волю, раскрутят. Надо что-то придумать. Впрочем, а что тут думать? Можно повернуть дело так, что и Танька, и Александр Петрович получат не наказание, а поощрение.