Может быть, Сверчок просто устал и решил сдаться?
«Это глупо», отбросил он эту мысль.
Гейт вышел из Департамента и пошел к дому. Возле газетного киоска с шумом толпились люди. В городе уже давно никто не читал газет. В них нечего было читать. Никакой посторонней информации не проникало на страницы газетных хроник, никаких новостей из жизни других городов и стран, только доклады об успешных правительственных операциях, нововведениях, законах, вводимых без остановки, каждый новый из которых часто противоречил предыдущему, запутывал все больше. Горожане просто не могли запомнить все ограничения и требования, которые зачастую поражали своей нелепостью.
«Не собираться больше пяти человек в одной квартире» значило в последнем законе, вышедшем неделю назад. В некоторых семьях трое детей, плюс бабушки и дедушки. Родственникам пришлось срочно расселяться по разным коммуналкам, боясь, как бы их не рассадили по разным тюремным камерам.
Толпа у киоска гудела ульем:
Что здесь происходит? громко спросил Капитан, чтобы быть услышанным. Люди резко замолчали и расступились.
«Пойман опасный преступник-рецидивист Сверчок. Завтра в три часа дня на центральной площади города будет оглашен приговор. Желающие присутствовать могут приходить без пропуска» значилось в передовице.
С фотографии на людей смотрел щуплый мужичок лет шестидесяти с впалыми глазами и взъерошенными седыми волосами. Почему-то Гейт всегда представлял его иначе: ровесником или чуть старше себя возрастом, лет сорока, с обычным, ничем не выдающимся лицом, но крепким и упругим телом. Под это описание мог подойти, например, инженер какой-нибудь строительной организации (чтобы иметь выход на чердаки и крыши домов). То, что Сверчок может быть стариком, никак не укладывалось в его голове.
В толпе перешептывались, но при сотруднике Департамента никто не смел высказаться вслух. Многие заочно знали Сверчка, смеялись над его карикатурами и шутками, были согласны с его критическими выпадами и следили за появлением новых листовок, передавая их из рук в руки втайне от правительства.
Капитан посмотрел на молчаливо жавшихся друг к другу горожан и, ничего не сказав, ушел прочь.
После ночи, мучившей его кошмарами, Гейт вошел в Департамент с тяжелой, раскалывающейся головой. Каждый резкий звук отдавал в затылок пронизывающей болью. Взяв со стола папку с делом Сверчка, он спустился в подвал и велел привести мужчину в комнату допроса.
Что-то похожее на чувство вины зудело в душе Гейта, не давало уснуть всю ночь и сейчас нахлынуло с новой силой. Гейт налил стакан воды и открыл папку. Ни слова биографии, ни имен, ни адресов. Лишь копии и оригиналы листовок, и протоколы нескольких допросов якобы его знакомых или случайных людей. Единственная фотография, сделанная при задержании, он успешно скрывался все десять лет. Со страниц досье на Гейта смотрели сотни персонажей, рисованных черным фломастером, среди которых можно было с легкостью узнать Командора Хэнка, вытянувшихся по струнке военных и прислужников, здание Департамента, центральную площадь, силуэт опоясывающей город высокой стеныРубежа. Гейт улыбнулся удачной шутке на одной из листовок и откинулся на спинку стула. В папке не было ничего про этого человека, никаких зацепок и улик, которые могли бы помочь в его поиске и задержании. А ведь он на протяжении стольких лет держал в напряжении весь Департамент. Играл настроением жителей, подкидывая им критические зарисовки и анекдоты про правительство города, а иногда и страны.
Дверь открылась, и в комнату вошел молодой сержант, вталкивая за собой сгорбленного старика.
Гейт удивленно посмотрел на худые, изможденные голодом черты лица. Вживую Сверчок выглядел намного старше и болезненнее, чем на фото.
Мужчина указал задержанному на стул и сам придвинулся ближе:
Имя?
Сверчок.
Имя? повторил Гейт.
Иван Дамиров.
Настоящее?
Вы все равно не сможете проверить, хрипло засмеялся старик. Стоящий рядом сержант резко ударил его по затылку рукояткой пистолета. Сверчок замолчал, сильно ссутулившись и обхватив голову руками.
Гейт поднял ладонь, давая сержанту понять, что его помощь больше не требуется. И тот вышел из комнаты.
Возраст?
Семьдесят два.
Адрес?
17 сектор, дом 5, квартира 124.
У вас остались родственники по этому адресу?
Нет. Я жил один. Кот только, он пожал хрупкими плечами, которые острыми углами выпирали из-под старой серой рубашки.
Почему вчера вы дали себя поймать?
Казалось, Сверчок удивился такому вопросу и на минуту задумался.
Я не давал. Случайно получилось, в итоге ответил он.
Я вам не верю, Гейт наклонился ближе к лицу Сверчка, пристально глядя в его глаза.
Старик тоже пододвинулся и прошептал:
А я верю в удачу, но иногда ей нужно помогать.
От неожиданности Гейт отпрянул в сторону. А старик вновь заливисто засмеялся, но подавился внезапно начавшимся кашлем. Гейт наполнил стакан воды и протянул ему.
Мне надоело, громко сказал старик. Надоело играть в прятки, я устал и хочу отдохнуть. Я уже слишком стар для того, чтобы быть разбойником.
Гейт тяжело вздохнул и захлопнул лежащую перед ним папку.
Почему вы думаете, что правительство даст вам отдохнуть?
Потому что оно нас бережет, перефразировал Сверчок одну из самых популярных фраз, которая со временем стала лозунгом верности государственному строю: «Конфедерация заботится о нас».
Вы признаете свою вину? продолжил Гейт.
В чем?
Что провоцировали людей на бунт, что хотели свергнуть Правительство, критиковали законы, введенные Командором, и так далее.
Нет, не признаю, устало отрицал Сверчок.
Как?! удивился Гейт. Разве не вы рисовали все эти листовки? в душе Капитана затеплилась надежда, что вчера задержали случайного, ни в чем не виновного прохожего.
Я, но я не подстрекал никого к бунту, я просто высказывал свое мнение.
Мужчина безнадежно отвернулся.
У вас есть сторонники в высказывании «своих» мнений?
Нет. Я всегда действовал один. Я одиночка, ответил Сверчок.
Гейт взял со стола толстую папку и напоследок еще раз внимательно посмотрел на задержанного. Тот ответил открытым невинным взглядом нашалившего ребенка и улыбнулся.
Прощайте, сказал Гейт и вышел из комнаты.
Под палящим июньским солнцем было жарко. Одним из последних Гейт вышел из Департамента и направился на площадь. Громкоговорители гудели со всех сторон, приглашая жителей города наблюдать за вынесением приговора. Капитан подошел к шеренге военных, выстроенных у высокой стелы, на вершине которой была установлена скульптура женщины с отрубленной головой в рукахпафосный символ верности Конфедерации, утверждающий о готовности отрубить собственную голову, если в ней зародится идея о предательстве устоев общества.
Мужчина коснулся кепи, приветствуя сослуживцев, и встав по левую руку от Командора Хэнка, передал ему папку с делом Сверчка.
Площадь была полна зевак. Люди молча толпились, отгороженные от цепи военных невысоким металлическим ограждением. Но, несмотря на толпу, было тихо, отчего голос, летящий из громкоговорителей, эхом растекался по улицам города. Гейт встретился глазами с Лали, она стояла в шеренге женского подразделения Департамента по левому краю площади.
В центре, недалеко от небольшой деревянной трибуны, на асфальте сидел Сверчок со связанными за спиной руками. Рядом с ним стоял сержант, наблюдая, чтобы пленный не сбежал. Но Сверчок и не думал об этом. Он сидел, по-детски улыбаясь, направив лицо к солнцу и наслаждаясь его теплом. На огромной площади старик казался еще меньше ростом. Он словно превратился в маленькую точку среди серого моря людских силуэтов, которое вздымалось едва заметными глазу волнами от жара, идущего от нагретого асфальта.
Раздался громкий гудок, и Командор Хэнк взошел на трибуну, поправляя фуражку, на мгновение показав седые, блестящие на солнце волосы. Высокого роста, на вид лет пятидесяти, но наверняка он был старше, на приподнятой над землей трибуне он казался атлантом. Сколько Гейт помнил, Хэнк всегда был на передовых позициях в Департаменте. Когда ему было тридцать, он был ближайшим советником своего предшественника Командора Росса, а после его смерти занял его должность.