Неловко, пытаясь не поскользнуться, Том отправился в долгий путь домой.
* * *
– Ранверу Коркориган, если можно.
Том никогда не слышал, чтобы Труда говорила подобным голосом. С таким изяществом и так четко выговаривая слова.
– Минутку…
На голограмме, висевшей над столом, лицо-пиктограмма со смазанными чертами сменилось человеческим: белобородый мужчина с темно-красными шрамами, пересекающими одну щеку.
– Главный управляющий Вэлнир к вашим услугам.
Том застыл в дверном проеме – всего лишь третий раз в жизни он присутствовал при вызове другой страты. Он медленно поставил контейнеры с водой на пол. Ни Труда, ни отец даже не посмотрели в его сторону.
– Я обращаюсь к вам от имени торговца Коркоригана. – Труда кивком указала на отца.
Его застывшее лицо напоминало маску. Он остался безучастным к тому, что Труда явно завысила его общественное положение.
– Жена торговца Коркоригана – гость Его Мудрейшества, насколько нам известно.
После долгой паузы управляющий ответил:
– Мы ждали этого запроса. Меня просили заверить вас, что мадам Коркориган здесь хорошо.
Отец молча наблюдал за происходящим.
– Она… – старик Вэлнир прочистил горло. – Она вольна находиться там, где пожелает.
– Но она моя жена! – наконец выдавил из себя отец.
– Мне очень жаль, – глаза Вэлнира выражали неподдельное сочувствие.
– Такого объяснения мало! – объявила Труда, и Тому показалось, что внутри у него все перевернулось от этого крика.
– М’дам, я… – голос старика исчез.
А затем его изображение завибрировало, раскололось на тысячу вращающихся фрагментов, которые тут же снова срослись.
Рядом с Вэлниром был теперь Оракул Жерар д’Оврезон.
– Извини, старина, – обратился он к управляющему. – Это – моя забота. – Взгляд его красивых глаз скользнул по лицу Труды, потом Оракул слегка поклонился отцу: – Мои наилучшие пожелания!
Лицо отца стало пепельно-серым.
– Ран действительно прекрасная женщина, – улыбка тронула губы Оракула. – Но я обещал ей… гармонию… Ее нельзя тревожить.
– Она – моя жена.
– Нет… Вот ведь проклятие! – Оракул пожал широкими плечами. – Есть одна вещь, о которой я не хотел говорить вам. – Странная улыбка мелькнула у него на губах и тут же исчезла. – Но, кажется, придется сказать…
– Ранвера – моя жена.
– Боюсь, уже нет. – Голос Оракула зазвучал неожиданно громко, усиленный эхом, подобного которому Том никогда не слышал. – И я не сказал Ран… – Оракул помедлил. И словно отрезал: – О вашей приближающейся смерти.
Том обратил внимание на руки Труды, вцепившиеся в край стола, бескровно-белые от напряжения, и гнев захлестнул его.
– Нет! – закричал он.
– Это ее сын? – бездонные холодные серые глаза уставились на Тома. Оракул готов был встретить волну ярости Тома и поглотить ее. – Кажется, мы встречаемся впервые, если быть хронологически точным.
– Ранвера для вас ничего не значит, – вновь начала Труда.
– Я могу втянуть в поток времени больше, чем… Впрочем, ладно… Скажем, она имеет качества, которые могу оценить только я один. – Оракул нахмурился. – Примите мои сожаления! – Он отвесил учтивый поклон всем, кто находился в комнате. – И вот что еще. – Глаза Оракула остановились на отце. – Деврейг… если мне, конечно, будет позволено называть вас так… С вашей стороны было бы очень мудро привести свои дела в порядок.
Странный звук вырвался из груди Труды.
– Пять декад. – Оракул перевел пристальный взгляд на нее. – Именно столько отпущено вашему другу Деврейгу.
Изображение померкло.
* * *
Минус тридцать дней. Осталось три декады.
Кто-то коснулся рукава. Том обернулся. Бритоголовая прислужница жрицы, девочка-подросток немногим старше его, отодвинула Тома в сторону, чтобы Антистита, старшая жрица, шурша тяжелым лиловым шелком, смогла еще раз пройти мимо кровати отца.