Левитокар – темно-синий кобальт и сверкающее серебро – медленно выскользнул из туннеля Скальт Бахрин, направляясь к центру рынка. Он проплывал вдоль алых рядов, и милиционеры отдавали ему честь. Дрожа от нахлынувшего возбуждения, Том наблюдал, как мобиль опустился на каменные плиты в центре алого круга. Стекла кабины стали прозрачными.
Широкоплечий мужчина шагнул сквозь мембрану левитокара. Он отбросил за спину темно-синий плащ, и взглядам присутствующих открылась рубашка из тонкого безупречного шелка. Усмешка на мгновение пробежала по квадратному красивому лицу, обрамленному аккуратно подстриженной темной бородой, и мужчина шагнул на землю.
Труда напряглась. Ее тело буквально свело судорогой от напряжения.
– Что… – начал было Том, но осекся.
Слуги в темных ливреях окружили своего лорда.
– Я знаю его, – с горечью в голосе прошептала Труда. – Это Оракул Жерар д’Оврезон.
«Но он же не похож на других оракулов, – подумал Том. – Ну нисколечко не похож».
– Кажется, он собрался здесь заторчать. – В голосе Труды не было радости.
Вытянув тонкие лапки, с заднего сиденья мобиля поднялся черный двенадцатигранник. Словно паук. Он направился в центр рынка и опустился на пол. Лапки на мгновение втянулись внутрь, снова вытянулись, открывая глазу многочисленные сочленения, и уперлись в каменные плиты. Теперь кончики паучьих лап были расставлены по окружности диаметром около пятнадцати метров.
– Том, я думаю, тебе пора домой.
– Но… – Юноша посмотрел на палатку отца. Ничего особенного не происходило. Отец точно так же, как и все остальные, смотрел на Оракула.
Между тем двенадцатигранник вновь начал расти. Он рос до тех пор, пока не коснулся потолка. Вниз скользнула прозрачная пленка, растягиваясь между длинными членистыми ногами.
– Как палатка, – пробормотал кто-то в толпе.
«Точно», – подумал Том.
Пленка достигла пола, застыла и стала непрозрачной, образовав матовое черное полушарие.
«Ловкий трюк», – подумал мальчик.
– Пожалуйста, Том, – голос Труды возвратил юношу к действительности. – Я хочу, чтобы ты ушел.
Том открыл было рот, чтобы спросить, почему… и замер. Стройная женщина пробиралась сквозь толпу. Медно-красные локоны ее были покрыты синим шелковым шарфом. Незнакомка прошла через ряды милиционеров, выбралась на расчищенное от толпы место.
– Они ждали ее, – пробормотала Труда.
У незнакомки была фигура танцовщицы: тонкая талия, прямая спина.
– Святая Судьба! – разнесся над площадью тоскливый голос отца. – Спаси и сохрани!
«Да это же мама!» – удивился Том.
Подойдя к черной палатке, мать остановилась возле улыбающегося Оракула, учтиво предложившего ей руку. Мембрана раздвинулась перед ними, собравшись в гармошку.
«Мама, – подумал Том. – Что ты тут делаешь?»
Мать и Оракул прошли внутрь «палатки», и мембрана закрылась, скрыв их от взоров толпы.
Глава 5
Нулапейрон, 3404 год н.э.
Возненавидев себя, Том тем не менее привел голограмму в движение.
– Она без конца терла свои руки. – У отца перехватило от волнения горло. – И делала это часами. Даже во сне.
– Ах, Деврейг! – Труда, сидевшая за столом напротив отца, сжала его руку. – Но она пришла домой прошлой ночью. – Это был не вопрос, а утверждение.
Изображение застыло.
Том откинулся на спину, сердце его бешено колотилось. Он сидел на кровати, опершись спиной о стену, от которой веяло ледяным холодом.
– Такова твоя Судьба, мама… – Он произнес эти слова тихо, хотя комната была пуста. – Но почему?
Мальчик щелкнул пальцами, и голограмма вновь пришла в движение.
– Да. – Отец глядел в ту сторону, где в нише, за незадернутой занавеской, на кровати Тома лежал инфор. – Она вернулась взбудораженной. Говорила о том, что вела с кем-то изумительную беседу.