Хаусхофер ознакомил Гитлера с учением о жизненном пространстве, которое восходило к работам одного из крупнейших политических мыслителей Германии рубежа XIX и XX столетий Фридриха Ратцеля. Именно этот учёный ввёл в широкий научный обиход термин Lebensraum, впервые употреблённый германским географом первой половины XIX века Карлом Риттером.
Под жизненным пространством Ратцель понимал территорию, необходимую для размещения и пропитания конкретного народа. «Если любое живое существо претендует на некое пространство, в котором оно находится, то ему нужно ещё более широкое пространство, в котором оно питается, а наивысшая необходимость в пространстве появляется у него в процессе размножения, рассуждал географ. Соответственно возрастает потребность в пище, а затем и стремление к дальнейшему расширению пищевого пространства» Исследователь перенёс на отношения между государствами идеи Дарвина и уподобил каждую державу биологическому организму, для которого захват нового пространства в процессе размножения является вполне естественным свойством. По мнению Ратцеля, «выражение борьба за существование, которым так часто злоупотребляют и которое ещё чаще неправильно понимают, вообще-то означает в первую очередь борьбу за пространство. Потому что пространство является первейшим условием жизни, и именно пространство обуславливает другие условия жизни, прежде всего [возможности] питания».
Учёный сформулировал семь законов экспансии, согласно которым территориальное расширение государства происходит по мере развития его культуры; оно всегда имеет синергический эффект и даёт толчок развитию производства и торговли; государство поглощает образования меньшего размера; граница государства должна находиться на естественной географической периферии; при расширении государство стремится охватить «богатейшие в политическом отношении» области, такие как морские побережья, долины рек или земли с залежами полезных ископаемых; импульсы к расширению приходят извне, их создаёт само существование по соседству низшей цивилизации; государство ассимилирует малые нации и тем самым создаёт новые импульсы к расширению.
Концепция Ратцеля во многих отношениях примечательна. Своим размышлениям философ придал вид закона мироздания, который доминирует над человеческим правом. В политическом смысле принятие данных выводов означало, что следование международным договорам и конвенциям противоестественно и ведёт к государственному упадку, в то время как их нарушение, наоборот, вытекает из законов природы и сулит процветание. По сути, это была программа легализации агрессии, причём вину за нападение с природой разделял не захватчик, а жертва, ведь это она «провоцировала» соседа низким уровнем культуры и цивилизации.
Именно Ратцель был для своего времени ведущим теоретиком того, что современные антропологи назвали поселенческим колониализмом. В своём главном труде «Политическая география» он выделил несколько типов колоний: земледельческие, где народ-колонизатор сам селится на захваченной земле и возделывает её (Ackerbaukolonien); экономические, к которым относятся плантаторские и торговые (Pflanzungskolonien и Handels- und Verkehrskolonien), где военная сила колонизаторов заставляет местных жителей работать на себя или навязывает им условия торговли, выгодные метрополии; и наконец, военные, захваченные из стратегических соображений в качестве плацдарма или опорного пункта (Eroberungskolonien и Feste Plätze), где колонизатор не слишком вмешивается в жизнь коренного населения. Из этих типов, заключал Ратцель, только земледельческие колонии являются долговечными и прочными, так как лишь они привязывают пришельцев к земле. При этом расселение на новом пространстве, по его мнению, неизбежно связано с вытеснением коренного народа.
Согласно рассуждениям мыслителя, ныне в мире осталось совсем немного свободных земель, а значит, будущее расширение lebensraum какой-либо нации тем более будет органически связано именно с вытеснением местных жителей. Впрочем, подобное вытеснение или обезлюживание (Entvölkerung) неоднократно происходило в истории. Так, «депопуляция целых земель была средством, к которому часто и последовательно прибегала политика Рима», например, во время Альпийских походов Августа. Чтобы не содержать многочисленные гарнизоны в провинции Реция, император принудительно выгнал большинство местных жителей на равнины. Ещё более жестоко он обошёлся с другими обитателями Альп: «Весь народ салассов8000 мужчин, способных носить оружие, был привезён в Иврею и продан там в рабство», после чего фактически перестал существовать. В других местах Ратцель упоминал осознанные «войны на уничтожение» против туземцев Антильских островов и Тасмании. Ещё в одном пассаже он называл блестящими примерами обезлюживания Северную Америку, Южную Бразилию, Тасманию и Новую Зеландию. О событиях в Новом свете учёный писал, что с 1640 года история взаимоотношений между пуританами и индейцами была не чем иным, как войной на уничтожение, прерывавшейся мирными периодами. Ратцель сухо констатировал, что именно депопуляция индейцев привела к прочному овладению землёй и укоренению британских, а затем американских колонизаторов на заокеанских просторах:
«Политическое поражение французской колонизации в Северной Америке во многом обусловлено тем, что она зиждилась на постоянном перемещении по территории ради торговли, особенно мехами, и это не позволяло французам прочно укорениться на земле. Вследствие такого подхода индейцев щадили, их охотничьи территории уважали и не трогали. В итоге отношения французов с индейцами по большей части складывались лучше, чем у англичан, и поначалу французы имели над ними бо́льшую власть, чем очень гордились. Преимущество было у них и в торговле, потому что французские деревенщины считались более честными купцами, чем англичане. Но именно то, что делало их приятными соседями индейцев, одновременно превращало их в гораздо менее успешных поселенцев, неспособных закрепиться на земле. Это заметил ещё Шамплен. Прочие французы уяснили это лишь тогда, когда потеряли землю».
Под влиянием Ратцеля и Хаусхофера необходимость жизненного пространства для немцев стала императивом гитлеровского мышления. При этом лидер нацистов категорически отвергал перспективу приобретения далёких заморских колоний, cвязь с которыми легко перерезать. Он иронизировал, что современные европейские державы похожи на перевёрнутые пирамиды: их метрополии до смешного малы, а огромные ресурсные базы расположены за тридевять земель, что обусловливает непрочность их положения.
При этом уже в «Майн кампф» фюрер указал образец государства, в котором «германец» сумел обрести огромное континентальное пространство, не прерывающееся никакими природными преградами и богатое разнообразными ресурсами. Этим образцом, согласно Гитлеру, были США:
«У САСШ вся база находится в пределах собственного континента, и лишь остриё их соприкасается с остальными частями света. Отсюда-то и вытекает невиданная внутренняя сила Америки в сравнении со слабостью большинства европейских колониальных держав».
Это привело Гитлера к мысли, что ему нужна своя «Америка» огромная территориально-ресурсная база, которая наделила бы рейх той же «невиданной внутренней силой», что уже была у Соединённых Штатов. Какие же пространства предполагалось присоединить к Германии для достижения этой цели? Уже в «Майн кампф» будущий фюрер ясно заявил, что, говоря о новых территориях, он имеет в виду лишь расположенную неподалёку Россию и подчинённые ей окраинные государства.
«Гитлер рассматривал чернозёмный регион Восточной Европы как потенциальную житницу для своего тысячелетнего рейха, страну изобилия, которая приносила бы невиданный урожай для всего германского народа, отмечает профессор Эдвард Вестерман, автор одного из свежих компаративных исследований нацистской войны на Востоке и завоевания американского Запада. И точно так же видение райского сада с его девственной и щедрой природой существовало в умах трапперов, золотоискателей, джентльменов удачи, охотников за бизонами и в конечном итоге фермеров, которые, когда настал их черёд, присвоили территорию и её ресурсы с чувством естественного права».