Это?.. Это Иван-кофе.
То есть нет Василий-чай!
Старушка
Одна старушка в вязаном берете
Задумчиво гуляла по планете.
Планета ей казалась несуразной,
Заставленной, заваленной и грязной,
С унылыми облезлыми домами,
Со злыми бесполезными умами.
Старушка веник старенький взяла
И все с планеты тщательно смела.
Метеоритный дождь был очень грязным,
Но разноцветным и разнообразным.
Он выпал на соседние планеты,
В нем были камни, люди, пистолеты,
Вороны, плюшки и ботинки были,
Таблетки, елки и автомобили.
Заводы, банки, университеты
Упали на соседние планеты.
Все тут же приросло и загудело,
Заколосилось и взялось за дело.
Космическую пыль стряхнув проворно,
Пошли в кино любители попкорна.
Работники отправились в конторы,
Образовались пробки и заторы.
И лишь старушка в вязаном берете
Одна осталась на своей планете
И наслаждалась чистым кислородом,
И любовалась розовым восходом.
Ни грохота вокруг, ни хулиганства,
Одно незамутненное пространство.
Она еще раз глубоко вдохнула
И вниз, за всеми следом, сиганула.
Думы
Приятно валяться на мягкой кровати
И думать о Гегеле и о Сократе.
Приятно сидеть на прохладном балконе
И думать о Ницше, Эйнштейне, Платоне.
Приятно в саду на расстеленном пледе
Подумать о Канте, Дидро, Архимеде.
Приятно и в кресле, в расслабленной позе,
Подумать о Фихте, Руссо и Спинозе.
Их много, а дума все время одна:
Что все они, бедные, от Авиценны и
До Шпенглера дни промотали бесценные
И время свое исчерпали до дна,
Но всеот Коперника и до Бернулли
Не сделали главного: не отдохнули.
Парус
Белеет парус одинокий,
Алеет одинокий нос.
Поет печально караоке
Последний выживший матрос.
Играют волны, ветер свищет,
И в клочья превратилась сеть.
На судне не осталось пищи.
А что осталось? Только петь.
Под ним струя светлей лазури,
Еще бы голод побороть
И стекленеет на шампуре
Медузы призрачная плоть.
Такая арифметика
Она щебечет: «Генуя, Париж,
Мартини, Паганини, Пазолини»,
А дома свечи доедает мышь,
И моль живет на чистом нафталине.
Лежат пластинки грудою в углу.
Двенадцать опер. Можно слушать сутки,
Да только нечем заменить иглу.
Блошиный рынок? Право, что за шутки
Дипломов два. Четыре языка.
Четыре брака (ноль детей в остатке).
Три шляпки. Пончо. Писем два мешка.
Пастели на стене. Стихи в тетрадке.
Давать уроки? Как же, пару раз
Пыталась Как грубы бывают дети!
Бралась писать в газету на заказ.
Увы. Пещерный уровень в газете.
В библиотеку? Плакать от тоски
Над тем, что повелось читать в народе?
Портреты рисовать? Вязать платки?
Ах, утонченный вкус давно не в моде.
Пока на презентации зовут,
Не нарушая принятых традиций.
Сегодня там фуршет, а завтра тут
Пусть сухомятка. Ничего, сгодится.
Стишок
Все спят, и шум дневной затих,
Лишь я сижутерзаю стих.
Хоть дома свет давно погас,
Надежда все не гаснет:
А вдруг в окно влетит Пегас,
Копытом в лоб пегаснет,
И испытавши легкий шок,
Я тут же допишу стишок.
Вегетарианец
Степаныч обедал. Он ел профитроли,
Макал артишок в апельсиновый сок.
Он знал, что охота страшнее неволи,
И кушать убитых зверюшек не мог.
Он сочную редьку намазывал хреном,
Инжир заедал ананасной ботвой.
Он думал о козлике неубиенном
И тихо и нежно гордился собой.
* * *
А ты все пишешь? Хватит изгаляться
Над молчаливо терпящим холстом.
Пойдем, устроим пару инсталляций
С пилой, лопатой, бочкой и шестом!
Есть бак, корыто, крюктакому фонду
Ржаветь в моем сарае не с руки.
Давай бонтоном вдарим по бомонду,
И пусть потом он лечит синяки!
Главноеопределиться
Неприкаянная Герда для себя отыщет Кая,
Неприлизанный ханурик к Лизе вломится с утра.
Кто захочет привалиться, страсти Валиной алкая,
Кто прикатится под вечер, Катя встретити ура!
Кто о Ладе грезит сладко, тот приладится удачно,
Кто прилюдно жить мечтает, к Люде клинья подобьет,
Тем, кто хочет жить прикольно, нужен Коляоднозначно.
Главноеопределиться. Вамчего недостает?
Шаман
В далекой и знойной стране Бамбигании
Живет очень мудрый шаман Карамбу.
Ему все на свете известно заранее
Про смерть и любовь, урожай и борьбу.
Он знает, когда к нему гости заявятся
С нелепым до крайности криком «Сюр-при-и-из!»,
Какой станет страшной супруга-красавица,
Почем будут ямс, маниока и рис.
Но есть у него увлечение странное.
Племянник ему телевизор принес.
При слове «погода» он мчится к экрану и
Внимательно слушает каждый прогноз.
Пророчат на пятницу смерч над Флоридою,
А он-то, понятно, свернет в Мичиган.
«О, как я синоптикам этим завидую»,
Бормочет, слезу утирая, шаман.
«Да нет же, цунами минует Мальдивы, и
Прольются дожди не на Берн, а на Рим
Настолько во всем ошибаться Счастливые
Как жить интересно, наверное, им!»
Люблю
Люблю в хорошую погоду
Лицом ударить прямо в грязь,
Залезть, не зная броду, в воду,
В колодец плюнуть, не таясь.
Люблю писать пером рассказы
И вырубать их топором.
Легко ловлю двух зайцев сразу
Ведь я ищу их днем с огнем!
Люблю гулять, не сделав дела
(Потехевремя, делучас!),
Не отмеряя, резать смело
Хоть семь, а хоть сто сорок раз!
Еще люблю кормить досыта
Хорошей басней соловья.
А сколько ям кругом нарыто
Для вас, для вас старалась я!
Басня про Альфу и Омегу
Однажды, купив себе лошадь с телегой,
Куда-то отправились Альфа с Омегой.
Пришлось очень туго воспитанной Альфе,
Поскольку Омега играла на арфе
Чайковского, Блантера, Верди, Крутого,
Все это на арфевот честное слово!
Играла частушки, и гимны, и фуги,
Покуда не сдохли все птички в округе.
И Альфа пила валерьянку глотками
И уши пыталась закрыть кулаками,
Но крикнуть «Заткнись!» не могла этой дуре
Стеснительной Альфа была по натуре.
Она все терпела, терпела, терпела,
Внутри ее что-то дрожало, кипело.
Потом она арфой убила Омегу,
Побила кобылу, сломала телегу.
Мораль этой басни довольна проста:
Стеснительность, в общем, плохая черта.
Синдромы
У кого синдром отличника,
У кого синдром опричника,
У кого синдром погромщика,
У меня синдром синдромщика.
Всюду чувствую нутром
Я какой-нибудь синдром.
Он и она
Он вместо кофе пил цикорий,
Чтобы давленье не скакало,
Лечиться ездил в санаторий,
Любил Толстого и «Ла Скала».
Она любила джаз и Лема,
Ходила всюду в шляпке броской,
На медицинские проблемы,
Смеясь, махала папироской
И горы яблок уплетала,
Лишь черешки бросая в мусор.
Он не обедал без фестала
И жаждал пудинга и мусса.
Они встречались в узкой щелке
Меж параллельными мирами,
Чтоб в кухне старенькой хрущевки
Привычно спорить вечерами.
Кино, политика, диета
Все разногласья вызывало,
От современного балета
До свалки в глубине подвала.
«Хочу покоя и порядка!»
«Вот так и сгинешь незаметно.
Ты тлеешь, как сырая тряпка».
«А ты зато дымишь, как Этна».
«Ну ладно, все, спокойной ночи»
И шли по комнатам, вздыхая,
Хороший пожилой сыночек
И мама. Тоже неплохая.
Она и она
Вот нежная девушка под пятьдесят.
В ней жалкая жаркая дрожь ожидания.
Куда-нибудь, может, ее пригласят
Ну ладно, не замуж, так хоть на свидание.
Но нет, не зовут.
Вот злобная бабушка под пятьдесят.
Так славно продуман был вечер заранее,
Но дочка подкинула двух поросят,
И памперсом медным накрылось свидание.
Озлобишься тут.
Хоть как-то утешь их. Блокнот свой открой.
Подумай. Ну пусть они будут подругами,
И первая в гости придет ко второй,
Чтоб вместе предаться стенаньям и ругани.
Пусть чаю попьют.
Своими печалями щедро поделятся,
Вторая при этом подумает: «М-да
И чучело это на что-то надеется?
А я раскисаю Да все ерунда!
Меня-то хоть ждут».
А первая будет смотреть на детей:
Сопливые, шумные, ф-фу, невозможные!