В истории, как и в физике, мы склонны искать некий закон, согласно которому на каждое действие имеется равное ему противодействие. Стало быть, раз уж мы начали наш рассказ с Франции начала XIX века, откуда исходила первая достойная научная защита ростков органического эволюционизма, то именно на Францию мы должны обратить наш взгляд и теперь, ибо оттуда был нанесен и первый крупный научный удар по тому же органическому эволюционизму. Кратким рассмотрением этого противодействия мы и завершим эту главу.
Нападки Кювье на органический эволюционизм
Как это ни парадоксально, но, возможно, именно современник Ламарка, известный ученый, специалист по сравнительной анатомии Жорж Кювье был тем человеком, который подтолкнул его к эволюционизму. Ведь именно Кювье в 1790-х годах первый серьезно заговорил о вымирании многих видов организмов, сравнивая ныне существующих животных с ископаемыми останками. Если бы это действительно было так и если бы сам Кювье признал это, то он, должно быть, горько бы пожалел о подобном поступке, ибо не кто иной, а именно Кювье стал непримиримым противником эволюционизма, высмеивая эволюционистов, особенно Ламарка, со всеми присущими ему авторитетностью, умом, знанием и язвительностью, а уж ими он обладал в избытке. Именно Кювье, например, заявил, что поскольку мумифицированные животные, вывезенные из Египта, абсолютно идентичны ныне живущим формам, то эволюционная гипотезавроде той, что выдвинул Ламарк, истинной быть не может (Кювье, 1822, с. 123). Если бы этот довод попал в руки британским антиэволюционистам, они бы много чего смогли из него извлечь, но для самого Кювье этот довод был поверхностным: в своей оппозиции и противодействии эволюционной гипотезе он всего лишь опирался на основополагающие принципы своего видения биологии.
Кювье как ученый был в неоплатном долгу перед Аристотелем, ибо всем был обязан его взгляду на органический мир, в частности его убежденности в том, что организм следует воспринимать как функциональное целое. Хотя к организму можно подойти и с физико-химической точки зрения, все же организм прежде всего характеризует именно то, что все составляющие его части, подобно частям машины, служат какой-то одной конкретной цели. В отличие от Ламарка Кювье с самого начала был присущ откровенно телеологический взгляд на органический мир, он не пришел к нему, как Ламарк, в процессе научной деятельности (хотя в любом случае теология одного сильно отличалась от теологии другого).
Кювье выразил свое отношение к целям в виде «условий существования» (Коулман, 1964, гл. 2) доктрины, которая, как он полагал, сделала анатомию реальной наукой со своими законами, некоторые из которых могли быть применимы и к структуре организмов. Кювье утверждал, что все должно быть привязано к целям, и именно это налагает определенные ограничения или «условия» на различные части организмав частности то, например, что все части организма должны быть согласованы (сгармонизированы) между собой, ибо любое резкое изменение в одной части влечет за собой насильственные, пагубные последствия в других частях. Эти условия существования, в анатомическом смысле, Кювье назвал «взаимосвязью частей», поскольку каждая часть организма неизбежно связана со всеми другими частями. По этому принципу, как его мыслил Кювье, он и воссоздавал анатомию вымерших животных, и эти реконструкции прославили его имя на века. Пусть кто-нибудь даст ему одну часть структуры животного, скажем, кость или зуб, заявлял Кювье, и он берется «дедуктивно» восстанавливать другие его части. Несомненно, однако, что своими «дедуктивными» способностями Кювье во многом был обязан глубокому знанию сравнительной анатомии, что позволяло ему рассуждать рационально и мыслить аналогиями, логически идя от известных к неизвестным животным, так же как и к своим метафизическим телеологическим принципам (Коулман, 1964, гл. 3).
Но если исходить из особой, присущей только ему телеологической метафизики, то окажется, что Кювье мог оппонировать только одному типу гипотезэволюционному, в частности гипотезе о постепенном преобразовании. Хотя он был готов допустить определенное количество внутривидовых модификаций, все же его «взаимосвязь частей» подразумевала возможность наличия только определенных базовых форм. Кювье считал, что если базовую форму любого вида изменить настолько, что это изменение выйдет за определенные рамки, то его изначальная гармония нарушится столь основательно, что организм будет более не жизнеспособен. Вследствие этого произойдет резкое сокращение размеров сердца, а функции мозга, почек и печени будут серьезно нарушены. Единственный способ противодействовать этим разрушительным последствиямпреобразовать все другие органы, то есть, короче говоря, видоизмениться, перейдя из одной формы в другую. Отсюда следует, что переходные формы, соединяющие между собой определенные виды (Ламарк считал, что такие формы должны существовать), невозможны. Если прибегнуть к аналогии из области тригонометрии, тогда логика рассуждения будет выглядеть так: если в n-стороннем многоугольнике равенство внутренних и прямых углов выразить соотношением 2n4, то, следовательно, можно получить неопределенно большое количество различных многоугольников в зависимости от того, как варьируется величина n. Однако в том случае, если зависимость внутренних и прямых углов будет выражена, скажем, соотношением 2n2, то никаких многоугольников получить не удастся.
Таким образом, Кювье решительно воспротивился доктринальной «цепочке бытия» и заявил, что ни один организм (исключая, может быть, только человеческий) не совершеннее любого другого. Используя еще один термин-дериват из своей доктрины об «условиях существования», а именно «субординация признаков», он провозгласил, что наличие одних органических признаков исключает наличие других и что можно выстроить целую иерархическую лестницу, ведущую от признаков, допускающих наличие других, к признакам, которые наличие других признаков не допускают. Вместо того чтобы выстроить животных в непрерывную цепочку, Кювье разделил их на четыре четких класса (embranchements): позвоночные, моллюски, членистые и лучистые животные (Коулман, 1964, с. 8798). А Этьену Жоффруа Сент-Илеру (отцу Исидоры Жоффруа Сент-Илер), который с симпатией относился к эволюционным идеям Ламарка, Кювье заявил, что между представителями различных групп проводить какие-либо аналогии недопустимо.
Хотя антиэволюционизм Кювье был преимущественно лишь одним из атрибутов его телеологической картины мира, у него были, несомненно, веские эмпирические доводы в поддержку своей позиции. Он мог бы выдвинуть множество доказательств против теории «скачкообразной» эволюции, постулирующей, что переход от одного вида к другому происходит скачкообразно. Помимо ссылок на мумии и отрицания знаковых аналогий между embranchements, Кювье указывал: что бы там ни говорил Ламарк, а у местных животных вообще не наблюдается каких-либо подвижек к великим преобразованиям. Он с презрением относился к взглядам Ламарка на то, что поведение и привычки могут приводить к наследственным изменениям. И отрицал возможность того, что в природе происходит постоянное спонтанное зарождение новых форм жизни (Кювье, 1822, с. 114128).
И наконец, была еще палеонтологическая летопись. (По иронии судьбы именно блестящие палеонтологические исследования, проведенные Кювье, подготовили путь для одного из главных столпов эволюционизма.) Кювье показал, как следует читать эту летопись, указав, по меньшей мере отчасти, на последовательное развитие организмов. В этой летописи первыми идут рыбы и пресмыкающиеся, а уж затем на арену истории выступают млекопитающие с очень странными формами и приходят к формам, очень напоминающим те, что известны нам сегодня. Человек стоит в этой летописи самым последним. Действительно, никаких человеческих ископаемых или окаменелостей не найдено. Скорее всего, их вообще нет. Что касается рыб, то они, видимо, предшествуют пресмыкающимся и показывают последовательность видоизменений, ведущую к современным формам (Кювье, 1822, с. 114128). Но хотя Кювье и вынес на суд научной общественности эти факты, чего Ламарк в своей Philosophie zoologique так и не сделал, сам он не считал эту летопись безусловно последовательнойэтому мешало его метафизическое неприятие любой «цепочки бытия» и, сосредоточившись на пробелах, имеющихся между различными видами организмов, рассматривал летопись как очевидное доказательство, направленное против эволюционной гипотезы (Кювье, 1822, с. 117). Если бы имела место эволюция, заявлял он, между различного вида организмами в палеонтологической летописи не было бы никаких пробелов. Но такие пробелы существуют. А раз так, то Кювье чувствовал необходимость выступать против эволюции столь же категорично, сколь категорично Ламарк ее отстаивал.