Но найдется ли столь неотесанный и неграмотный глупец, который не знает, что как мертвое существо обязательно раньше было живым, так и живое должно в определенный срок ожидать своей кончины?
Скажу тебе даже такую вещь, Адовардо, что отцы по этому поводу не то что должны радоваться, но по меньшей мере не так уж и расстраиваться, если дети умирают, не закоснев в пороках и не испытав всех тех страданий, кои присущи жизни смертных. Нет ничего труднее, чем жить, поэтому блажен кто избавился от этих тягот и окончил свои дни молодым, в доме отцов у нас на родине! Счастлив, кто не испытал наших невзгод, не бродил по чужим странам, униженный, безвластный, в рассеянии, вдали от родных, друзей и близких, презираемый, отвергнутый, гонимый и ненавидимый теми, кто с нашей стороны видел только любезность и почтение! Как несчастливы мы, встречая в чужих землях помощь и некоторое утешение в наших бедствиях, находя у иностранцев сочувствие и снисхождение к нашему горю, и только у наших сограждан на протяжении столь длительного времени не будучи в состоянии вымолить никакой милости! Без вины мы объявлены вне закона, без оснований гонимы, без жалости отвергнуты и прокляты!
Но о чем я толкую? Всякий возраст подвержен многочисленным серьезным и тяжелым недугам не меньше, чем младенчество, ведь не станешь же ты утверждать, что взрослые и пожилые люди с их подаграми, приступами, коликами и прострелами здоровее и живее прочих. Ты же не думаешь, что лихорадки, боли и зараза менее опасны для крепких и сильных молодых людей, чем для детей? А если окажется, что какой-то возраст более уязвим для названных болезней, то разве не будет в том вины отца, который не проявил должной умеренности и благоразумия? И не покажется ли тебе глупым терзать себя опасениями и сомнениями там, где у тебя нет никакого выбора?
АДОВАРДО. Я не хочу с тобой спорить и вдаваться в такие тонкости. Согласен, что неразумен тот, кто страшится неизбежного. При всем том ты не должен считать меня помешанным, хотя я зачастую испытываю страх за своих детей, или уж согласись, что все отцыбезумцы, потому что ты не найдешь ни одного, который не беспокоился бы и не боялся потерять своих любимцев. Кто осуждает такое поведение, тот хулит само отцовство. Вот к чему я клоню, Лионардо. Пусть отцы, если это возможно, будут уверены, что их дети пребудут в здоровье и процветании до самой старости; пусть они вознамерятся увидеть внуков своих внучат, как их увидел, по словам писателей, божественный Цезарь Август; пусть их не тревожат поражающие их потомство известные тяжкие недуги, иной раз изнуряющие и непереносимые как сама смерть, и пусть каждый отец рассчитывает уподобиться сиракузскому тирану Дионисию, который до шестидесяти лет ни разу не устраивал похорон ни детям от своих трех жен, ни своим многочисленным внукам; и пусть отцам будет дана власть над жизнью и смертью их детей, которая была дана Алтеебоги отпустили ее сыну Мелеагру столько жизни, сколько будет гореть головешка, в досаде брошенная ею в огонь, так что когда полено сгорело, жизнь Мелеагра окончилась. Все равно, и тогда дети будут для отцов источником треволнений.
ЛИОНАРДО. Мне кажется, лучше послушать тебя, хотя ты не хочешь спорить, чем поверить кому-то еще, от кого я захотел бы узнать о причинах, почему он так говорит. Но я, пожалуй, вижу, кого ты мог бы привести в примермногих не очень разумных отцов, которые усердствуют и растрачивают всю свою жизнь в изнурительных занятиях, в долгих странствиях и великих трудах, живут в рабстве и лишениях, чтобы их наследники могли жить в праздности, увеселениях и роскоши.
АДОВАРДО. Я знаю, что ты не относишь меня к тем, кто постоянно копит добро для своих детей, хотя фортуна в любой момент может лишить жизни не только наследников, но и самого приобретателя. Разумеется, мне было бы приятно оставить своих детей богатыми и благоденствующими, а не бедными, и я очень хочу и стараюсь, насколько в моих силах, так их обеспечить, чтобы они не сильно зависели от чужого произвола, ведь мне небезызвестно, как тяжко сознавать недостаток своих сил. Однако не думай, что у отцов, которые не страшатся потерять или оставить в нищете своих детей, нет никаких забот. А кто должен заниматься их воспитанием? Отец. На ком лежит бремя их начального образования и наставления в добродетели? На отце. На ком лежит сложнейшая обязанность обучить их всем заветам, искусствам и наукам? Как тебе хорошо известно, тоже на отце. Прибавь сюда трудную для отца задачу: как выбрать такое искусство, такую науку, такой образ жизни, чтобы они соответствовали характеру сына, репутации семьи, городскому обычаю, настоящему времени и обстоятельствам, существующим возможностям и ожиданиям граждан. В нашем городе не допускается, чтобы кто-либо из них слишком возвысился благодаря своим военным победам. Это разумно, ибо тот, кто пожелает воспользоваться любовью и расположением сограждан, чтобы навязать республике свою волю, может создать опасность для нашей древней свободы, добиваясь своей цели угрозами и силой оружия, если фортуна ему улыбнется и если он сочтет время и условия благоприятными. Образованных людей в нашем городе тоже не очень любят, и похоже, что больше всего он предан науке зарабатывания денег и стяжанию богатств. То ли местность здесь такая, то ли это унаследовано от предков, но видно, что все с малых лет думают, как заработать, все разговоры клонятся к делам хозяйственным, все мысли направлены на приобретение и все старания устремлены на накопление большого богатства. Не знаю, небеса ли в самом деле уготовали тосканцам такую участь, ведь древние говорили, что небо над Афинамиясное и чистое, поэтому люди там рождались утонченные и острого ума; в Фивах же небо облачное, и фиванцы не отличались таким быстрым соображением и изворотливостью. Некоторые утверждали, что так как карфагеняне жили в засушливой и бесплодной стране, они были вынуждены общаться с чужеземцами и посещать соседние народы, отсюда их великая искушенность в хитростях и обмане. Точно так же можно предположить, что на наших сограждан повлияли обычаи и наклонности предков. Как, по словам князя философов Платона, все поступки спартанцев были проникнуты жаждой победить, так и в нашем городе небеса производят на свет умы, во всем смекающие выгоду, а местность и обычаи возбуждают в них прежде всего не жажду славы, а желание собрать и накопить побольше вещей, стремление к богатствам, с помощью которых они рассчитывают легко справляться со всеми нуждами и приобрести немалое влияние и вес среди сограждан. И если так оно и есть, какое беспокойство должны испытывать отцы, замечающие в своих сыновьях большую склонность к науке или военному делу, нежели к приобретательству и наживе! Разве в их душе желание придерживаться городского обычая не поборет намерение воплотить зародившиеся надежды? Ведь для отцов такое желание станет немалым искушением, заставляющим отставить в сторону заботу о пользе и чести своих детей и семейства. Но легко ли будет родителю отказаться от того, чтобы развивать в своем сыне, как и следовало бы, ту или иную добродетель или похвальное качество, во избежание зависти и ненависти своих сограждан? Впрочем, перечень всех наших огорчений я даже не могу составить в уме, к тому же было бы слишком долго и сложно пересказывать их тебе одно за другим. Ты уже в состоянии убедиться, что сыновья приносят отцам массу печалей и забот.
ЛИОНАРДО. Как же я могу, Адовардо, говорить, что отцы не знают забот, если вся наша жизнь, как говорил Хрисипп, полна тягот и трудов. Никто из смертных не избавлен от боли. Его гнетут скорби, страх и болезни; он хоронит детей, друзей и близких; он теряет и снова приобретает; ожидает и добивается всего, что потребно для наших бесконечных нужд. Видно, таково наказание всех живущих, что под ударами судьбы они старятся в своих жилищах среди слез, скорби и траура. Поэтому, если бы отцы были более, чем прочие смертные, свободны от действия этих законов, установленных для нас природой, и защищены от нападок и ударов внешнего мира, избавлены от присущих всем людям мыслей и забот, обуревающих все здравые умы, то они, наверное, были бы более прочих блаженны и счастливы.
Согласен, однако, с тобой в том, что отцы должны больше других затрачивать все свои телесные и духовные усилия, весь свой ум и ловкость, чтобы воспитать достойных и благонравных детей, как для их собственной пользыведь благонравие юноши ценится не меньше, чем его богатство, так etiam потому, что они украсят и прославят свой дом и отечество, да и себя самих. Благонравные сыновьяхвала и доказательство прилежания их отцов. Считается, если я не ошибаюсь, что для отечества полезнее доблестные и достойные граждане, чем богатые и могущественные. И конечно, невоспитанные сыновья должны причинять здравомыслящим отцам великую боль, даже не столько своей грубостью и непристойностью, сколько тем, что, как всем известно, испорченный сын во всех отношенияхвеликий позор для отца, откуда всякий может заключить, насколько важно отцу семейства воспитать свою молодежь достойной, благонравной и добродетельной. Думаю, никто не станет отрицать, что возможности отцов по отношению к детям равны их желаниям. И как умелый и старательный объездчик может укротить и подчинить жеребца, в то время как другой, менее ловкий и прилежный не сумеет обуздать его, так и отцы своим усердием и стараниями могут воспитать вежливых и скромных сыновей. Поэтому отцы, сыновья которых вырастут не достойными, а испорченными и дурными, подвергнутся порицанию за нерадивость.