Впрочем, несмотря на очевидную убедительно засвидетельствованную реальную историчность личности короля Хильдерика, с ним связаны не менее, а то и более интересные и яркие легенды, чем с его отцом Меровеем. Наиболее интересные из них приведены уже в «Хронике» Фредегара, и затем повторены многими более поздними авторами, в частности анонимом в «Книге истории франков», Аймоином в «Пяти книгах истории франков» и монахом монастыря Сен-Дени Приматом в «Больших французских хрониках» («Хрониках Сен-Дени»), которые начали составляться с начала ΧΙ в.
Первая связана с уже упоминавшимся беспутством короля, совращавшего дочерей франков, что вызвало гнев отцов и братьев, пожелавших убить или изгнать негодного правителя. Хильдерик, по совету мудрого придворного по имени Виомад, поспешил бежать в Тюрингию, где укрылся у здешнего короля тюрингов Бизина. Перед этим он условился о тайном знаке, который позволил бы удостовериться, что франки сменили гнев на милость и король может безопасно вернуться в свою страну. Этим знаком служила разделенная пополам золотая монета, одна половина которой осталась у Виомада, вторую же король увез с собой в изгнание.
В отсутствие Хильдерика франки пригласили править ими римского принцепса Эгидия, который обложил их непомерными податями и, к тому же, устроил репрессии, убив сто знатных франков. По свидетельству «Хроники» Фредегара, ко всем этим бесчинствам его всячески подстрекал Виомад, стремясь тем самым вызвать у франков недовольство римским наместником и желание вернуть на правление Хильдерика.
План сработал, и верный придворный выслал Хильдерику, который к тому времени находился уже в Константинополе, свою половину солида, означавшую, что теперь возвращение домой для короля безопасно, ибо франки поддержат своего законного правителя против ненавистного, опостылевшего поборами и казнями Эгидия. При этом, якобы, была разыграна хитрая дипломатическая комбинация. Верный Виомаду слуга отправился в столицу Византийской империи вместе с посольством от Эгидия. При этом он не только передал Хильдерику половину золотого, но и послание, чтобы изгнанный правитель франков до официального приема послов из Галлии нашептал византийскому императору, что наместник Эгидий, обязанностью которого было высылать деньги в государственную казну, не только отказывается платить, но, дескать, сам требует дани от императора.
Взбешенный правитель Византии, ошибочно названный в хронике Маврикием, хотя по времени это должен быть Лев I Макелла (457474), приказал бросить послов Эгидия в темницу. Пользуясь моментом Хильдерик обратился к императору с просьбой отправить его в Галлию, где он сможет не только вернуть себе правление, но и наказать спесивого наместника за нанесенное верховному правителю оскорбление. Император согласился, и вскоре король-беглец вернулся в родную страну в качестве триумфатора, поддержанного не только радостно встретившими его соплеменниками, но и византийским правителем, что делало его власть легитимной и в глазах местного галло-римского населения.
Вторая легенда еще более интересна и красочна. Вскоре после возвращения Хильдерика в Галлию к нему прибыла Базина, жена тюрингского короля Бизина, у которого, как мы помним, король-изгнанник нашел свое первое убежище. Бросив мужа, она заявила королю франков: «Я познала твою доблесть и отвагу и пришла для того, чтобы жить с тобой. Если я узнаю, что на земле есть кто-то надежнее тебя, я устремлюсь к нему». Хильдерик оценил прямоту, решительность и красоту Базины и согласился сочетаться с ней браком. Дальнейшее повествование фредегаровой «Хроники» заслуживает того, чтобы привести его дословно: «Когда в первую ночь они возлегли на ложе, Базина сказала Хильдерику: «Давай воздержимся этой ночью от соития. Тихо поднимись и расскажи потом своей служанке обо всем, что увидишь во дворе». Встав, он увидел, что перед дворцом гуляют лев, единорог и леопард. Он вернулся к жене и рассказал об увиденном. Супруга внось обратилась к нему: «Мой господин! Пойди снова и скажи твоей покорной слуге, что ты там увидишь». Выйдя наружу, он увидел, что по двору разгуливают медведи и волки. Когда он поведал жене об этом, она заставила его в третий раз пойти и рассказать затем, что увидит. Выйдя из дворца, он увидел во дворе собак и мелких животных, катающихся по земле и грызущихся. После того, как он рассказал об этом Базине и они целомудренно провели ночь, поднявшись утром, королева сказала Хильдерику: «То, что ты видел во сне, как наявуслучится. Вот как это можно истолковать: у нас родиться сын, наделенный львиным могуществом. Его отпрыски будут по силе как леопард и единорог. От них родятся своей ненасытностью похожие на волков, а силойна медведей. Третье твое видениесимвол падения этого царства. Те, кто будет править тогда, будут походить на собак и мелких тварей; такова будет и их сила. Множество мелких животных, катаясь по земле и борясь друг с другом, опустошат королевство, не боясь короля»». Читая эту легенду, трудно отделаться от ощущения, что автор хроники, вложивший в уста королевы Базины толкование видений, не только описывал то состояние Франкского королевства, которое было ему хорошо известно к середине VII в., когда королевская власть ослабела, а многочисленные представители владевшей землей военной знати грызлись между собой, не обращая внимания на слабых безвольных королей из династии Меровингов. С не меньшим успехом приведенное описание и толкование могут также быть отнесены ко времени после смерти Карла Великого, когда императорская и королевская власть клонилась к упадку, уступая место феодальной вольнице крупных, средних и мелких сеньоров, с остервенением затеявших ярую междоусобную грызню, опустошавшую и истощавшую державу.
Вернувшись из мира легенд и их толкований на твердую почву материальных источников и их материалистического толкования, можно проанализировать надпись и изображение на щитке кольца-печати Хильдерика в свете свидетельств письменных источников. При детальном комплексном рассмотрении они оказываются весьма информативными. Так, с одной стороны, внешний вид изображенного на печати воина имеет яркие черты, позволяющее отнести его к варварской стихии. Это, прежде всего, длинные вьющиеся и ниспадающие до плеч волосы, разделенные точно посредине лба четким пробором. Об этом отличительном признаке франкских вождей специально упоминает Григорий Турский: «Многие же передают, что те же самые франки пришли из Паннонии и прежде всего заселили берега Рейна. Затем отсюда они перешли Рейн, прошли Торингию и там по округам и областям избрали себе длинноволосых королей из своих первых, так сказать, более знатных родов».
Действительно, у франков лишь представителям знатного правящего рода позволялось носить длинные волосы, ниспадавшие на плечи, тогда как рядовые воины племени стригли свои волосы коротко. Со временем об этом франкском обычае стало хорошо известно далеко за пределами Галлии, даже в далекой Византийской империи. В частности, византийский историк и поэт середины VI в. Агафий Миринейский (536582) отмечал в своем сочинении «О царствовании Юстиниана»: «запрещено правителям франков когда-либо стричься, и они остаются с детства нестриженными, как можно видеть, волосы их сзади красиво падают на плечи, и спереди посредине разделены пробором, а не так, как у турок и аваров: не причесаны, запущены и некрасиво заплетены. Они [правители франков], наоборот, моют их разными снадобьями и за ними очень ухаживают. Это считается как бы некоторым знаком и величайшей прерогативой королевского рода. Подданные же стригутся в кружок, и иметь им длинные волосы отнюдь не разрешается».
Современные исследователи сходятся во мнении, что длинные волосы издавна считались отличительным признаком верховного бога германцев Вотана (Одина) и, следовательно, тот, кто имел право на длинноволосую прическу, претендовал на схожесть с богом, самим уже своим внешним видом заявлял о своем божественном происхождении. Длинные волосы стали столь весомым внешним признаком королей династии Меровингов, что именно под обозначением «длинноволосые короли» (либо, гораздо менее почтительно, «косматые короли» или «лохматые короли») правители этой династии вошли в историю.
Свою особую прическу монархи первой королевской династии франков сохранили даже тогда, когда, по словам биографа Карла Великого Эйнгарда, были лишены какой-либо реальной власти и им приходилось, нисколько не правя королевством, лишь «сидеть на троне с длинными волосами, ниспадающей бородой и, приняв вид правящего, выслушивать приходящих отовсюду послов».