Каждый раз, забираясь вглубь необозримых степей, населенных не всегда миролюбивыми племенами, караванщики рисковали жизнью. Но великолепные, быстрые как стрела, златогривые скифские скакуны стоили того. Чужеземцы с почтительным восхищением называли их «Золотые кони» или «Кони утренней зари».
Назвав цену, по которой хотел бы приобрести лошадей, купец бросил молниеносный взгляд на Аргимпасу. Хорезмиец уже неоднократно заключал подобные сделки с вождем этого племени, но побаивался старой, всеведающей жрицы. Она словно читала его мысли и вовремя предупреждала Таргитая о нечестном торге.
Аргимпаса пристально и строго посмотрела в лицо купца и, чуть заметно, кивнула вождю. Предложенная за коней цена оказалась приемлемой для обеих сторон. За резвыми скифскими лошадьми приходили караваны не только из Хорезма и Мидии, но и загадочной страны Чжоу, откуда желтолицые узкоглазые люди привозили редкостные товары и пестрые шелка. Они называли себя китайцами, а свою родину«Поднебесной».
Таргитай охотно заключил с хорезмийцами предлагаемую сделку, и пиршество продолжилось. В знак расположения начальник каравана почтительно преподнес в дар провидице Аргимпасе небольшую нефритовую чашу, а маленькой Мирине подарил золотой браслет с тремя мерцающими камушками.
Мирина оживилась, когда купцы, чуть опьянев от крепкого вина и браги, наперебой стали рассказывать Таргитаю и Аргимпасе о далеких странах и населявших их людях. Хорезмийцы оказались великолепными рассказчиками, будучи отчаянными путешественниками, они красочно повествовали о своей торговле не только с кочевниками и прибрежными народами, но и обитателями стран, расположенных по другую сторону морей. Караванщики сообщили, что им доводилось прибегать к услугам отважных мореходов, бороздящих водные просторы на кораблях с большими парусами, украшенными изображениями фантастических чудовищ и змей.
Любознательной скифской девочке, жадно слушавшей рассказы купцов, необычайно понравились описания яростно бушующих ураганов и грозных океанских штормов.
Однажды, я просто чудом выжил, когда наш торговый корабль попал в сильнейший шторм! вступил в разговор толстый рыжебородый купец. Мы переплывали Средиземное море, держа курс на другой континент, населенный людьми с черной кожей.
С черной кожей?! Разве такое возможно? почесав за ухом, с сомнением переспросил Таргитай.
Да, именно с черной!!! с готовностью подтвердил слова рассказчика другой купец. Мы постоянно закупаем у них изумруды и слоновую кость. Как-то, по пути к чернокожим, мы стали свидетелями удивительного явления. Во время сильного волнения на море, когда тяжелые грозовые облака нависли над судном, на его мачтах и реях появилось вдруг загадочное свечение. Оно сопровождалось легким потрескиванием, а по раскачивающим корабль волнам забегали необычайно красивые огоньки.
Появление этих огней воспринимается опытными мореходами как добрый знак, возвещающий об окончании шторма! вновь встрял в разговор рыжебородый хорезмиец.
Затаив дыхание, юная Мирина прислушивалась к оживленному застольному разговору взрослых. Пылкое воображение девочки рисовало ей загадочную «Ойкумену» край земли. Пытливые ясные глаза ребенка, казалось, излучали потоки мерцающего света. Большие мозолистые руки Таргитая ласково перебирали черные пряди роскошных волос дочери. Ему было известно, что подобные рассказы бывалых людей доставляли Мирине великую радость, и потому всегда приглашал чужеземных караванщиков в свой шатер. Вождь скифского племени и сам отличался немалой любознательностью. Занимательные рассказы иноземных купцов в глубине души волновали Таргитая, но это волнение было надежно сокрыто под личиной суровости и рассудительности.
После окончания трапезы Таргитай поднялся, надел на голову свою островерхую шапку и заткнул за пояс острый сагарк. На золотой поясной бляхе вождя был изображен готовый к прыжку снежный барс. Купцы поспешно покинули шатер вслед за хозяином. Часть из них осталась в кочевье присматривать за товаром, а остальные вместе с вождем племени отправились в степь, чтобы отобрать для покупки сотню достойных коней.
После того, как Таргитай с хорезмийцами отбыл на пастбища, Аргимпаса и Мирина вернулись к тяжелораненым воинам. За горным перевалом, куда вождь по широкому проходу доставил купцов, раскинулось огромное пространство степи. На богатых пастбищах вольготно бродили несметные табуны горячих золотисто-рыжих коней. Количество породистых лошадей символизировало у скифов могущество и благосостояние племени.
Этой весной кобылицы дали добрый приплод. Народилось множество красивых породистых жеребят, со знанием дела сообщил Таргитай начальнику купеческого каравана.
Неподалеку несколько скифских воинов, при свете еще довольно яркого вечернего солнца, обучали своих малолетних детей верховой езде и стрельбе из лука. Глядя на малышей, хорезмиец от изумления потерял дар речи. Придя в себя, он с ужасом воскликнул:
Как! Как это возможно?! Да они совсем малютки, ребятишкам нет и шести лет. Они же могут упасть с лошади и покалечиться!!!
В ответ на слова чужеземца Таргитай громогласно захохотал, обнажив при этом ряд здоровых крепких зубов.
Скифы воспитывают своих детей неприхотливыми и выносливыми! гордо заявил вождь. С раннего детства мы прививаем им необходимые навыкизакалку воина и охотника, тренировку бесстрашия, развитие силы, ловкости и сообразительности. Эти качества служат основой для чувства превосходства над противником во время сражения!
Подивившись странным обычаям степняков, купцы принялись придирчиво отбирать коней. Но практически все быстрые неутомимые скифские кони были безупречны. Купленных златогривых скакунов табунщики с гиканьем погнали к стойбищу, чтобы присоединить к хорезмийскому каравану.
Вернувшись в кочевье, Таргитай распорядился снарядить отряд лучников, чтобы на рассвете завтрашнего дня они сопроводили богатый караван до территории дружественного скифского племени вождя Кадрия. Хорезмийские купцы опасались рыскающих повсюду массагетов, донельзя обозленных своим поражением в недавней битве со скифами. В знак особого расположения Таргитай предложил начальнику чужеземного каравана скоротать время за игрой в алтайские шашки, на что тот с радостью согласился.
Уставшая за день Аргимпаса отправилась отдохнуть в свой шатер, наказав девушкам немедленно разбудить ее, если кому-то из раненых станет вдруг хуже. Проголодавшаяся Томира, пошептавшись с подругой, умчалась ужинать в свою юрту.
Мирина присела на корточки у постели тяжелораненого сорокалетнего мужчины. Он метался в горячечном бреду, вскрикивал, беспокойно шарил возле себя руками в поисках оружия, чтобы сразить невидимого врага. Девочка осторожно сменила воину окровавленную повязку, придержав голову, напоила противолихорадочным настоем из корня подорожника и положила на лоб тряпицу, смоченную в студеной ключевой воде. Через некоторое время раненый пришел в себя, открыл глаза и с недоумением, не понимая, где находится, стал озираться по сторонам. Когда его затуманенный взор остановился на заботливом, сопереживающем лице Мирины, мужчина слабо улыбнулся девочке, облегченно вздохнул и погрузился в глубокий сон.
Сделай милость, спой нам, Мириночка! тихим болезненным голосом попросил один из раненых.
Да, да! Спой нам песню, звонкоголосая пташечка! поддержали его другие тяжелораненые соплеменники.
Им было известно, что дивный голос этой невысокой хрупкой девчушки глубоко проникал в душу слушателей, словно обволакивая ее. Под воздействием вдохновенного пения Мирины постепенно стихала жгучая боль, терзающая израненное тело, приходило состояние покоя и веры в светлое будущее.
Мирина постоянно слышала мелодию в легком дуновении и порывах ветра, в течении полноводной Катуни, топоте быстроногих скифских лошадей и невесомом полете белоснежных облаков. Песни сами безо всякого на то усилия складывались в ее голове. Сочувственно взглянув на измученные лица раненых соплеменников, Мирина уселась на пол и, обхватив руками колени, принялась вполголоса напевать. Ее песни были разныео горе и радости; дне прошедшем и грядущем; о весне и лете; о пестрящей разноцветьем степи и родном кочевье.