Остатки пищи, одежды, строительный мусорвсе это, накапливаясь десятилетиями, образует то, что археологи называют «культурным слоем». Всюду, где существует поселение, остается культурный слой, хотя и разный в разных местах: на окраинах Москвы, например, культурный слой всего 10 сантиметров, тогда как в центре его толщина доходит до 8 метров. Но и это далеко не предел: в городах Месопотамии, возникших много тысячелетий назад, встречается двадцатиметровый культурный слой, а в некоторых поселениях Средней Азии известен культурный слой толщиной в 34 метра.
От каждого поселения остается свой след, свой культурный слой. И этот след, как правило, тем отчетливей, чем внезапней была гибель города: город, который был разрушен врагами, город, который погиб от пожара или извержения вулкана, гораздо щедрее раскрывает перед археологом свои богатства, чем города, уцелевшие до наших дней.
ГИБЕЛЬ И ВОЗРОЖДЕНИЕ ПОМПЕЙ
Это было почти девятнадцать веков назад. 24 августа 79 года н. э. над Везувием, давно уже умолкшим вулканом в Южной Италии, поднялось облако горячего пара, своей формой напоминавшее раскидистое дерево. В ночь на 25-е началось землетрясение. Из жерла вулкана посыпались мелкие кусочки пемзы, полетел пепел.
Маленький город Помпеи, лежавший у подножия Везувия, был охвачен паникой. Солнце затмилось, и люди в ужасе кричали, что богов больше нет, что настала последняя ночь, которая будет длиться вечно. Жители Помпей искали спасения в бегстве, кое- кто рассчитывал пересидеть опасность, спрятавшись в погребе или под лестницей. Но выдержать оказалось невозможно: дождь пепла становился все сильнее, дышать стало нечем. Смерть настигала отчаявшихся людей повсюду: на улицах, куда они выбегали в страхе, а ноги вязли в мелких камешках, и пепел все сыпал, и шел горячий и грязный дождь; в домах, откуда нельзя было выбраться, потому что каменный град засыпал двери; люди погибали в гостиной, где они столько раз пировали, в винном погребе, в гладиаторской казарме.
Когда извержение прекратилось, когда сквозь тучи снова засияло солнце, города уже не существовало: Помпеи были засыпаны пеплом, и только кое-где торчали крыши зданий. Римский поэт Стаций, современник событий, писал, подавленный безмерностью катастрофы: «Поверят ли грядущие поколения, когда эта пустыня вновь зазеленеет, что под ней скрываются города и люди?»
Раскопки Помпей начались в середине XVIII века. Первые сто лет копали варварски: искали и вывозили бронзовые и мраморные статуи, мозаичные полы, стены же домов оставляли разрушаться под дождем и ветрами; копали без всякого плана, то в одном месте, то в другом; мусор не убирали, и на месте раскопок рядом с глубокими ямами вырастали горы камней и обломков. Но постепенно от кладоискательства перешли к систематическим раскопкам: дома научились консервировать, так чтобы вторые этажи не рушились; убрав мусор, восстановили целые кварталы в их первоначальном облике; обратили внимание на пустоты в затвердевшем вулканическом пепле, которые возникли на месте истлевших вещей и погибших людей и животных; если эти пустоты залить гипсом, можно получить первоклассные слепкинастоящие портреты тех, кто жил здесь в I веке н. э. и погиб в день извержения Везувия.
План возрожденных Помпей.
Под ниммозаичный пол из так называемого «дома поэта» с латинской надписью: «Берегись собаки!» Внизуизображение на степе одного из помпейских домов: торговля горячей пищей.
Теперь мы можем пройти по узким улицам римских Помпей, заглянуть в дома, крытые черепицей, где полы выложены мозаикой, то изображающей огромного цепного пса (тут же надпись: «Берегись собаки!»), то подражающей по расцветке коврику. Мы можем заглянуть внутрь дома, во дворик, окруженный колоннадой, где когда-то цвели розы и постоянно журчала вода, извергаемая фонтанами и стекавшая по ступенькам искусственных водопадов. Мы вступаем в маленькие комнатки, служившие столовыми, спальнями, кухнями, видим круглые столы и ложа, где за едой возлежали мужчины, видим изящные светильники, дававшие, впрочем, совсем тусклый свет. Мы можем побывать на рынках Помпей, в пекарнях и мастерских сукновалов, в карцерах для рабов и в общественных банях. Мы видим портреты людей, которые жили в Помпеях: бюст Цецилия Юкунда, банкира, пожилого человека, с усталыми морщинками у уголков глаз, с недоброй усмешкой; написанный на стене дома Терентия Неона портрет его отцагрубоватое лицо здоровенного простолюдина, а в сильной руке зажата книга-свиток как знак того, что ее владелецсвой человек в образованных кругах помпейского общества.
С улиц Помпей веет дыхание жизни маленького городка, умершего почти две тысячи лет назад.
СТЕКЛО И БУЛАТ
Никакие рассказы современников, самые яркие и образные, не могут заменить ученым того, что дает археология. Действительно, ведь археолог добывает подлинные вещи, вещи, которые служили людям в давно прошедшие времена: утварь, орудия труда, оружие.
Правда, не все изделия человеческих рук одинаково хорошо сохраняются в земле: ведь орудия и утварь создавались из разных материаловто из более, то из менее прочных. Какие же материалы более стойки?
Когда-то Пушкин писал о России, изведавшей удары судьбы, но окрепшей после кровавых уроков:
Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
Стекло представлялось ему символом хрупкости, железосимволом прочности. Но в земле хрупкий стеклянный бокал оказывается куда более стойким, нежели булатный меч: стекло и глиняная посуда лишь в незначительной степени поддаются действию подземных вод и солей, и хотя они доходят до нас иногда поломанными, изменившими цвет, покрытыми налетом, они все-таки не исчезают; напротив, железо сильно ржавеет, и от булатного меча может остаться одна только рукоять. Самые древние дошедшие до наших дней изделия человеческих рукиз камня: каменные (да и костяные) вещи переживают десятки тысячелетий, но дерево, ткань и кожу археологи находят лишь в редких случаях, при особо благоприятных условиях.
И тут мы опять сталкиваемся с неожиданностью: дерево, ткань, кожа и прочие нестойкие вещи хорошо сохраняются не только там, где очень холодно (вспомним Пазырыкские курганы), не только там, где очень жарко и сухо (например, в Египте, где уцелели и челноки, и мебель, и папирус, служивший египтянам писчим материалом), но также в болотистой почве или на дне водоемов. Когда-то многие племена устраивали свои поселки на сваях, забитых в озерное дно; здесь они возводили хижины и даже держали скот, добираясь до берега на плотах или челноках, выдолбленных из целого ствола. Сколько раз при этом падали на дно деревянные орудия и всевозможная утварь, куски одежды и зерна, а потом прошли века, озера исчезли, и из илистой почвы археологи извлекали сваи, деревянные настилы, лодки, ткацкие станки и многие предметы, принадлежавшие обитателям свайных поселений. В сырой почве Новгорода, одного из наиболее значительных русских городов средневековья, уцелели деревянные трубы для отвода грунтовых вод, деревянные мостовые, деревянные срубы изб, остатки тканей и обуви.
АРХЕОЛОГ ПОД ВОДОЙ И В ВОЗДУХЕ
Самое название этой маленькой главки не может не вызвать недоумения. Мы ведь знаем, что археолог работает в земле, добывая с помощью лопаты следы, оставленные древними городами и древними погребениями. Но что он станет делать со своей лопатой в воде и тем более в воздухе?
...Это было примерно две тысячи лет назад. Римский полководец Сулла вторгся в Грецию. Богатые города, поместья и храмы открывали ворота перед надменным победителем. Он приказывал вырубать рощи, где когда-то бродили, беседуя, великие философы Эллады,Сулле нужен был лес. Он приказывал грузить на корабли золотую утварь из храмовых кладовых, бронзовые статуи. Он разбирал на части и увозил мраморные колонны.
Один из многих кораблей, отправленных Суллой в Рим, попал в непогоду, сбился с пути и был отнесен к берегам Северной Африки. Судно стало здесь на якорь, но внезапно налетела буря, и тяжело груженный корабль медленно пошел ко дну.
Там он и осталсяказалось бы, навсегда. Море наносило ил, рыбы проворно шныряли среди снастей, губки оседали по бортам. Проходило время, поверхность дна постепенно сглаживалась, заметались следы корабля, который две тысячи лет назад гордо плавал по морю.