М и х а и л. А я не понимаю, что ее привлекло в Достоевском. Про таких, как он, в народе говорятшибздик. Бороденка, бородавка на щеке. Папиросы не выпускает изо рта, прикуривает одну от другой. Так о нем говорят.
Р о з а н о в. Совсем как я. Частое курениеэто нервное.
М и х а и л. А его падучая? Как можно полюбить эпилептика?
Р о з а н о в. Из жалости можно и эпилептика полюбить, если онталант. А талантэто душа.
М и х а и л. Душа у Достоевского?! (саркастически усмехается) Согласен, русская женщина может влюбиться в талант. Еще как может! Она одна в этом мире и может. Но душа у него темная, Василий, преступная даже.
Р о з а н о в. У него только чувство преступности. Он хотел, но не мог. За него совершали его герои. Если я пойму, зачем ей был Достоевский, то станет ясно, зачем ей я. Что она нашла во мне? Как мне вести себя с ней?
М и х а и л. Василий, ты всерьез влюбляешься в эту старуху! Опомнись! Это невозможно.
Р о з а н о в. Поздно, у меня уже горячка. А ты лукавишь, брат. Сам-то какими глазами смотришь на нее.
М и х а и л. Ну, нравится она мне, не скрою. Историческая женщина. Любуюсь ею, как экспонатом.
Р о з а н о в. А она, думаешь, не видит это, не чувствует?
М и х а и л. Вася, Бог с тобой! Ты ревнуешь? Прекрати. Это невозможно.
Р о з а н о в. Миша! Это как раз возможно, потому что ты красив, как бог Дионис. (После паузы) В мужчине должно быть что-то оправдывающее его недостатки. То, за что можно простить все дурное, даже невзрачную внешность. Оправдание это у Достоевского было. Он был ее первым мужчиной, с которым у девушки, отдавшейся ему, образуется особая связь. А я у нее не первый. И я не вижу в себе никаких оправданий. Если меня не за что любить, если меня нечем оправдать, то зачем я ей? Что она задумала?
М и х а и л. Боже милостивый! Да все просто. Ты много моложе, и тыталант. Вот и все объяснение. Ваша связьэто как ее связь с Достоевским. Только он был много старше ее, а теперь она много старше тебя.
Р о з а н о в. Неужели она видит во мне его?
Розанов подходит к большому зеркалу, всматривается в свое изображение.
Р о з а н о в. Сколько я гимназистом простаивал перед большим зеркалом в коридоре, и сколько тайных слез украдкой пролил. Лицо красное. Кожа какая-то неприятная, лоснящаяся, не сухая. Волосы прямо огненного цвета и торчат кверху, но не благородным «ежом», а какой-то поднимающейся волной, совсем нелепо, и как я не видал ни у кого. Помадил я их, и все не лежат. Потом домой приду, и опять зеркаломаленькое, ручное: "Ну кто такого противного полюбит". Просто ужас брал. В душе я думал: женщина меня никогда не полюбит, никакая. Что же остается? Уходить в себя.
М и х а и л. Так внешняя непривлекательность стала причиной самоуглубления.
Р о з а н о в. Но меня замечательно любили товарищи
М и х а и л. И я тебя люблю.
Р о з а н о в. И я всегда был коноводом против учителей, особенно против директора. В зеркало, ища красоты лица до выпученных глаз, я, естественно, не видел у себя взгляда, улыбки, вообще, жизни лица и думаю, что вот эта сторона у меня жила, и пробуждала то, что меня все-таки замечательно и многие любили, как и я всегда, безусловно, ответно любил.
С детства я любил худую, заношенную одежду. Новенькая меня всегда жала, теснила, даже невыносима была. Просто я не имею формы. Какой-то комок или мочалка. Я наименее рожденный человек, как бы еще лежу в утробе матери и слушаю райские напевы, вечно как бы слышу музыкуэто моя особенность. На кой черт мне интересная физиономия или еще новое платье, когда я сам в себе бесконечно интересен, а по душе бесконечно стар, опытен, точно мне тысяча лет, и вместе юн, как совершенный ребенок
Михаил подходит к Розанову, обнимает его.
М и х а и л. Ты в самом деле так бываешь похож на дитя.
Квартира Сусловой.
Суслова сидит с книгой. С улицы входит Розанов. Снимает верхнюю одежду.
Р о з а н о в. Эти заспанные лица, немощеные улицы. Русская жизнь так грязна, так слаба.
С у с л о в а. Вчера ты говорил, что она тебе противна.
Р о з а н о в. Слаба, противна, но как-то мила. Не милы только болтуны. Русский болтунтеперь самая главная сила в нашей истории. Русь молчалива и застенчива, и говорить почти что не умеет. На этом просторе и разгулялся русский болтун. Воображать и чесать языкомлегче, чем работать. На этом и родится ленивый русский социализм.
С у с л о в а (с иронией). Зато мыдуховная нация. Что-то ты все чаще ругаешь русских.
Р о з а н о в. Но при этом ненавижу всякого, кто тоже их ругает. Кроме русских, единственно и исключительно русских, мне вообще никто не нужен, не мил и не интересен.
С у с л о в а. Уж не побывал ли ты в какой-то редакции?
Р о з а н о в. Побывал и еще раз убедился: главный лозунг нашей печати: проклинай, ненавидь и клевещи.
С у с л о в а. Не взяли статью?
Р о з а н о в. Надо писать только для себя. Не напечатаютне беда. Если написано хорошо, рано или поздно кто-нибудь оценит. А значит, написанное не пропадет.
С у с л о в а. Ты стал логически тянуть мысль. Раньше были одни полумысли.
Р о з а н о в. Хочешь, сказатьблагодаря тебе? Отчасти, да. Подчиняюсь. Но мне это не нравится. Мне больше нравятся полумысли, получувства, догадки в двух словах.
С у с л о в а. Ну, понятно, мысли скачут или наоборот, как ты говоришь, столбняк в мышлении. Начал сейчас с лиц и улиц, а что на самом деле в голове?
Р о з а н о в (не сразу решаясь). Вот скажи мне на милость, Полиночка, сколько ты встречалась с испанцем Сальвадором? Три недели? А сколько других людей встретилось тебе в Европе? А сколько лет прошло с тех пор? Почти пятнадцать. Столько страстей и переживаний. У тебя так удалась биография. Для писателя это первое условие. Но твоя биография остается у тебя в голове, не ложится на бумагу. В голове не укладывается.
С у с л о в а. Надо же, о чем у тебя болит.
Р о з а н о в. Да, душа болит за тебя. За твой талант. Талант должен развиваться. Я хочу быть нужным тебе.
С у с л о в а. У меня до сих пор такое ощущение, будто я погрузилась с Достоевским в тину нечистую. И никак не могу выбраться.
Р о з а н о в. Это я понимаю. Когда девушка теряет девство без замужества, то она теряет все и делается дурною. Совокупление без замужества есть гибель девицы.
С у с л о в а. Как ты можешь так говорить? Это жестоко.
Р о з а н о в. Полинька, а ты потерпи. Это ведь как горькое лекарство.
С у с л о в а. Ты просто залезаешь мне в душу, причем, уже не первый раз. Твои слова, что женщина без детейгрешница, теперь постоянно у меня в голове. От чего ты хочешь меня вылечить? А тебе не приходила мысльвдруг я неизлечима? Если ничего не пишузначит, больна. Если не пишу столько летзначит, больна неизлечимо. Тебя вот в гении уже записали. Как же ты тогда не понимаешь?
Р о з а н о в. Я тебе не про себя, а вообще скажу: гении бывают не очень большого ума.
С у с л о в а. Что ж ты себя жалеешь? Просто дураками бывают.
Р о з а н о в. Секрет писательства в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только сделать из себя писателя. Но он не писатель.
С у с л о в а. Если ты все так знаешь, зачем делаешь вид, что у тебя болит за меня?
Р о з а н о в. А меня манят писатели безвестные, оставшиеся незамеченными. Я так радуюсь, когда встречаю у них необычную и преждевременную мысль.
С у с л о в а. Опять семь пятниц. Иди к себе. Дай мне читать.
Р о з а н о в. Не обижайся, Полиночка. Твой незабвенный Федор Михайлович тоже пишет без музыки в душе, длинно, путано, повторяясь. Говорят, любит оправдываться тем, что он единственный из писателей живет на свои гонорары, и потому ему все время приходится спешить.
С у с л о в а. Это все отговорки. Даже если бы он был миллионер, он все равно писал бы непомерно длинные монологи и все тем же неряшливым слогом. Так уж его устроил Бог.
Р о з а н о в. Можно тебя спросить, почему у вас не сложилось?
С у с л о в а. Он предчувствовал, что и после смерти жены не женится на мне. И тем не менее воспользовался, затащил меня в постель.
Р о з а н о в. Поля, подумай о себе строже. Тебе тогда было уже, сколько мне сейчас, 23 года. Ты берегла себя не просто так, абстрактно. Ты берегла себя для такого брака, который бы тешил твое самолюбие. Разве не так? И вот знаменитый писатель. Ты сама смотрела в писатели. Значит, не могла не думать, что он тебе поможет.
Розанов умолкает. Суслова насмешливо смотрит на него.