Бастиль резко встал, запечатал письмо сургучом и спрятал в красный ящик.
Сопроводите нас в купальни, приказал он охраннице.
Бастиль? намеренно фамильярно обратился Хаук, и он поднял на него взгляд. Но слов не потребовалосьБастиль ни о чем не забывал, ни на секунду. В его глазах плескалась ранее не виденная им смесь молчаливого сочувствия. Бастиль не презирал его утрату, как Юдосам терял отца и знал, что дежурные слова не помогут. Ничего не в силах помочь, кроме времени.
Хаук так и не продолжил, и Бастиль покинул покои.
Ансельм воспринял его покорность, как знак доброй воли и решился на вопрос:
Хаук, скажите, Его Величество все еще желает Жуля?
Кого? вскинулся Хаук, слишком глубоко погрузившись в свои мысли.
Жуля из рода Оберон?
Ансельм, катитесь в Бездну! Кому на это не плевать? огрызнулся Хаук, не покривив душой.
Ансельм отпрянул и постарался как можно быстрее убраться из комнаты.
Когда Бастиль вернулся в покои, Хаук сидел на подушках в углу и думал лишь об одномотце. Его волосы блестели от влаги, стекая капельками на грудь, так словно он не особенно утрудил себя обтираниями, выходя из бассейна. Бастиль дал знак слуге, чтобы ему подали более приличный наряд, и Хаук неминуемо отвлекся, глядя на то, как король облачается.
Пригласить мессира Рене сюда или вы выйдете, Ваше Величество? поинтересовалась Сибилла.
Бастиль причесался уже знакомой щеткой и ответил:
Мы выйдем к нему И, Сибилла, освободите пока от цепи Хаука.
Как скажете, Ваше Величество, она выполнила приказ и скрылась за дверью.
Хаук даже не пошевелился, сидя все в той же позе, подтянув колени к груди. Мягкость Бастиля лишь раздражала, как и его молчаливая поддержка. Хаук хотел ненавидеть его так же сильно, как и Юдо, но не мог Уже не мог.
Хотите что-то сказать, Хаук? Мы готовы вас выслушать.
Я не собираюсь говорить с вами о Тхиене.
Наши с вами истории похожи, Хаук, когда наш отец решил родить наследника Гастону, мы умоляли его не делать этого. Да и разве могли мы приказывать королю? Он был на шестом месяце, когда произошел выкидыш. Нас лишь в конце допустили в спальню, где он лежал на постели затопленной кровью. Его лицо было белым, как снег и жизнь по капле утекала из него. Наш отец знал, что умрет и все равно заставил нас дать клятву, что мы не будем мстить его альфе Виною же смерти вашего тхиенского отца стал ваш братзмея, пригретая на груди и обласканная, все равно змея. Мы можем понять ваши чувства и вам не нужно говорить, чтобы мы осязали вашу боль.
В дверь постучали и Бастиль, забрав письмо из ящика, вышел в предпокои. Хаук до боли сжал кулаки, впиваясь в ладони ногтями. Слова Бастиля разбередили душу. Их судьбы были во многом близки, их тела желали друг друга, их души стремились одна к другой. Но ничего из этого не искупало тот факт, что Хауктхиенец, а Бастильиосмерийский король.
***
На следующий день Эдит вывела его на полигон.
И Хаук ощутил себя некомфортно в огромном скоплении народа. Около трети альф были ему знакомы в лицо или шапочно, но никто из них не был ему другом. Даже Жуль, казавшийся таким открытым и светлым, вызывал отвращение. Любой, кто посягнул бы на его омегу, попадал в статус врага.
Ночь Хаук провел на подушках, а король с Ансельмом спали в кровати, не изменяя привычке. Бастиль хоть и не обращал на своего карманного альфу особого внимания, все равно давал касаться себя и шептать ласковый бред, который из фаворита лился рекой. И Хаук понял, что их близость была воспринята Бастилем, как исключение из правила. А, возможно, для него и не требовала и вовсе повторения, чего не мог сказать Хаук о себе.
Желание быть с ним едва ли можно было удовлетворить одной ночью.
Хаук боролся с собой каждую секунду, учитывая, что теперь его пристегивали лишь перед сном, все остальное время он мог пользоваться относительной свободой передвижений в рамках покоев короля. После визита Рене Бастиль снова сел работать, срочное совещание Совета скорее всего полностью посвящалось выстраиванию новой политики по отношению к Тхиену и разгорающемуся конфликту интересов на приграничной территории. Разговор, который Хаук слышал здесь в спальне, был лишь далеким отголоском обсуждаемых тем.
Король несколько часов почти не отрывался от бумаг и карт, делая какие-то заметки, которые затем уплыли в неприкосновенный красный ящик. И Хаук мог бы поклясться, что содержимое этого ящика стоило бы жизни немалому количеству людей в случае пропажи. Ну, а ближе к вечеру, когда слуги сменили первую порцию оплывших свечей, Бастиль немного размялся, сменил одеяние на парадный костюм и мантию, и ушел на какой-то прием в сопровождении Ансельма. Хаука не взяли из-за последних новостей из Тхиена, ему милосердно давали время прийти в себя. Поэтому онвпервые за многое время в полнейшем одиночестведостал второй свиток и погрузился на весь вечер в изучение дневников принца Валентина.
Раньше одна мысль о принце Валентине приносила боль, но теперь, когда обоих отцов не стало Хаук уже не циклился на этом так сильно. Ему хотелось понять, что зашифровал в своих рисунках его иосмерийский родитель. Когда Хаук был совсем маленьким, принц любил играть с ним в загадки. Знал их великое множество и делился ими с сыном, искренне радуясь, когда тот мог угадать без подсказок.
Арнбранд! послышалось откуда-то сбоку, и Хаук заметил летящий в него деревянный меч. Это был Оливье.
Хаук подхватил игрушечное оружие, а затем отсалютовал.
Оливье напал, так словно какое-то злое проклятье в него вселилось. Их знакомство начиналось со спарринга, но тогда Оливье вряд ли догадывался, что в дальнейшем оно будет стоить ему любимого омеги. Оливье хорошо дрался, умело, точно, яростно, но все равно недостаточно ловко. Не хватало реальной практики с настоящим противником, которого не встретишь на полигоне.
Хаук получал уже давно забытое наслаждение от схватки. Раньше ему нравилось тренироваться с Оливье, да и сам Оливье нравился до поры до времени. Общение с ним и даже легкое покровительственное отношение.
Альфу было искренне жаль. Поэтому Хаук длил мгновение до последнего, растягивая по секунде. Рядом с ними собралась толпа зевак, в числе которых был Жуль, настороженно наблюдавший за картиной.
Довольны своей жизнью, Арнбранд? спросил Оливье, когда их мечи схлестнулись и они сошлись так близко, что и топор не проскочит.
А это имеет значение?
Оливье вульгарно фыркнул, но поединок уже подходил к концу и Хаук выбил у него меч. Тот свалился в пыль прямо в ноги небольшой толпы, которая собралась вокруг них.
И снова вы победили, Арнбранд! припечатал он.
Оливье
Оливье поклонился, а затем развернулся на пятках и ушел в противоположном направлении. Ну хотя бы с кулаками не полез, как Антуан.
Эдит подошла к нему сзади, положила руку на плечо и легонько сжала. Хаук и без слов понял, что она на его стороне. Суровая и даже жестокая Эдитвстала на его сторону!
Жуль сам приблизился к Хауку и привлек его внимание.
У Оливье сейчас не лучший период в жизни. Как вы понимаете
Хаук холодно взглянул ему в глаза.
Я был о вас лучшего мнения, Жуль.
А я не думал, что мой омега будет сходить по вам с ума?! Разве это справедливо? на удивление жестко ответил он. Король хотя бы был ласков.
Разве Валентин обижал?
Жуль покачал головой.
Валентин вообще не касается меня, так словно я не существую. Он был готов подложить меня под короля, лишь бы поговорить с вами. Да и знали бы как обрадовался возможности сбагрить своего фаворита кому-то! Более отвергнутым я никогда в своей жизни себя не ощущал.
Так порвите с ним и найдите себе другого, Хаук не особенно сочувствовал. Жуль был желаем многими омегами. Тот же Венсан Оверьон будет искренне счастлив заиметь вас в своей постели! Или вам нужен лишь король? На меньшее ни вы, ни Оберон не согласитесь?
Жуль поджал губы.
А если и так? Чем я хуже Ансельма?
Король вас не хочет.
А может, это вы не хотите, чтобы он меня позвал?
Король не подчиняется мне.
Но он вас желает. Едва не вырвал сердце Валентина из груди, наслаждаясь своей властью, а вы позволили. Смотрели только на него, и кто вы после этого?..
Жуль, это взрослые игры, и вы в них ничего не поймете, с горечью ответил Хаук.