Поздравляю, профессор.
Но я хотел вам заметить, что неудачи на Найтли опять крякнул и разделил надвое свою бороду, амурном, так сказать, поприще
Чего?! Саммерс выпрямил спину. Каком еще поприще! Профессор, вы перебрали.
Я трезв! возмутился ученый. Как стекло! Как горный хрусталь! Как алмаз самой чистой воды!
В доказательство он сплел две половины своей бороды вместе.
Маллоу засмеялся.
Идемте, мистер Найтли. По-моему, вы хотите спать.
Глава 3, в которой меланхолию Д.Э. Саммерса развеяли неожиданным способом
М.Р. Маллоу был пьян и весел. Он продал рукопись, которую, между нами, продать не надеялся. Не надеялся, когда написал Шерри Мэзону:
«Что бы вы сказали об истории про пятнадцатилетнего юношу, сына гробовщика, который начитался приключенческих романов и отправился из дому, чтобы найти дело по душе? У него, видите ли, от унылой жизни и за трудом, располагающим к мыслям о вечном, родилась формула: для счастья нужно дело, которое любишь, верный друг и деньги. И вот он решил найти такое дело».
Не надеялся, когда, вернувшись из Египта, прочел сухое письмо, в котором, тем не менее, выражали согласие взглянуть на рукопись. Ни на что он не надеялся. Он послал телеграмму, что закончит роман за десять дней, чуть не умер от нервов, и теперь имел полное право чувствовать себя счастливым.
Настроение Д.Э. Саммерса тоже слегка улучшилось. Так что к моменту, когда профессор Найтли ушел спать, а мисс Дэрроу унесла опустевшие бутылки, чтобы вымыть и разлить в них свою лечебную настойку, двое джентльменов развеселились.
Маллоу играл на пианино. Он давно не садился за инструмент и получалось так себе. Но все равно он играл и играл.
Кекуок. Тустеп. Рэгтайм.
Как вдруг заметил, что компаньонДжейк устроился рядом, щурится, словно неудачно откусил заусенец.
Дюк как ни в чем ни бывало сменил мелодию.
Ну? спросил он.
Д.Э. покачал головой.
А это?
Но ни «Везунчики», ни «Деревенский клуб», ни «Затейник», ни даже «Кленовый лист» любимая мелодия Джейка, не годились.
Не то! Джейк с досадой пощелкал пальцами. Все не то!
Дюк бросил играть.
«Магнето»? не без иронии спросил он.
Нет. Не надо.
Воцарилось молчание. Д.Э. Саммерс прошелся по комнате.
Посмотрел в окно. Остановился у часов, к которым не так давно часовщик повесил заново гири. Ему опять захотелось выдрать гири к чертям, только какой в этом толк?
Он вернулся к пианино и стал перебирать ноты на крышке. Нашел несколько новых песенок, которые раньше не видел. «Ревю «Музыкальной Шкатулки» Ирвинга Берлинав новом сезоне оно называлось «Монмартр». «Букет красоток» Эдди Кантора из мюзикла «Делай это живо!». «Блюз синего котенка»
Как вдруг взгляд бывшего коммерсанта уперся в «Ланцет», лежавший среди ярких обложек. «2 декабря 1924 года».
Прошлогодний рождественский номер.
Что это?
Чарльстон сбился, сфальшивил и затих. Саммерс смотрел на компаньона.
А что сразу я! заморгал М.Р. Маллоу. Она позвонила. Не мог же я сказать, нет, мол, не приезжайте, видеть вас не хочу.
Что-что она сделала? Джейк даже рассмеялся. Позвонила? Тебе? Сама?
Ну да. Сама. Мне, Маллоу развел руками. Что ты смотришь, я сам от неожиданности обалдел. Я даже не сразу понял, на что она намекает.
Да что ты.
Ну, честное слово. Клянусь.
Ах, вот оно, как, Саммерс прошел к столу и сел в кресло. Ладно. Хорошо.
А что?
Да нет, ничего. Раз сама
Повисла тишина. Маллоу выбрался из-за пианино. Постоял, не зная, куда девать руки. Потом подошел к компаньону.
Между нами, вполголоса сказал он.
Д.Э. усмехнулся и от этой усмешки Дюк скис. Но все-таки придал себе бодрый вид и, заикаясь и путаясь, принялся объяснять.
С его слов выходило, что тогда, год назад, в канун Рождества доктор Бэнкс неожиданно позвонила в «Мигли», намекнула, что скучает, и что была бы не против, если бы М.Р. Маллоу составил ей компанию. Или, вернее, пожелала сама составить компанию М.Р. Маллоу. Ну, в общем, она приехала. При этом выглядела доктор потрясающе, на ней было надето что-то такое новое, выгодно подчеркивающее все, что можно выгодно подчеркнуть, с голой спиной и стеклянными штучками. Маллоу еще тогда обратил внимание, что вещь эта, если только она не досталась докторше на какой-нибудь невероятной распродаже, влетела ей в копеечку так, что теперь до осени придется жить впроголодь. Поведение доктора тоже было каким-то не то, чтобы странным, но ну не таким, как всегда. Она, как бы сказать, была веселачуточку слишком. На удивление М.Р. (высказанное, конечно, в положенном выражении удовольствия) доктор Бэнкс рассмеялась и заявила, что это было внезапное решение. На комплимент тоже отозвалась с охотой, а дальше, тут Дюк опять замялся, ну, в общем, дальше вежливость требовала или, вернее, ситуация располагала короче говоря, некто М.Р. Маллоу увлекся и разговор приобрел игривый получился разговор.
Какой разговор? поинтересовался Д.Э. Саммерс.
Тон его был тем самым задушевным тоном, который обыкновенно вызывал у собеседника желание немедленно убежать и запереться в уборной.
Он прикурил. Маллоу прошелся по комнате. Остановился у камина. Помялся.
Она спросила, не слишком ли вызывающе выглядит. Я сказал: «Думаю, это гораздо больше вы, чем раньше». Она спросила, что я имею в виду. Я сказал: «Высмелая. Выдерзкая. Выкокетливая. И, конечно, совсем не такая строгая, какой привыкли притворяться. И»
И? прищурился Джейк.
И, пожалуй, смешная.
Д.Э. Саммерс молча выпустил дым.
Я даже знаю, что она тебе ответила. «Что же вас так насмешило, позвольте спросить?»
М.Р. заморгал, улыбнулся и кивнул.
На это ты квакнул ей, Джейк пододвинул пепельницу ближе, «Ох, сказал бы я, да боюсь». И плюнь мне в глаз, если она не ответила: «Да? Очень хорошо, бойтесь». Ты, пошлая рожа, конечно, рассыпался: «Благоговейно трепещу». Потом подмазал: «Как вы красивы». Потом: «Вы не представляете, как действуете на мужчин», а потом
М.Р. Маллоу только руками развел.
Чтоб мне лопнуть, она выглядела на все сто.
А потом? потребовал Джейк. Что было потом?
Маллоу прикусил губу.
Ну, и она спросила: «А как я на них действую?»
И ты, верблюд, ответил, «страшно», так?
Маллоу молча кивнул.
Что же, Джейк глубоко затянулся, что же она?
Она, Дюк совершил отступательный маневр в сторону лестницы, она постой, что же было? А! Она мне: «Никогда в этом не сомневалась».
И тут ты этак поправился: «Я хотел сказать, ужасно!» Она тебе: «Это мне тоже известно». Ты ей: «Обольщаете, сами того не замечая». Потом наверняка прибавил, что было преступлением скрывать такую красоту да?
Ну, да, хлопая своими девчачьими ресницами, признался Дюк. То есть, нет.
Нет?
Нет! Наоборот было. Я сказал наоборот: сначала «ужасно«, потом «страшно».
Улыбка Джейка сделалась, как у опереточного Мефистофеля.
И-и-и что же она?
Маллоу еще подвинулся к лестнице.
Она сказала она ну
Говорите, сэр, говорите! поторопил Джейк.
«Ничего, я наверстаю упущенное».
Ах! Д.Э. хлопнул в ладоши и расхохотался так, что прибежала мисс Дэрроу.
Черт, Дюк сконфузился, я тоже сказал тогда: «ах!»
И она? Д.Э. сделал пригласительный жест компаньону.
Она? забуксовал тот.
Да. Она. Слово в слово. Все, что она сказала.
Она сказала она сказала бормотал, отступая, Дюк. Она сказала: «Да-да. Теперь я намерена разбивать сердца направо и налево!»
Очень мило, Джейк опять прикурил, откинулся на спинку кресла, сложил ногу на ногу, рассматривая лампу на потолке, и повторил. Очень мило Ну, потом что? Что было, я тебя спрашиваю?
Маллоу взглянул компаньону в лицои бросился вверх по ступенькам.
Глава 4, в которой доброе утро тоже довольно странно
Саммерс нашарил на туалетном столе часы: они показывали пять утра. Он отвернулся к стене, удивляясь, что это разбудило его в такую рань, и вдруг сообразил, что у кровати стоит доктор Бэнкс со своим саквояжем.