Когда посланец, выставленный вон, ушёл, было ясно, что он вернётся. Но вернётся уже не для того, чтобы кого-то приглашать. Это казалось очевидным, ведь янычары, сторожившие дом, не позволили запереть двери. Янычары не хотели добавлять себе работуне хотели менее чем через час эти двери ломать.
Марии и всей семье было тяжело сидеть и ждать своей участи в доме с распахнутыми настежь дверями. Невозможность закрыться напоминала, что перед ордой дикарей, захвативших Город, семья беспомощна. Но Мария вспомнила слова из Священного Писания и повторила их:
Не бойтесь убивающих тело, но не способных убить душу.
Лука, услышав это, внимательно посмотрел на жену. Она думала, что он сейчас скажет: «Что же ты наделала? Зачем заставила меня так поступить с посланцем? Я же наверняка подписал себе смертный приговор. Или даже всем нам». Но вместо этого муж подошёл, обнял её и сказал:
Благодарю тебя, Мария. Ты не дала мне совершить поступок, о котором я бы жалел до конца своих дней. Наш сын ценнее Города. И даже если бы я стал управителем, мне не было бы покоя.
Ты не стал бы управителем, Лука, ответила Мария, сама не понимая, откуда у неё такая уверенность. Великий Турок обманул бы тебя, как сатана обманывает людей. Он уже обманул нас однажды: обещал вернуть нам Михаила, а вернул нам его труп. И с Городом было бы то же самое.
Вскоре после этого вернулся турецкий посланец. Он приказал янычарам взять Луку, Леонтия и Якова, чтобы вести к Великому Турку. Посланец сказал, что Мария не пойдёт с ними, на пир её не пустят, но она поначалу хотела сопровождать мужа и сыновей так долго, как позволят.
Я буду идти за вами на расстоянии, предложила она, но Лука возразил:
Останься в доме. Три дня разбоя и грабежей ещё не кончились. Что ты будешь делать, когда останешься одна на тёмной улице? Мне и нашим сыновьям и так тяжело. Не заставляй нас беспокоиться ещё и за тебя.
Мария послушалась. Муж и сыновья попрощались с ней как в последний раз, но она всё равно решила, что останется их ждать. Заперла двери, раз теперь это не запрещалось, и в ожидании уселась возле дверей на каменную скамью. Находиться в комнате Михаила и смотреть на него, как Мария ещё недавно хотела, не было сил. Это казалось слишком тяжело: смотреть на мёртвое тело и думать о том, что скоро таких тел станет больше.
За этими мыслями было не заметно, как летит время. Наступило утро. Чайки, которые часто садились на крышу дома, проснулись и закричали. Во внутреннем дворе верхний край стен осветило яркое солнце.
Именно в это время к Марии подошла одна из служанок и сказала:
Госпожа, турки ушли.
Мария не поняла:
Что? Какие именно турки? Куда ушли?
Посмотрите сами, ответила служанка. Я видела это из окна. Турки, которые до сих пор охраняли наш дом, покинули свой пост. Но куда они ушли, я не знаю.
Мария сняла с дверей засов и выглянула на улицу. Янычар не было ни возле дверей, ни где-либо ещё. Она вышла за порог и огляделась. В западном конце улицы ещё виднелись янычары, удаляющиеся строем. Возвращаться они явно не собирались. Но что же это означало? Два дня назад Великий Турок поставил охрану возле дома, потому что хотел, чтобы никто не трогал Луку и его семью. А теперь Великому Турку уже не было дела до тех, кто находится в доме?
Мария больше не могла оставаться в неведении. Она должна была узнать, что случилось. И раз Лука сказал, что их повели на Большой ипподром, следовало отправиться туда, а затемесли понадобится, то и в турецкий лагерь.
Марии уже не было страшно за себя, поэтому она удивилась, когда слуги, ещё недавно помогавшие искать её сына Михаила, отказались помочь.
Я хочу, чтобы вы сопровождали меня, сказала она, уверенная, что отказа не будет. Сначалана Большой ипподром, а затембудет видно.
Челядинцы, стоявшие перед ней во дворе, замялись:
Простите, госпожа, но мы не можем.
Боитесь? спросила Мария.
Да, ответили ей.
Но ведь вы ещё два дня назад вместе с турками искали моего среднего сына и не боялись.
Тогда мы были под защитой Великого Турка, а теперь нет. Теперь всё иначе, ответил один из слуг. Ещё не истекли три дня, когда турецким воинам можно грабить Город и захватывать пленных. Если мы выйдем из дома, то никуда не доберёмся. Нас возьмут в плен и продадут в рабство. Да и с вами поступят так же, госпожа. Лучше отложить наше дело на завтра. Завтра как раз истекут три дня.
Нет, я отправлюсь сегодня, ответила Мария и, видя, что челядинцы смотрят на неё с опаской, добавила:Если вы не хотите, я не стану вас принуждать и проклинать за отказ не буду.
Ей было неприятно, что теперь придётся обращаться за помощью к Тодорису, но выбора не осталось, и она отправилась в его комнату.
Как и следовало ожидать, зять находился в комнате не один. Дверь была приоткрыта, и, значит, всякий мог зайти, не опасаясь помешать, но когда Мария зашла, то её охватило острое чувство непристойности происходящего.
Тодорис сидел за столом и ел, а рядом за тем же столом сидела Эва и, подперев подбородок рукой, смотрела на Тодориса. Вернеелюбовалась. Лицо служанки было до неприличия счастливым. Не оставалось никаких сомнений, что минувшую ночь она провела в этой же комнате. Когда Лука, Леонтий и Яков попрощались с Марией как в последний раз, а затем были уведены турецкой стражей, Тодорис и Эва уединились здесь и явно не горевали.
Как они могли?! Наверное, то же самое они делали и в предыдущую ночь, но тогда ещё не было известно о смерти Михаила, а Луку, Леонтия и Якова никуда не увели.
«Бесстыдство. Это просто бесстыдство», мелькнула мысль, а тем временем Тодорис заметил гостью и поспешно поднялся:
Доброе утро, госпожа Мария. Он смутился. Но я вижу, что оно не доброе. От господина Луки и ваших сыновей есть какие-нибудь вести?
Нет, но я хочу эти вести добыть, ответила Мария, делая вид, что не замечает Эву, тоже поднявшуюся из-за стола.
Каким образом добыть? спросил зять.
Для начала поедем на Большой ипподром, куда вчера увели моего мужа и сыновей.
Мы не сможем даже выйти на улицу, последовал ответ. Дом всё ещё охраняют янычары.
Уже не охраняют. Ушли только что, сказала Мария и, видя на лице зятя удивление, продолжала:Мы с тобой поедем сначала на Большой ипподром, а затем, если ничего там не узнаем, отправимся к Великому Турку, где бы он ни был. Если Турок не захочет говорить со мной и сказать мне, что случилось, то он просто трус.
Тодорис тяжело вздохнул:
Госпожа Мария, мы всё равно не можем никуда ехать.
Почему? спросила та. Нас могут схватить по дороге?
Именно так, госпожа Мария, успокаивающим тоном произнёс зять. Ещё не истекли три дня, отведённые Великим Турком на разграбление Города. Они истекут завтра. Я и сам хотел бы отправиться на поиски моего отца и братьев, но
Так поехали со мной, и ты всё узнаешь. Мария даже схватила зятя за руку, чтобы вести на конюшню, но не смогла сдвинуть с места. Он стоял, как будто прирос к полу.
Сейчас это совершенно бессмысленно. Нас схватят.
Мария в досаде отпустила руку Тодориса и вдруг поймала на себе взгляд Эвы. В этом взгляде была нескрываемая жалость. Не сострадание, а именно жалость. Когда жалеют, смотрят свысока, и сейчас служанка именно так смотрела на госпожу. Это выглядело оскорбительно.
Госпожа Мария, прошу: успокойтесь, меж тем говорил Тодорис. Мы поедем завтра, как только рассветёт. Обещаю. А сейчас позвольте мне отвести вас в вашу комнату. Вам надо отдохнуть. Вы, наверное, не спали ночь.
В голосе зятя тоже было что-то странное. Он разговаривал со своей тёщей без почтения, а скорее так, как говорят с маленьким ребёнком, которому невозможно ничего объяснитьтолько уговорить. Мария почувствовала, что совершенно одна в своём горе. Никто ей не поможет. А если будет слишком настаивать на помощи, то даже помешают.
Считаете меня безумной, да? резко спросила она.
Тодорис и Эва молчали, но было видно, что они именно такого мнения и надеются на то, что помешательство временное.
Мария зло рассмеялась:
Значит, мне можно показаться на улице. Это вам нельзя, а мне можно, потому что все, кого я встречу, тоже сочтут меня безумной и не тронут. Кому нужна безумная пленница?